В этой статье будет рассмотрено положение староверов в петровской России через призму личности Петра I, фактически отождествлявшейся с государственным управлением, политикой и экономикой, с духовной жизнью в новый период российской истории — светский и имперский. Будет показана взаимозависимость объективного положения государства и субъективных факторов деятельности важнейших государственных деятелей: самого Петра I, его важнейших идеологов Стефана Яворского и Феофана Прокоповича.
Личность императора Петра: «кормило церковное» или «Антихрист на троне»?
Современники смотрели на Петра как на «кормило церковное», сподвижники много говорили о правильности его церковной политики, реформ церковного самоуправления. Часто упоминалось его личное «благочестие», Пётр I ставился писателями и проповедниками (например, Феофаном Прокоповичем) в пример как простому народу, так и образованным людям. Публицист И.И. Голиков писал:
«Великий государь, не удовольствуясь доставлением подданным своим всякого временного блага, с такою же неусыпностью пекся и о доставлении им вечного блаженства. Он воспитывал чад их в страхе Божием, наставлял отцов их в несуеверном богопочитании, успокаивал в сомнительстве совести, отводил от суеверия и приводил к познанию истины, и сие делал сей отец человечества не с одними знатными токмо, но и с самыми простыми людьми, паче же с раскольниками, к чему обыкновенное оружие его было Священное Писание, а паче Павлово учение, которое он наизусть помнил; сверх сего понуждал весь народ к непременному исправлению должностей христианских как многими указаниями своими, так и собственным своим примером» [2, 133].
Но многое в повседневном поведении императора, в его взглядах и идеологии указывает на обратное. Зачастую сокровенные забавы Петра были настолько кощунственными и богохульными, что даже их огласка является вызывающей для представления императора как «кормила церковного» [10, 492]. Он устраивал «богослужения», на которых вместо ладана курился табак, роль креста исполняли две перекрещенные трубки; он сам наряжался в епископа, проводил оргиастические венчания, крещения, отпевания, богохульные подобия Причастия. В этом есть сходство с последними императорами Рима христианского периода, есть сходство также и с действиями большевистских борцов с религией, что и дало возможность некоторым историкам, наряду с другими причинами, назвать Петра первым большевиком России. А в старообрядческом мире политика и поведение Петра стали причинами именования его Антихристом [15, 686]. Цезарепапизм Петра не укладывался ни в какие рамки русской традиции и скорее был нацелен на планомерное изживание всяческой традиционности. Публицист Борис Башилов писал:
«Восшествие на престол Петра знаменует собой начало развития в России формы западного абсолютизма и конец русской национальной формы монархии. А в ряде случаев Петр действует даже не как абсолютный монарх западного типа, а как революционный диктатор, который источник своей неограниченной власти видит только в своей личной воле и личных принципах, не имеющих никакой опоры в национальных традициях страны» [1, 109].
Политика Петра I в отношении старообрядцев отличалась крайней нетерпимостью, из которой периодически делались волюнтаристские исключения. Особенно резко это заметно в сравнении с отношением к иным, западным, религиозным конфессиям. Даже мусульмане в период правления Петра пользовались большей свободой, чем старообрядцы. Историк Я.К. Грот отмечал:
«Принцип свободы совести не мог быть распространён в равной степени на разногласия в лоне господствующей церкви. Долго Пётр относился снисходительно, говоря: ,,Если они честные, работящие люди, то пусть веруют, во что хотят: если их нельзя обратить рассудком, то, конечно, не пособит ни огонь, ни меч; а мучениками за глупость быть — ни они той чести не достойны, ни стране прибыли от того не будет”. Но, с другой стороны, нельзя было допускать усиления раскола, а между тем последователи его оказались злейшими врагами преобразования, проповедовали появление в царе антихриста, толпами удалялись в леса и пустыни, уклонялись от службы и труда. Меры, принятые против их размножения, мало-помалу повели к преследованиям, пыткам и казням» [3, 282].
Старообрядчеству была объявлена самая настоящая война. Синод принял текст присяги для иереев, по которой они обязаны были отыскивать раскольников и сообщать о них начальству [13, 31]. Староверам запретили занимать все общественные должности. Их браки стали считаться недействительными [13, 62–63, 79–80]. При Синоде была создана специальная «контора раскольничьих дел», которая имела право наказания, от нанесения тяжких увечий до ссылки на каторгу и мануфактуры [8, 236]. Вице-президент Синода архиепископ Феофан Прокопович писал о Петре:
«Ведал он, какова темность и слепота лжебратии нашея раскольников. Бесприкладное воистину безумие, весьма же душевное и пагубное! А коликое беднаго народа множество от оных лжеучителей прельщаемо погибает!» [14, 63].
Показательно здесь слово «лжебратия», указывающее на фактическое исключение староверов из российского гражданства. Если к этому прибавить то, что Феофан Прокопович был главным идеологом всех петровских начинаний и проповедником культа его личности, нужно понимать, что вышеприведённая цитата является больше, чем личным мнением этого светского архиерея.
«Миссионерство»
Именно при Петре началась практика миссионерских поездок для принудительного крещения староверов, хотя иногда формально устраивались диспуты, на которых постепенно оттачивали ораторское мастерство как староверы, так и их противники. Так что неосознанно Пётр I содействовал будущему развитию старообрядческой полемистики, книжности, собиранию обширных библиотек, становлению чёткой и убедительной древлеправославной апологетики и традиции всеобщей грамотности и начитанности среди «раскольников». Даже пропетровски настроенный историк М.П. Погодин писал:
«Раскольники остались при своём, не подверглись европейскому Петрову влиянию, приняли в себя ещё новую силу, значительную силу гонения» [9, 250].
Важно отметить, что диспуты ни в коей степени не являлись показателем либерализации в отношении к староверам или общей демократизации общества. В случае никонианского провала, прения о вере вполне могли обернуться и открытыми репрессиями (как, например, знаменитый диспут, устроенный иеромонахом Неофитом в беспоповской Выговской пустыни).
Во главе всех миссионерских сил стал митрополит Нижнего Новгорода Питирим, практиковавший на первых порах «демократические» методы новообрядческой пропаганды, но по причине их малоэффективности в приложении к старообрядцам, к концу жизни обратившийся к насильственным методам «изыскания и обращения раскольников». Он риторически восклицал в своей идеологической книге «Пращица»:
«Убо како вас не мучити? Како в заточение не посылати? Како глав не отсекати?» (1725 г., издание Синода) [Цит. по: 7, 92].
При всей либеральности отношения к западным религиям, Пётр неоднократно посылал военные отряды для «усмирения недовольства» в антигосударственных, как он считал, точках страны — в основном, в местах скопления либо проживания сектантов или староверов-беспоповцев, имеющих в своих доктринах пункт неповиновения царской власти как воплощению Антихриста [12, 89]. Старообрядческий богослов и историк Фёдор Ефимович Мельников (1874–1960) писал:
«В царствование Петра власти, главным образом духовные, разоряли старообрядческие скиты, монастыри и другие духовные убежища, отбирали у них имущество и всячески преследовали людей старой веры. Весьма тяжело пришлось русским древлеправославным христианам при этом царе» [7, 117].
При активном содействии (или даже авторстве) Димитрия Ростовского была создана настоящая идеологическая база для борьбы со староверием вплоть до ХХ века — «Деяние Мартина Еретика», представлявшее древлеправославие и всё русское дораскольное православие как проявление некой «армянской ереси», якобы прижившейся на Руси. Эта фальшивка была выдана за подлинный документ XI века. В нём описывалась деятельность никогда не существовавшего собора, осудившего армянского проповедника Мартина, учившего в Киеве о двуперстном знамении, двойной «аллилуии», хождении по солнцу во время крестных ходов и прочих атрибутах староверия. Мартин якобы был анафематствован на Константинопольском соборе, как и его учение. В составлении подлога участвовал и император Пётр лично [12, 124]. Синод повелел читать «Деяние» в храмах вместо житий святых. Более трёхсот лет после того старообрядчество называли армянской ересью. Многие были уверены в справедливости гонений и принудительных Крещений и Причастий. Сотни талантливых писателей и мыслителей, включая славянофилов, остались в предубеждении против староверов именно благодаря традиции «Деяния», которое было объявлено фальшивым только после исследований историка Николая Карташёва в середине XIX века.
Применялись и совершенно богохульные методы «обращения» староверов. Помимо Высочайшего повеления 1722 года, по которому священники должны были доносить властям все открытые им на исповеди «преднамеренные злодейства против церкви и государства», к которым относился и переход в старообрядчество, Синод издал «Регламент», в котором указывалось:
«Несть лучшего знамения, почему познать раскольника», как насильно его причащать» [Цит. по: 7, 94]. Таким образом, Тело и Кровь Христовы, величайшие Святыни всего этого мира, при правлении Петра превратились в орудие пыток и казни. Даже был изобретён некий «кляп», с помощью которого Причастие можно было вливать староверу сквозь стиснутые зубы, о чём подробно сообщал старообрядческий историк Иван Филиппов [7, 95].
Таким образом, ритуалы господствующей церкви стали ритуалами государственной инициации, утрачивая своё изначальное мистическое значение.
Причины петровского антистарообрядчества
арактерно, что Пётр всегда был последователен в продвижении новой для России политики веротерпимости (не касающейся староверов). Историк П.В. Знаменский писал:
«В отношениях государства и религии Пётр I проводил принцип свободы вероисповедания, бывший тогда в большой моде на Западе. ,,Совести человеческой, — писал Пётр в указе 1702 г., — приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому на его ответственность пещися о спасении души своей”» [4, 279].
Ф.Е. Мельников тоже отмечал однобокую и субъективную веротерпимость Петра:
«Царь Пётр I провозгласил веротерпимость в государстве, ею широко пользовались в России разные вероисповедания: римокатолическое, протестантское, магометанское, иудейское и языческое. И только старообрядцы не имели свободы в родном отечестве, ими же созданном. В царствование Петра их не сжигали массами, но отдельные случаи сожжений и других смертных казней были нередки» [7, 115].
Пётр I ввёл двойной размер подати со старообрядцев (затем тройной, а с 1716 года — четверной), запретил им носить традиционную русскую или современную европейскую одежду (вместо неё староверы были обязаны носить шутовские колпаки с рогами и зипуны разных пёстрых цветов [4, 291]), собираться вместе для молитвы без специального разрешения. Были введены штрафы за нехождение староверов на исповедь и Причастие в храмы господствующей церкви [13, 1–2], специальные взыскания за ношение бород, за право совершения треб и даже обязательные взносы в пользу официального духовенства [7, 115–116]. Было запрещено принимать жалобы и челобитные от них [4, 291]. Но самой распространённой формой дисциплинарного взыскания в те времена была ссылка на казённые мануфактуры. Потому и бытует точка зрения, что «с помощью» многочисленных диссидентов-староверов Пётр хотел пополнить ресурс бесплатной рабочей силы и новых средств для государственной казны. Эту позицию поддерживает и Ф. Мельников: «Старообрядцы были источником доходов и для правительства, и для духовенства. Они выносили на себе страшные тяготы всего государства» [7, 116]. Потому на первом этапе формирования отношения к старообрядчеству Пётр не выглядел его абсолютным противником, пытаясь привлечь к вращению в государственной машине нарождающиеся староверческие капиталы, верно оценивая их огромное будущее влияние. Возможно, что Пётр I и на самом деле на первом этапе своей экономической преобразовательной деятельности был «очарован» предпринимательством староверов, только позже столкнувшись с их глубинной оппозиционностью правительству и лично самому Петру. М.Н. Покровский писал:
«Раскол был силён среди купечества, и с этим не мог не считаться царь, который даже из-за границы готов был выписывать обанкротившихся купцов» [10, 493].
Когда этот ресурс был истощён и во главе всех важнейших заводов и мануфактур стали лояльные Петру иностранцы (исключая прецедент братьев Демидовых), началась «налоговая развёрстка» со старообрядцев.
Другой — субъективистский — взгляд на причины негативного отношения к староверам привёл А.В. Карташёв. Он писал, что ненависть к староверам зародилась у Петра с детства, когда он стал свидетелем Стрелецкого бунта 1682 года, убийства стрельцами двух его дядей, Алексея и Ивана Нарышкиных. Причём Карташёв говорил о том, что восстание стрельцов имело характер старообрядческого движения:
«Это событие оставило в Петре — полуребёнке вместе с болезненным тиком лица на всю его жизнь и глубокое духовное отвращение к звериному лику дикого, неестественного древлемосковского фанатизма» [5, 323–324].
На многие годы после Петра укоренилось в народном сознании негативное отношение и к стрельцам, и к старорусской культуре вообще. Пропетровский историк и публицист М.М. Щербатов писал о стрелецком войске:
«…При начале своём имели все пороки янычар турецких, не имев их храбрости. Так как и они были сварливы, безпокойны и неповиновенны начальникам своим, вступая в торги и промыслы, так как и янычары, не имели уже никакого попечения о должности по званию своему; одним словом, неустроенные сии войска не были страшны неприятелям, но опасны были Государям» [16, 109].
С такой субъективистской концепцией согласны и те славянофилы, которые полагали, что насильственное движение России по европейской траектории началось с Петра и несёт в себе все грехи его волюнтаризма, чуждые истинной национальной органике нашей Родины. Философ Г.П. Федотов писал:
«В атмосфере… гражданско-религиозной войны («стрелецких бунтов») воспитывался великий Отступник, сорвавший Россию с её круговой орбиты, чтобы кометой швырнуть в пространство» [Цит. по: 11, 765].
Однако в деятельности Петра, помимо её субъективности, есть и философско-идеологическая закваска. После поездки в Англию, знакомства с королём Генрихом VIII и с деятельность протестантской Англиканской Церкви, в мировоззрении императора произошёл существенный переворот. Он начал закрывать монастыри, ограничивать религиозно-обрядовую и мистическую жизнь русских вообще. Возможно, знакомство с западным протестантским рационализмом и его идеей прогресса как однонаправленности развития, с его культом самоценного труда, с его идеей светского монарха как «отца отечества», стало причиной неприятия Петром духовной жизни российского общества, причиной отрицания традиций, которые, на его взгляд, не давали России стать на европейский путь развития. Естественно, в глазах Петра староверы выглядели именно носителями всего того, что стало для него неприемлемым под влиянием протестантских идей. Религии, которые начали развиваться в России с Петра — католичество, лютеранство, пресвитерианство и даже иудаизм — несли западный дух в Россию. Новоправославие было частично окатоличено Никоном и Стефаном Яворским, частично опротестантствовано Феофаном Прокоповичем и самим Петром (в управленческом, синодальном плане), а древлеправославие несло идею Святой Руси, светскому петровскому цезарепапизму (впоследствии известному под именем «просвещённый абсолютизм»). Староверы шли к Богостроительству даже в своей самобытной экономике, экономика же петровского государства была исключительно светской, милитаристской и имперской. В глазах Петра «протестанта» староверы выглядели скорее сообществом анархистов, чем ортодоксов.
Имеет место и точка зрения, говорящая о попытке Петра привести всю общественную жизнь государства в полную унификацию и зависимость от верховной власти, и церковная политика была лишь одним её аспектом. Так, современный историк П.Ф. Коробейников пишет:
«Свою независимость от государства церковь потеряла в результате реформ Петра I. Принятый им регламент 1721 г. ликвидировал патриаршество и поставил во главе церкви Духовную коллегию (позже — Св. Синод). Господствующая церковь, принявшая новые обряды, практически была превращена в одно из государственных ведомств. Другие конфессии и религиозные группы царской России, в том числе и Церковь, придерживающаяся старых обрядов, были не менее зависимы от государства. Государство устанавливало различные правовые режимы для их имущества, оказывало одним из них большую, другим меньшую материальную помощь, а третьим вообще отказывало. К числу последних относились и «раскольники», среди которых и были приверженцы старых обрядов» [6, 6].
П.Ф. Коробейников придерживается светского видения причин преследования староверов. Он не раскрывает глубинной сущности причин негативизма Петра, направленного против старообрядцев, намекая на то, что и сам Пётр мог не догадываться и не размышлять о причинах своих действий, что он руководствовался механистическим подходом, «одной гребёнкой», когда те, кто не проходил сквозь неё, считались врагами государства, а сущность противостояния отходила на второй план.
Отождествление себя с государством Петром Первым привело к тому, что фигура императора стала играть исключительную роль в жизни России как государства и как культуры. Старообрядцы считали себя носителями идеи соборности, которую они называли и называют основополагающей в Церкви. И потому староверы на протяжении правления императора Петра были преследуемы.
Анализ фактов и документов не позволяет выявить объективно либерального отношения Петра к старообрядцам. Причин тому много. Вероятно, все они в определённой мере правдивы, но нельзя преувеличивать ни одну из них, как то делают некоторые старообрядческие исследователи. Но факт: Пётр основал «государственную» позицию власти по отношению к староверам, от которой не смогла отказаться даже Екатерина II. Пётр I был основателем всей последующей имперской линии отношения государственной власти к старообрядчеству. Российские императоры всегда были весьма консервативными, поэтому идея Петра об «антигосударственности» староверов действовала и при Елизавете, и при Екатерине I, и в эпоху «дворцовых переворотов», и даже при несколько более либеральных к староверию Екатерине Великой и Павле I.
Библиография
- Башилов Б.П. История русского масонства. Вып. 2. Тишайший царь и его время. М.: Русло, Община, 1992.
- Голиков И.И. Статьи, заключающие в себе характеристику Петра Великого и суждения о его деятельности// Пётр Великий: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2003. С. 130–147.
- Грот Я.К. Пётр Великий как просветитель России// Пётр Великий: pro et contra. СПБ.: РХГИ, 2003. С. 272–315.
- Знаменский П.В. Руководство к русской церковной истории. Казань, 1888.
- Карташёв А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 2. М.: Терра, 1992.
- Коробейников П.Ф. Краткий обзор взаимоотношений государства и старообрядческой церкви (историко-правовой аспект)// Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы V научно-практической конференции/ Ред.: Осипов В.И., Соколова Е.И. М.: Музей истории и культуры старообрядчества; Боровск: Боровский историко-краеведческий музей, 2000. С. 6–12.
- Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул: Изд-во БГПУ, 1999.
- Никольский Н.М. История русской церкви. М.: Политиздат, 1985.
- Погодин М.Н. Пётр Первый и национальное органическое развитие России// Пётр Великий: pro et contra. СПБ.: РХГИ, 2003. С. 248–271.
- Покровский М.Н. Русская история с древнейших времён// Пётр Великий: pro et contra. СПБ.: РХГИ, 2003. С. 474–503.
- Поляков Л.В., Кара-Мурза А.А. Россия и Пётр// Пётр Великий: pro et contra. СПБ.: РХГИ, 2003. С. 715–852.
- Синайский А., свящ. Отношение русской церковной власти к расколу при Петре Великом. СПб., 1895.
- Собрание постановлений по части раскола, состоявших по ведомству Св. Синода. Т. 1. СПб., 1860.
- Феофан (Прокопович). Слово на похвалу блаженныя и вечнодостойныя памяти Петра Великаго, императора и самодержца всероссийскаго, и прочая, и прочая, в день тезоименитства его проповеданное в царствующем Санктъпетербурге, в церкви Живоначалныя Троицы, святейшаго правительствующаго Синода вицепрезидентом, преосвященнейшим Феофаном, архиепископом псковским и нарвским// Пётр Великий: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2003. С. 63–66.
- Шмурло Е.Ф. Пётр Великий в оценке современников и потомства// Пётр Великий: pro et contra. СПБ.: РХГИ, 2003. С. 670–707.
- Щербатов М.М. Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого// Пётр Великий: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2003. С. 105–129.
