В конце 5-го года своего существования Московский старообрядческий институт оказался в очень тяжелой ситуации. События февраля 1917 г. внесли существенные коррективы в положение учебного заведения. Обстановка в стране не позволяла продолжать деятельность института в прежнем режиме. 26 февраля на заседании педагогического совета обсуждался вопрос о времени прекращения учебных занятий. Совет признал желательным доведение учебного года до 15 мая. В случае же невозможности этого, педагоги просили Попечительский Совет задержать до середины мая один 4 класс[2].
Но народные волнения привели к закрытию всех учебных заведений в Москве. Воспитанники института также были освобождены от занятий. Они не учились всю вторую неделю Великого поста. Затем Совет принял решение окончить учебный год 23 марта и распустить студентов, кроме окончивших 4 класс, которым предстояло сдавать экзамен на звание учителя[3].
Кроме преждевременного роспуска студентов, весна 1917 г. ознаменовалась окончательным финансовым кризисом института. Серьезный процентный капитал института, который на протяжении пяти лет увеличивался на 50 000 рублей ежегодно, резко обесценился. Получение процентов по нему, которое составляло большую часть бюджета, стало невозможным. Значительные ежегодные пожертвования, поступавшие до сих пор регулярно, прекратились, ибо «жертвователи сами нуждались в деньгах»[4]. В этой ситуации руководство института решило обратиться за поддержкой к Временному правительству.
Планы руководства института совпали с планами реформы системы российского образования, предложенной в 1916 г. прежним министром просвещения П.И. Игнатьевым. По этим планам должны были расшириться полномочия учебных заведений и учреждения с четырёхгодичным курсом обрести статус средних учебных заведений.
В июне 1917 г. директор Института К. Швецов обратился в Министерство народного просвещения с просьбой включить в планируемую систему и возглавляемое им учреждение. К. Швецов писал в своем обращении: «Первоначальной целью Института была подготовка священнослужителей и учителей. Однако жизнь показала нам невозможность такого совмещения. Поэтому руководители Института, по указаниям и пожеланиям Всероссийского съезда старообрядцев, бывшего в Москве, в мае текущего года, решили преобразовать Институт в учительскую семинарию правительственного типа с целью подготовки учителей для начальных школ в составе 4-х классов основных и 2-х классов первых подготовительных»[5].
Совет Рогожской общины поддержал это обращение. В ходатайстве перед министерством указывалось, что институт готов принять программу правительственных учительских семинарий нового типа, оставляя за собой право преподавания старообрядческого Закона Божия, истории старообрядчества и предметов, которые попечители считали полезными для будущих учителей и церковно-общественных деятелей. Среди «полезных» назывались, например, начатки кооперации, земледелия, счетоводства, законоведения и т.д.
В августе 1917 г. Министерство народного просвещения ответило о возможности финансирования. Совет МСОРК постановил преобразовать программу Старообрядческого института по образцу «[…] учительских семинарий нового правительственного типа с четырьмя основными классами и двумя приготовительными». Об этом постановлении было сообщено председателю Московского учебного округа[6]. За пять лет существования Института это было уже третье изменение учебного плана.
В этот раз у института появилась реальная возможность встроиться в государственную систему образования, стать средним учебным заведением и самостоятельно давать диплом народного учителя. В сентябре 1917 г. было опубликовано объявление об открытии 1917/1918 учебного года. Институт открывался как «новый тип семинарий — среднее учебное заведение, дающее учительское звание и доступ в высшие учебные заведения»[7]. В первый класс принимались без экзамена окончившие двухклассные училища, во второй — высшие начальные училища[8]. Занятия начинались с 9 октября.
Планы Попечительского совета по реорганизации Старообрядческого института в учительскую семинарию серьезно смутили старообрядческую общественность. Стало распространяться мнение о том, что теперь институт уже не будет старообрядческим. Руководство института попыталось разъяснить свои планы на страницах периодической печати: «Московский старообрядческий институт на первом плане ставит свою именно старообрядческую программу, уделяя старообрядческим предметам наибольшее внимание. Таким образом, институт, применяя свою программу к типу учительских семинарий по новой правительственной программе, в предметах старообрядческих остается все тем же старообрядческим. Несмотря на применение новой программы, институт может удержать даже самое свое название — московского старообрядческого института»[9]. Несмотря на это, кредит доверия к институту неуклонно таял. Руководство могло экспериментировать, подстраиваться под меняющуюся ситуацию, но студенты, для которых обучение не могло быть экспериментом, совершенно разочаровались в перспективах этого учебного заведения.
С другой стороны, иного выхода руководство института не видело. Единственной задачей в этой ситуации было сохранение учебного заведения. Вот как видел это К. Швецов: «По первоначальному плану строились слишком общие задачи: готовить и учителей для начальных старообрядческих школ, и священников, и, наконец, церковно-общественных деятелей в широком смысле и значении. Сообразно с такими заданиями не могло быть строго определенной программы, плана преподавания, исчезала цельность и стройность в построении и программы, и плана. Получалась очень громоздкая программа […]. Работа и жизнь показали нам другое […]. Когда мы попробовали сделать наш институт учительским, то нам надо было так основательно менять программу, что педагогические предметы вытесняли богословские и общественные науки. Если бы мы для получения официальных учительских прав принимали программу Учительских институтов, вставало бы другое сомнение: Учительские институты готовят учителей в высшие училища, которых в старообрядчестве еще нет. Труд учителя высшей начальной школы оплачивается значительно лучше, нежели просто труд начального учителя. И старообрядчество, имея Учительский институт, осталось бы без учителей начальных училищ. У Учительского института был тот плюс, что он давал доступ в высшую школу. Надо было отыскать такой тип школы, который давал бы среднее образование и учительскую подготовку»[10]. Иными словами, у руководства не было четкого видения целей.
Курс 1917/1918 уч. г. закончился, едва начавшись. Октябрьский переворот внес существенные коррективы в деятельность института. Вот как об этом сообщалось на страницах журнала: «Тяжелая братоубийственная бойня на улицах столицы создала среди учеников паническое настроение и мешала ходу нормальной школьной жизни в Институте. Начался массовый отъезд учащихся из-за опасения железнодорожной забастовки. Ухудшение работы транспорта, затруднения в продовольствии и отсутствие средств вынудило воспитательный совет Института распустить учеников на каникулы преждевременно — 14 ноября 1917 г.»[11]. Но педагогический совет планировал продолжить занятия весной 1918 г. В случае же невозможности возобновления деятельности предполагалось открыть осенью 1918 г. хотя бы образовательные курсы. Педагогический коллектив считал необходимым дать студентам возможность подготовиться и сдать экзамен на звание учителя. Журнал «Голос Церкви» даже опубликовал объявление об открытии курсов[12]. Но этому было не суждено осуществиться.
Следует отметить, что после отъезда учеников осенью 1917 г. деятельность Института не прекратилась. Ученики были распущены, но педагогический коллектив сохранялся. 10 преподавателей во главе с директором К. Швецовым ходили на работу, вели переписку и поддерживали связь с уехавшими студентами[13]. И.М. Кузнецов пожертвовал еще 7000 рублей, и в июле 1918 г. педагогам заплатили жалование за год работы[14].
Однако ситуация осложнялась, и у Общины уже не было средств даже для того, чтобы оплатить коммунальные расходы по содержанию здания института. Как писал в своих письмах один из преподавателей института И.А. Кириллов, «купцы-староверы нас бросили совсем!»[15]. Попечительский совет при институте в июле 1918 г. вынужден был принять решение «[…] сдать помещение Института или часть его Московскому областному продовольственному комитету под склад для овощей в виду выяснившегося положения о невозможности в текущем году собрать учеников Института»[16].
Вместе с тем это решение еще нельзя считать окончательным закрытием. На протяжении всего 1918 г. Попечительский совет (в котором остались только Н.М. Кузнецов, Н.Н. Трегубов и Ф.Ф. Пугачев) не оставлял надежды найти новый формат существования Старообрядческого института при Советской власти. В феврале 1918 г. последовал известный Декрет СНК об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. СНК поначалу не считал, что этот декрет касался старообрядцев, как конфессии, не имевшей связи с монархией.
В первых числах августа 1918 г. в Комиссариате по народному просвещению состоялся ряд заседаний с представителями Совещания всех старообрядческих согласий. На этих заседаниях был выработан уникальный пояснительный текст к Декрету об отделении школы от Церкви: «Вследствие особого положения старообрядчества и принимая во внимание, что духовное не отделено от начала светского, особенно в деле просвещения старообрядческого молодого поколения, Сов. Нар. Комиссаров в отношении организации дела народного просвещения в старообрядчестве постановил: сохраняя за старообрядчеством в деле просвещения право проведения духовного начала, государственная власть устанавливает свой контроль лишь над осуществлением самоуправляющимися старообрядческими учебными заведениями программы, установленной Нар. Комиссариатом по Просвещению по общеобразовательным предметам»[17]. Учитывая отношение советской власти к религии, это был странный проект.
Однако 30 августа произошло покушение на В.И. Ленина, после которого начался «красный террор», и отношения старообрядцев с советской властью обострились. Заготовленный проект не был принят, Комиссариат потребовал удаления из программы религиозных предметов — Закона Божия и катехизиса.
Руководство Института оказалось перед трудным выбором: «С одной стороны, крайне желательно поддержать насколько возможно с трудом налаженную организацию педагогического состава и связь с учениками, а с другой — совершенно неприемлемые требования советской власти к Институту, как старообрядческому учреждению. Таким образом, перед работниками Института лежат 2 пути: или отстаивать Институт как конфессиональное учреждение, устранив из него все общеобразовательные предметы, или же просить Попечительский Совет официально объявить Институт на 1918/19 г. закрытым, как это уже и сделано по отношению к начальной школе при Рогожском кладбище»[18].
Педагогический Совет 21 сентября 1918 г. провел заседание во главе с К. Швецовым под надзором представителя местного отдела народного образования[19]. Педагоги решили принять условия Комиссариата образования — перевести Институт в ведение Комиссариата по народному образованию и переформатировать его в учительскую семинарию в соответствии с «Положением об учительских семинариях», принятым Всероссийским Совещанием деятелей по подготовке преподавателей 18–25 авг. 1918 г. Институт был переименован в I Московскую учительскую семинарию[20]. Из учебной программы следовало удалить Закон Божий, катехизис, историю Церкви. При этом Совет смог убедить представителя отдела народного образования позволить оставить некоторые старообрядческие предметы: общественные экономические условия жизни в старообрядчестве, историю старообрядчества, народное образование в старообрядчестве, историю старообрядческой литературы. В этой ситуации педагогам все еще казалось, что они смогут сохранить институт. Кроме этого, предполагалось возобновить при институте начальную практическую школу, которая теперь должна была называться начальной образцовой школой. Как писал позже И.А. Кириллов: «Наш старообрядческий московский институт (среднее учебное заведение) у нас советской властью превращен в педагогическую семинарию и взят на казенное иждивение. Мы, чтобы совсем не разбивать наш тесный кружок, решились покривить душой и остались на прежних местах».[21]
Были избраны преподаватели и распределены предметы: «Никитин Н.А. — педагогика, родной язык и литература, методика родного языка и детского чтения; Швецов К.Н. — естествоведение, методика естествоведения, гигиена, общественные экономические условия жизни в старообрядчестве; Кириллов И.А. — общественно-экономическая наука, история старообрядчества; Богдановский М.А. — математика, физика, методика математики; Раввинов Н.Н. — география; Богатенков Я.А. — пение, методика пения; Хотулев А.П. — графическое искусство; Зайцев А.В. — народное образование; Власов П.И — история старообрядческой литературы; Юницкий П.Е. — ручной труд; Нудный З.Т. — гимнастики»[22].
На этом же заседании по требованию Комиссариата были произведены новые организационные изменения в советском духе — были созданы педагогический совет, родительский комитет, комитет учащихся, исполнительная коллегия, хозяйственная коллегия, педагоги подали заявления на вступление в профессиональный Союз учителей (представитель Союза не явился на это заседание). Была составлена смета на октябрь–декабрь и предоставлена в Комиссариат для ее утверждения.
Однако эти решения предупредили другие события. По требованию учителей и родителей учеников начальной школы при МСОРК Рогожско-Симоновский Совет депутатов национализировал помещения начальной школы, а вместе с ней и всего института. Старообрядцы сами передали здание института в ведение Совдепа.
По этому факту 11 октября 1918 г. состоялось последнее заседание Попечительского Совета училищ МСОРК. На заседании присутствовали самые преданные труженики старообрядческого образования. Это прежние основные спонсоры — Н.М. Кузнецов, И.П. Трегубов и Ф.Ф. Пугачев, а также директор К.Н. Швецов, преподаватель А.В. Зайцев и две самоотверженные учительницы начальной школы — П.С. Титова и О.М. Федотова.
К. Швецов представил Совету свой итоговый доклад о Старообрядческом институте. Вот красноречивые цитаты из этого документа: «Объяснить безвыходное положение Института одними лишь условиями жизни последних шести месяцев и декретами Сов. власти значило бы лишь решить вопрос более чем поверхностно […]. Работая в Институте на продолжении ряда лет, сотрудники с горечью убеждались, что Институт не есть результат общестарообрядческого создания, а есть результат благой воли и щедрых жертв наиболее чутких и активных руководителей старообрядческой церковной общественной жизни […]. С первых лет существования Института, к сожалению, не было выработано твердо установившейся программы деятельности […]. Последний мыслился то как учреждение духовное, то с центром тяжести в общеобразовательной программе. Выжидательная и пассивная позиция со стороны большей части нашего духовенства также не способствовала уяснению и прочному установлению задач и целей Института»[23].
К. Швецов считал, что желательно сохранить сложившийся педагогический коллектив и связь со студентами, но при этом понимал, что невозможно принять требования Комиссариата. С учетом этой ситуации, директор института предложил попечительскому Совету институт закрыть.
В сложившихся обстоятельствах Совет уже не мог принять никакого другого решения. Помещения института уже были заняты районным Совдепом. Попечительский совет согласился с тем, что Старообрядческий институт должен быть закрыт[24]. В здании института Рогожско-Симоновский Совдеп открыл мужскую и женскую школу.
Таким образом, осенью 1918 г. закончилась история Московского старообрядческого института.
Московский старообрядческий институт стал важным результатом образовательной деятельности МСОРК. Институт, образованный в 1912 г., планировался как среднее учебное заведение для старообрядцев всей России. В качестве цели института определялось обеспечение педагогическими кадрами старообрядческих школ и повышение образовательного уровня священнослужителей. Институт функционировал за счет спонсорских пожертвований и оплаты обучения студентами. В нем обучалось более 100 человек.
Опыт создания
Старообрядческого института показал невостребованность учебного заведения,
изолированного от государственной системы образования. В связи с этим через три
года после начала работы института педагогический коллектив распался,
Министерство народного просвещения отказало в его признании как среднего
учебного заведения, прекратилось финансирование, в институт перестали поступать
студенты. В 1918 г. институт был закрыт.
[2] В институте: [Моск. старообряд.] // Слово Церкви. — 1917. — №10. — С. 192.
[3] В институте: [Моск. старообряд.] // Слово Церкви. — 1917. — №12. — С. 219.
[4] Швецов К. Московский старообрядческий институт. — С. 243–245.
[5] РГИА. Ф. 733. Оп. 184. Д. 166. Л. 3.
[6] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6. Л. 3.
[7] Московский старообрядческий институт // Слово Церкви. — 1917. — № 39. — С. 661; № 42. — С. 701.
[8] Прием в 1 класс старообрядческого института // Слово Церкви. — 1917. — № 27. — С. 500.
[9] Из жизни московского старообрядческого института // Слово Церкви. — 1917. — №№ 45. — С. 755.
[10] Швецов К. Московский старообрядческий институт. — С. 243–245.
[11] Положение Старообрядческого института // Голос Церкви. — 1918. — № 2. — С. 110.
[12] Курсы для подготовки учителей // Голос Церкви. — 1918. — № 6. — С. 315.
[13] ОР РГБ. Ф. 246. К. 166. Ед. хр. 14. Л. 1, 14.
[14] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6. Л. 4.
[15] Кириллов И.А. Благодарю Бога, что привел мне родиться в старообрядческой семье. — С. 192.
[16] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6. Л. 4.
[17] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6. Л. 3.
[18] Там же.
[19] Там же. Л. 6.
[20] Кириллов И.А. Благодарю Бога, что привел мне родиться в старообрядческой семье. — С. 192.
[21] Там же. — С. 191.
[22] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6.
[23] ОР РГБ. Ф. 246. К. 160. Ед. хр. 6. Л. 3–5
[24] ОР РГБ. Ф. 246. К. 159. Ед. хр. 5. Л. 10.
