Законодательство 1800–1917 гг. в отношении старообрядцев носило отражение той позиции официальных органов, которая была определяющей в тот или иной исторический период. Оно было слабо разработанным и противоречивым. Правовая система носила ограничительно-запретительный и карающий характер, так как старообрядчество государственными органами официально не признавалось. Все это приводило к самопроизвольному толкованию законов на местах.
Общую характеристику государственной политики следует рассматривать с точки зрения истории взаимоотношений государства и старообрядчества и того уровня, на котором эти взаимоотношения находились на каждом этапе исторического развития. Весь этот период можно разбить на этапы:1800–1825 гг., 1825 г. – середина 60-х гг. XIX в., середина 60-х гг. XIX в. – 1883 гг., 1883–1905 гг., 1905–1917 гг.
На первом этапе, который вытекал из предыдущего, уходящего во вторую половину XVIII в., были прекращены преследования старообрядцев, им были предоставлены некоторые гражданские права и свободы в отправлении богослужения. Но однозначно терпимой правительственную политику назвать нельзя, противоречивость ее сохранилась.
Второй этап совпадает с царствованием Николая I. В 1826 г. последовал ряд указов, отменяющих свободы, дарованные старообрядцам Екатериной II. Конец царствования был отмечен разгромом Выго-Лексинского общежительства, упразднением старообрядческих скитов, преследованиями приверженцев раскола. Преследования старообрядцев результатов не дали. К 1855 г. старообрядцы составляли 1/8 часть населения России, то есть около 12 млн. человек [6, с. 60].
Третий этап, с середины 60-х гг. XIX в. до 1883 г., был отмечен тем, что его основным содержанием стали поиски решения проблемы раскола. Процесс либерализации правительственной политики шел очень медленно, в официальных кругах и в обществе не было единого мнения по вопросу о том, как решать проблему, связанную с положением старообрядчества. В эти годы окончательно складываются государственные органы, занимающиеся проблемами раскола. В ходе эволюции этих органов государство стремилось подчинить своему влиянию и контролю старообрядческие общины. Это все реализовывалось через усиление бюрократической системы и создание громоздкого аппарата при отсутствии четкого разделения функций.
Четвертый этап начинается с нового закона, изданного 3 мая 1883 г., который разрешал открытое совершение богослужений для старообрядцев, а в некоторых случаях и открытие новых молелен. Однако этот закон в значительной мере остался на бумаге. Администрация на местах нередко допускала произвол и притеснения старообрядцев. В ходе открытой реакции 80-х гг. — середины 90-х гг. XIX в., одним из вдохновителей которой был обер-прокурор синода К.П. Победоносцев, произвол администрации в отношении старообрядцев усиливается. В 1900 г. правительство при содействии К.П. Победоносцева подготовило меры для ограничения деятельности старообрядческих священнослужителей. Новые преследования старообрядцев вылились в оппозиционность к государственному строю, что привело к их объединению и созыву — как тайно, так и явно — старообрядческих совещаний, собраний и съездов. Регулярно стал функционировать Совет всероссийских старообрядческих съездов, который имел полномочия от старообрядцев сноситься по их вопросам с правительственными, общественными и частными учреждениями и лицами. В декабре 1904 г. петиция, подписанная 49753 старообрядцами, была вручена председателю комитета министров С.Ю. Витте. Правительство вынуждено было отменить намеченные мероприятия.
Пятый этап охватывает 1905–1917 гг., когда в ходе начавшейся буржуазно-демократической революции правительство издает 17 апреля 1905 г. указ, согласно которому старообрядчество получало некоторые права: строить церкви и молельни, открывать общины и приходы. Официально отменено было обидное для старообрядцев название «раскольник». 17 октября 1905 г. был опубликован Манифест, в котором провозглашалась для всех граждан России гражданская и религиозная свобода. 17 октября 1906 г. был издан закон о старообрядческих общинах. Этот закон подтверждал право старообрядцев учреждать свои религиозные общины, открывать храмы, молитвенные дома и школы. Духовные наставники получали права священнослужителей. Однако правительство предоставляло много власти над старообрядцами администрации.
В 1909 г. появляются новые «Положения о старообрядческих общинах». Эти «Положения» рассматривались в Государственной Думе и Государственном совете. Окончательно они были приняты в урезанном виде в 1913 г. По новому закону старообрядцам предоставлялось свободное исповедование их веры. Для образования общины требовалось письменное заявление за подписью 50 человек, принадлежащих к одному и тому же старообрядческому вероучению или согласию. Общинам предоставлялось право избирать духовных лиц, сооружать, устраивать и ремонтировать храмы, молитвенные дома, часовни, колокольни, скиты, обители и кладбища, утверждать благотворительные и просветительные учреждения. Устанавливались правила внутреннего устройства общин. Официально разрешались старообрядческие съезды [4, с. 181–188].
Несмотря на притеснения правительства, принятие нового закона благоприятно отразилось на развитии старообрядчества. По данным Всероссийской переписи на 1 января 1912 г., в России насчитывалось 2206621 старообрядец, зарегистрированных общин — 1268, зарегистрированных настоятелей и наставников — 1196 человек, старообрядческих храмов — 630, молитвенных домов — 3161, скитов и обителей — 73, старообрядческих начальных школ — 99 [7, с. 72].
На протяжении XIХ − 1917 г. боровские старообрядцы составляли половину населения и активно принимали участие в административной, религиозной, социально-экономической и культурной жизни города.
Старообрядческое общество Боровского уезда состояло из мещанского и купеческого, а в сельской местности — крестьянского сословия.
На 1821 г. в Боровске и уезде проживало 2807 старообрядцев, из них в Боровске проживало 763 человека. Основную массу представляли старообрядцы-беспоповцы, проживавшие в уезде и Коряковском скиту − 1943 чел.
Численность старообрядцев в Боровске и уезде на 1821 г. [3. Л. 43, 143−173 об.]
|
м.п. |
ж.п. |
всего |
|
|
в Боровске поповцев |
348 |
415 |
763 |
|
в уезде (43) поповцев |
31 |
33 |
64 |
|
беспоповцев |
861 |
875 |
1736 |
|
при Коряковской |
24 |
38 |
62 |
|
малолетних беспоповцев |
68 |
77 |
145 |
|
малолетних поповцев |
18 |
19 |
37 |
|
итого в уезде |
1002 |
1042 |
2044 |
|
в Боровске и уезде |
1350 |
1457 |
2807 |
При рассмотрении списочного состава старообрядцев в городе проживало 150 старообрядческих семей, из которых 25 семей принадлежало к купеческому сословию, а 125 мещанскому. Здесь встречаются фамилии, которые известны по документам как в XVIII в., так и на протяжении всего XIX в. − начала ХХ вв.: Щукины, Капырины, Скрыпов, Санины, Пашутины, Голофтеевы, Хомутинниковы, Корнеевы, Ждановы, Глухарёвы, Слемзины, Томилины, Алёшины, Молчановы, Второвы, Подшиваловы, Шутовы. Представители этих родов и несли основную тяжесть по государственным налогам, развитию и благоустройству города.
При обозрении в 1891 г. епископом Калужским и Боровским Виталием церквей г. Боровска отмечалось:
«Несмотря на великое и славное прошлое города, его история покрывается мрачною чертою: жители Боровска не устояли на той высоте религиозного и гражданского духа, которым отличались их предки, изменили вере отец своих, отделились от св. прав. церкви и почти поголовно перешли в раскол. Из девятитысячного народонаселения города едва 1/9 часть принадлежит православию. Всё городское управление, управление общественным банком и самая торговля в руках раскольников (выделено мной. − В.О.), так что раскол в Боровске не только пустил глубокие корни, но представляет собою открытое и прочное гнездо» [5, с. 403].
В 1896 г. ему вторит учитель Калужской духовной семинарии М. Чельцов:
«В настоящее время Боровск по преимуществу город раскольнический, подобного ему нет в нашей епархии; мало таких и в других епархиях. В нем при общем количестве жителей 12–13 тысяч раскольников до 10–11 тысяч; православные, таким образом, составляют 1/5 часть всего населения. Поэтому нет ничего удивительного, что голова города, члены городской управы, и даже частию земской — раскольники. Общественная богадельня, школы и банк в руках раскольников (выделено мной. − В.О.). Нечего и говорить уже о том, что торговля и промышленность в Боровске тоже в руках раскола» [12, с. 554−555].
Епископ Виталий и М. Чельцов частично были правы. Официальным властям, как церковным, так и духовным, приходилось мириться с тем, что основная часть выборных во власть г. Боровска составляли старообрядцы [1].
В 1852 г. Градскую думу возглавлял 3-й гильдии купеческий сын Козьма Иванович Пастухов. При нем были гласными купец 3-й гильдии Александр Михайлович Питухин и купеческий сын Иван Григорьевич Молчанов. В 1854 г. бургомистром был купец Григорий Семенович Меренков. В 1861 г. бургомистры: купеческий сын Ефим Тимофеевич Глухарев, 3-й гильдии купец Сампсон Афанасьевич Алешин, а городским головой был 3-й гильдии купеческий сын Иван Анисимович Томилин. В 1862–1863 гг. городской головой был 3-й гильдии купец Алексей Козьмич Нечаев. С 1869–1871 городским головой был купец Абрам Миронович Санин. Далее городскими головами были Карп Кононович Глухарев (1873–1898), купец Василий Иванович Шокин (1899–1902 гг.), купец Иван Петрович Полежаев (1903–1906 гг.), мещанин Федот Васильевич Девятов (1907 г.), купец Пафнутий Егорович Капырин (1908–1916 гг.) и Павел Дементьевич Голофтеев (1917 г.).
В Городскую думу в 1873–1917 гг. входили представители боровских старообрядческих родов, такие как Большаковы, Волокитины, Голофтеевы, Глухаревы, Девятовы, Ждановы, Ёжиковы, Ирошниковы, Калашниковы, Капырины, Куркины, Меренковы, Пашутины, Полежаевы, Помухины, Провоторовы, Санины, Теняевы, Томилины, Шутовы, Шокины, Щербаковы.
Директорами банка и их товарищами во второй половине XIX – начале ХХ вв. тоже были старообрядцы [1]. В 1871 г. директором банка был купеческий сын Иван Иванович Санин; с 1873–1874 гг. директором был купец Яков Панфилович Санин, а товарищами его купцы Петр Михайлович Полежаев и Иван Трофимович Второв. В 1881 г. директором банка становится купец И.Т. Второв, а членами купец Федор Григорьевич Меренков и Макар Елисеевич Шестов.
С 1890 г. по 1898 гг. директором банка был купец Василий Иванович Шокин, с 1899 г. по 1910 гг. — купец Фед. Дементьевич Головтеев, с 1910 по 1914 гг. — Петр Яковлевич Санин. В 1915 г. директором банка короткое время был Василий Федотович Слемзин, который до этого с 1907 по 1914 гг. был товарищем директора. На 1916 г. должность директора банка была вакантной.
Товарищами директора банка были: купеческий сын Василий Петрович Меренков (1890–1896 гг.), мещанин Федор Дементьевич Головтеев (1890–1898 гг.), Николай Иванович Пашутин (1899–1902 гг.), Григорий Козьмич Волокитин (1902–1906 гг.), Пафнутий Егорович Капырин (1907–1908), Иван Иванович Капырин (1909–1911), Яков Карпович Капырин (1912 г.), Пафнутий Петрович Ирошников (1915 г.), Семен Иванович Томилин (1916 г.).
Представители городской власти активно принимали участие в жизни старообрядческого общества. Так, 24 июня 1912 г. в доме городского головы Пафнутия Георгиевича Капырина была приготовлена трапеза для духовенства и высоких гостей, которые присутствовали на закладке колокольни Покровского храма [10, с. 709]. 8 августа 1914 г. в Покровском храме в день праздника явления Толгской иконы Божией Матери была совершена служба епископом Павлом. «По окончании службы был крестный ход, и во главе хода шел вышеозначенный епископ в полном облачении, при колокольном звоне. Настроение было праздничное у всех, и народу было много. Против здания городской управы отслужен молебен о даровании победы нашему христолюбивому воинству над врагами и произнесены многолетия. За молебном присутствовали боровский исправник, уездный воинский начальник и боровский городской голова Капырин» [11, с. 822].
Государство старалось урезать старообрядцев в гражданских правах и не допустить, чтобы они избирались на выборные должности. Тем самым государство и синодальная церковь заставляли старообрядцев лукавить при получении ими той или иной выборной должности. То, что старообрядцы выдавали себя за «православных», было известно, но устраивало обе стороны. После истечения выборного срока или оставления должности всё возвращалось на свои места. Показателен тому пример Г.С. Меренкова, который в 1854 г. был утвержден бургомистром в боровский магистрат [9]. Ему пришлось получить гильдейское свидетельство как «православному». Но через некоторое время он был уволен, так как на него завели дело как на старообрядца.
Со второй половины XIX в. государство вынуждено было в тех или иных вопросах искать компромисса в своих делах. В октябре 1894 г. в Боровске проходила сессия Калужского окружного суда Боровского уезда. Из 29 человек присяжных заседателей 12 были старообрядцами, которые категорически отказались принимать присягу по предложенной им «форме», а просили взять с них «торжественное обещание». Чтобы сессия состоялась и не была перенесена, было разрешено старообрядцам вместо принятия присяги дать торжественное обещание. С остальных присяжных заседателей присягу принял молодой священник Благовещенского собора о. Алексей [2, л. 1–23]. Среди отказавшихся принять официальную присягу были по Рогожскому кладбищу мещане Андрей Николаевич Муромцев, Герасим Федорович Рудаков, Андрей Конович Капырин, Николай Петрович Жданов — неокружники; Федор Алексеевич Алфёров, Григорий Дмитреевич Капырин, Василий Петрович Меренков, Степан Петрович Мешков, Иван Козмич Мешков, крестьянин Тихон Рудаков — окружники; по Лужковскому толку купец Петр Михайлович Полежаев и мещанин Петр Титович Головтеев [9, л. 8].
Эти действия вызвали отрицательную реакцию у «православных доброжелателей». Началось писание «наветов». Губернские власти вынуждены были произвести по этому делу расследования и сделать официальные запросы в МВД — как им необходимо поступить в аналогичных случаях. От боровского уездного исправника на имя губернатора Н.Д. Голицина было конфиденциально направлено письмо за №3 от 5 февраля 1895 г., где отмечалось, что в Боровске числится старообрядцев по Рогожскому кладбищу 3530 чел. (1680 м.п., 1850 ж.п.), Лужковскому (Селезневскому) толку 2571 чел. (1323 м.п., 1248 ж.п.). Всего же старообрядцев проживает 6101 человек, в то время как «православных» — 3601 чел. (1742 м.п., 1859 ж.п.) [9, Л.8]. Кроме этого выяснилось также, что в 1867 г. боровские старообрядцы по рогожскому согласию передали в Московский окружной суд крест и Евангелие для приведения их к присяге, которую они принимали до 1883 г., а после стали от нее уклоняться.
Был сделан официальный запрос в МВД, как поступать в данных случаях. Из Министерства юстиции 10 октября 1896 г. был дан ответ, где отмечалось, что согласно Высочайшего повеления от 17 января и 11 марта 1836 г. старообрядцам разрешено принимать присягу при «старопечатном Евангелии и старинного образца креста» [9, л. 22].
Как гражданские власти могли препятствовать городским выборным властям, особенно если их возглавляли старообрядцы? Это хорошо видно на примере пожара 22 мая 1857 г. [8, с. 98–102]. Пожар начался в 8 1/4 часа в доме купца Григория Меренкова. Сразу же явилась пожарная команда, но потушить огонь не смогла, так как был сильный юго-восточный ветер. Огонь перекинулся на соседний дом купца Глухарева. Из-за города с фабрики Занегина приехали пожарные с заливными трубами. Но все было безрезультатно. Огонь перекинулся и на другие улицы — Успенскую, Пятницкую, Калужскую. Потом запылала площадь с торговыми рядами, и огонь перекинулся на Спасскую и Разночинскую улицы, которые тоже сильно пострадали от огня. За р. Протвой сгорел цейхгауз с вещами. 20 раз загорался за рекой лес, но его тушили люди с фабрики Занегина. В результате этого пожара центральная часть города частично выгорела. Пожар затронул и дома, стоявшие на противоположной стороне р. Протвы. Сгорели гостиный двор, лавки, трактир, питейный дом. На соборе сгорел купол, при нем часовня и полицейская будка. Обгорела Спасо-Преображенская церковь, стоявшая в центре площади, с нее упала глава, сгорела при ней и часовня. Внутри церковь не пострадала, а церковную утварь успели вынести. Сгорели Присутственные места, Духовное правление, Городская дума, Городовой магистрат, Сиротский и Словесные суды, почтовая контора и станция, городская больница, из которой больные были выведены. По общим подсчетам, сгорело до 150 домов и 200 лавок. В МВД от калужского губернатора Толстого 25 мая 1857 г. было отправлено письмо с просьбой оказать помощь пострадавшим от пожара: «К сему считаю излишним присовокупить, что всякое пожертвование деньгами, вещами или жизненными припасами, сколько оно мало не было, будет принято Комитетом с благодарностию, а об именах благотворителей с моей стороны будет доведено до сведения господина Министра Внутренних Дел…» В Боровске был учрежден Комитет для пособия погоревшим. В Комитет вошли городничий, городской голова Алексей Кузьмич Нечаев, купец 3-й гильдии Хрисанф Григорьевич Карнеев, купеческие дети Кузьма Иванович Пастухов и Иван Федорович Санин. Уже 29 мая губернатор Толстой прислал собранные 825 руб. серебром. Деньги были переданы И.Ф. Санину с письмом из 4 пунктов, где губернатор настоятельно требует выявить наиболее нуждающихся боровчан и выдать им пособие «без малейшей проволочки времени». При этом он рекомендует денежное пособие преимущественно выдавать тем людям, которые, «получив его, могут привести свое положение в такое состояние, что обеспечат себя на дальнейшее время своими трудами». Но и в этом письме Толстой не мог обойти стороной старообрядцев. В последнем пункте он конкретно указывает, кому выдавать, а кого исключить из числа получающих пособие: «4. Наконец, пособие должно быть выдаваемо только православным и единоверцам, на том основании, что раскольники, отделясь по собственной воле от св. церкви, а следовательно, и от нашего общества, самопроизвольно лишили себя и всех прав на наше участие. О них по справедливости можно сказать слова писания: от нас изыдоша, но не беша от нас». Присланных денег от калужского губернатора Толстого явно было мало. Городской голова А.К. Нечаев обратился к «соотечественникам» откликнуться на просьбу Комитета и помочь погорельцам. На его просьбу откликнулся боровчанин, проживавший в Москве, почетный гражданин Алексей Гаврилович Попов, который пожертвовал 7000 руб. 1000 руб. пожертвовал и почетный гражданин Владимир Гаврилович Занегин. Вскоре А.Г. Попов выделил еще 4000 руб. и пожелал распределить их следующим образом: на восстановление боровских храмов — 2000 руб., на ремонт общественных зданий — 2000 руб. «При этом изъявил желание, чтобы пожертвованные им 7 т. руб. розданы были пострадавшим от пожара бедным жителям, без всякого различия между ними православных от раскольников». Причем жертвователи просили «возложить раздачу пособий на добросовестность лиц, которые для сего избраны, не подвергая их в том никакой отчетности». 17 июня калужский губернатор Толстой запросил Комитет сообщить ему, нужны ли будут еще пособия погоревшим, после раздачи уже присланных им 825 руб. серебром и 8000 руб. жертвователями. 28 июля калужский губернатор Толстой напишет в Комитет по пособиям, что ничего не имеет против того, чтобы деньги, пожертвованные сверх присланной им суммы, были розданы Комитетом, как и просят благотворители, всем пострадавшим без различия в вероисповедании, как православным, так и старообрядцам. Членами Комитета был составлен список домохозяев, пострадавших от пожара, которым необходимо было раздать государственные отчетные деньги. В списке было учтено 130 домовладельцев. В списке имелось несколько граф. В них указывалось звание и социальное положение домохозяев, описание дома, на какую сумму сгорело имущество, сколько получили пособия, а если нет, то почему. В последней колонке часто встречается запись «по расколу не выдано» или «в пособии не нуждается».
На Успенской улице учтено 20 домовладельцев: из них «по расколу не выдано» — 7 домовладельцам, «в пособии не нуждаются» — 9 домовладельцев, получили пособия — 3 домовладельца.
На Пятницкой улице учтено — 9 домовладельцев: из них «по расколу не выдано» — 6 домовладельцам, «в пособии не нуждаются» — 1 домовладелец, получили пособия — 2 домовладельца.
На Калужской улице учтено — 10 домовладельцев: из них «по расколу не выдано» — 2 домовладельцам, «в пособии не нуждаются» — 3 домовладельца, получили пособия — 5 домовладельцев.
На Спасской улице учтен — 21 домовладелец: из них «по расколу не выдано» — нет, «в пособии не нуждаются» — 3 домовладельца, получили пособия — 15 домовладельцев.
На Разночинской улице учтено — 52 домовладельца: из них «по расколу не выдано» — 13 домовладельцам, «в пособии не нуждаются» — 7 домовладельцев, получили пособия — 32 домовладельца.
На Площади учтено — 13 домовладельцев: из них «по расколу не выдано» — 4 домовладельцам, «в пособии не нуждается» — 1 домовладелец, получили пособия — 6 домовладельцев.
В Мясных рядах учтено — 5 домохозяев и 6 арендаторов: из них «по расколу не выдано» — 4 домовладельцам и 3 арендаторам, «в пособии не нуждаются» — 1 домовладелец и 1 арендатор, получили пособия — 1 домовладелец и 1 арендатор.
Итак, из всего списка 36 домовладельцев и 3 арендатора пособия не получили («по расколу не выдано»). От пособия отказались 25 домовладельцев и 1 арендатор. Это были богатые купцы-староверы, которые понимали, что тоже попадают под графу «раскольники». Кроме этого, они могли самостоятельно восстановить погоревшие дома и хозяйственные постройки. Купцы-староверы имели большие двух- и трехэтажные дома, ущерб которых оценивался чуть ли не в целое состояние: на Успенской улице у Григория Семеновича Меренкова ущерб оценивался в 12500 руб.; у купца Аксёна Ивановича Глухарёва — 1150 руб., у купца И.И. Пастухова — 5400 руб. На Калужской улице ущерб у купца Козьмы Афанасьевича Нечаева составил 7000 руб. а у купчихи Марьи Ивановны Большаковой — 6200 руб. и т.д. Пособие же выдавалось в размере от 9 руб. 50 коп. до 14 руб. 25 копеек. Конечно, оно раздавалось остро нуждающимся. Совершенно очевидно, что финансовая помощь погорельцам, поступившая от официальных органов, составляла незначительную часть. Восстановление ущерба в основном легло на ту часть старообрядческого населения, которая скрывалась в графе под словами «в пособии не нуждается», а также на благотворителей, которые считали, что их деньги должны быть розданы «бедным жителям, без всякого различия между ними православных от раскольников». В течение нескольких лет с последствиями пожара боровчанам удалось справиться.
Следует отметить, что боровские старообрядцы на протяжении всего XIX в. активно участвовали в общественной и хозяйственной жизни города и, если случались непредвиденные обстоятельства (война 1812 г., пожары, болезни и эпидемии), принимали активное участие в исправлении нанесенного городу и горожанам ущерба.
Источники и литература
1. Административно-чиновничий аппарат г. Боровска и уезда (1852–1917): Справочный материал, составленный по «Памятным книгам Калужской губернии» с именным указателем. Боровск, 2008. Машинопись. Составитель О.П. Захарова // Боровский музей. Библиотека №7038.
2. ГАКО. Ф. 32. Оп. 8. Д. 80.
3. ГАКО. Ф. 32. Оп. 19. Т. 1. Д. 1217.
4. Законопроект о старообрядческих общинах в Государственной думе. М., 1909.
5. Калужские епархиальные ведомости (КЕВ). 1891. №12*.
6. Мельников П.И. Раскольники и сектанты в России // Исторический вестник. 1885. Кн. VII.
7. Миловидов В.Ф. Старообрядчество в прошлом и настоящем. М., 1969.
8. Осипов В.И., Осипова А.В. Кто помог боровчанам? (Пожар в Боровске 1857 г.) // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы Международной научной конференции (11–13 ноября, Москва). Т. I. М., 2014.
9. Российский государственный архив Древних актов (ГАДА). Ф. 1198. Оп. 2. Ч. 2. Д. 10/5435.
10. Церковь. 1912. №29.
11. Церковь. 1914. №35.
12. Чельцов М. К характеристике Боровского раскола (по поводу отчета Братства преподобного Пафнутия за 1895/1896 год) // КЕВ. 1896. №18.
