Как свидетельствуют архивы, в XVIII–XIX веках в г. Сычевка, Сычевском, Андреевском, Гжатском и Бельском уездах Смоленщины проживало значительное количество старообрядцев, однако большая часть их жила на государевых землях, где притеснения старообрядцев были не такими жесткими.
Весь XIX век для российских старообрядцев был очень тяжелым: в России продолжались лютые гонения на старую веру, начатые еще в середине XVII века при патриархе Никоне и царе Алексее Михайловиче Романове. Особенно остро в эти времена последователи древнего благочестия ощущали нехватку священства: за старообрядческими священниками и иноками по всей стране охотилась полиция и специально создаваемые отряды «по сыску раскольников», как в те времена было принято называть старообрядцев. Нередко этим официальным преследователям старой веры помогали служители храмов господствующей (синодальной) церкви: они следили за старообрядцами, иногда писали доносы своему духовному начальству; если встречали что-то важное, могли самолично сообщить в полицию, а нередко готовы были даже и собственными руками «схватить и задержать» встреченного ими старообрядческого «преступника» — священника, инока или инокиню, особенно если те были престарелого возраста и было очевидно, что они не станут сопротивляться. После этого начиналось дознание (часто «с пристрастием»), затем суд, и нередко выносилось решение о высылке служителей старообрядческой церкви в отдаленные губернии либо помещении их в заключение (в эти века многие старинные русские монастыри сделались тюрьмами для содержащихся в них старообрядцев). Так, например, архиепископ Славский Аркадий (Дорофеев; 1809–1889), будучи арестован в 1854 г., провел в одиночной келье Спасо-Евфимиевого суздальского монастыря 27 лет, а его соузники по заключению в монастыре — епископ Новозыбковский Конон (Смирнов; 1797–1884) и епископ Пермский Геннадий (Беляев; 1824–1892) провели в этом монастыре двадцать три года и восемнадцать лет соответственно. Вся вина этих суздальских страдальцев заключалась в основном лишь в том, что они, будучи схвачены властями и принуждаемы к отречению от старой веры и от своего сана, не согласились отречься от звания старообрядческого архиерея! В те годы арестованные старообрядческие служители томились в заключении в кельях многих русских монастырей.
Лишь в очень редких случаях старообрядческим общинам удавалось получить официальное разрешение властей на служение у них старообрядческого священника. Таким «разрешенным» пастырям удавалось служить и молиться намного спокойнее — их не могли прямо так арестовать, и им не было нужды скрываться и прятаться от властей! Но их было немного, да и они сильно рисковали, часто подвергаясь жесткому контролю и придиркам со стороны представителей власти. А если им было предъявлено какое-то обвинение в нарушении законов, они могли вскоре лишиться и имеющегося у них разрешения на служение — и тогда все становилось, как и у всех остальных.
Учитывая нехватку духовенства и те многие опасности, которые угрожали древлеправославным служителям, старообрядцы старались уберечь своих пастырей от чужих глаз, укрывали их в потаенных местах, переводили и перевозили из дома в дом или из селения в селение большею частью по ночам, а места их служения или совершения треб выбирали неожиданные и часто не в тех моленных, где собирались на молитву все остальные богомольцы и куда всегда могла нагрянуть полиция. Если священники не имели официального разрешения, то в самих моленных они служили не часто — по большей части только ради совершения божественной литургии и причащения верных христиан, что было в те времена нечастой роскошью и великим праздником.
Несмотря на продолжающиеся жестокие преследования и гонения последователей старой веры, которые, казалось бы, должны были способствовать «преодолению раскола» и уменьшению числа старообрядцев, на самом деле во многих местах происходило совершенно обратное. Видя всю несправедливость гонений, видя мужество и страдания тех, кто подвергся преследованиям от властей, многие христиане еще более убеждались в справедливости и спасительности старой веры, они все глубже понимали, что настоящее исконное православие сохраняется именно в старых обрядах и чинах, отличающихся строгостью и незатейливой красотой.
Все это вызывало в простом народе еще больший духовный подъем. В эти времена многие не-старообрядцы восхотели принять старую веру и стали стремиться быть причисленными к ней — однако власти всячески тормозили решимость таких христиан, заставляя десятки желающих принять старую веру иногда по несколько лет ожидать разрешения властей. (А без такого разрешения «самовольный переход» кого-либо из официального «православия» в «раскол» считался тяжким государственным преступлением и мог вызвать очень жесткие санкции — вплоть до ареста всех церковных служителей, причастных к данному делу и закрытия тех моленных, в которых (или рядом с которыми) это было совершено.)
Старообрядцы, сознавая всю свою духовную правоту, нисколько не считали себя виновными в произошедшем церковном расколе. Повсеместно они отличались благочестивым и строгим христианским житием (чем нередко вызывали удивление даже у своих оппонентов и противников — священнослужителей синодальной церкви), но многие из них желали еще и большего: были готовы принять иноческие обеты и возложить на себя почетные среди христиан монашеские одеяния! Тем более что для этого было нужно меньше всего: принять свое личное решение, получить благословение от духовного отца и встать на этот путь — путь отречения от мирских радостей и удовольствий, путь сугубой молитвы и поста, путь иноческого жития! Вера Христова все более укреплялась на Руси!
В XIX веке из-за гонений на старую веру сложно было создать старообрядческий храм, а тем более монастырь — именно поэтому все ближайшие иноческие обители старообрядцев были далеко — в Стародубье (Юг Брянщины), в Поволжье (Иргиз, Черемшан), на Ветке (Гомельская область), а также далеко за границами России — в Австро-Венгрии, Турции и других странах. Однако удаленность монастырей нисколько не останавливала местных старообрядцев в их христианском усердии: вся центральная Россия покрыта лесами и полями, в те времена найти малодоступные места было не трудно, и это было удобно для тех, кто искал богоугодного подвижничества и хотел укрепить себя в вере и молитве. Гонения только усиливали эти настроения: убежденность в правоте дореформенных традиций и неприятие Никоновых новин — всё то, что было трудно спрятать от посторонних глаз и уберечь от поругания в городах и селах, гораздо проще было соблюсти в удаленных кельях и скитах. Уже в самые первые послениконовские времена в центральных губерниях России во множестве стали стихийно возникать скиты — сравнительно небольшие, обычно удаленные от селений и затерянные в глухом лесу монастыри или одиночные кельи, в которых проживали либо отдельные иноки-отшельники, либо несколько — до десятка — насельников: мирян и монахов. Обыкновенно старообрядческий инок ставил келью в удаленном месте в лесу, затем к нему присоединялись новые беглецы от мира и от никонианской прелести, и так постепенно образовывался скит, строилась малая часовенка, заводилось какое-то хозяйство. Такие скиты, повсеместно начавшие появляться во второй половине XVII века, в период жестоких гонений помогли сохранить преемственность от дораскольных монастырских центров, поверженных в результате реформы.
Всплеск численности скитов на Русском Севере произошел после разорения Соловецкого монастыря: иноки, не принявшие реформированного православия, уходили из монастырей, захваченных новолюбцами; подобное происходило и по всей стране. Тогда же иноки-келейники стали селиться в лесах Сычевского, Гжатского и Бельского уездов, избирая для этого самые глухие и трудноступные места. Последние скитские кельи в окрестностях Сычевки сохранялись еще и в начале ХХ века.
Храмы и моленные
С тех пор как в конце XVII — середине XVIII веков в храмах официальной церкви богослужения полностью были переведены на новый чин и стали совершаться по новым книгам, приверженцы древнего благочестия перестали посещать службы в этих, ставших для них чужими, храмах. Но и остаться без церковного богослужения старообрядцы тоже не могли! Как настоящие христиане, они сознавали важность для каждого человека регулярно участвовать в церковной службе и потому заботились об устройстве мест для общественной молитвы. Однако получить официальное разрешение на возведение старообрядческого храма в те годы было практически невозможно. Подобные разрешения давались лишь по особым случаям, и чаще всего — по личному повелению государя императора! Пожалуй, больше других благоволила к старообрядцам и позволяла им строить свои храмы императрица Екатерина II (1762–1796). Но даже если у какого-то старообрядческого общества уже имелся свой храм или моленная — получить разрешение на проведение ремонта обветшавшего строения было тоже ничуть не легче. Так же трудно было и получить разрешение на приобретение нового здания для целей устройства старообрядческого храма или моленной. Поэтому старообрядцам повсеместно приходилось проявлять сообразительность и смекалку, а иногда и необходимую решительность…
В городах с купеческим населением старообрядцы часто пользовались гостеприимством своих собратьев-купцов, которые имели достаточные средства для того, чтобы самостоятельно построить новую большую «гостевую избу» и, не объявляя об этом открыто, фактически использовать её как моленную, приглашая в неё для молитвы своих соседей и знакомых, а иногда — и приезжего старообрядческого священника.
Если же старообрядцы проживали в деревне, где не было богатых купцов, и если в этом селении к тому же не было своей моленной, то для проведения общественных богослужений старообрядцы иногда использовали избы некоторых своих односельчан — или постоянно одних и тех же людей, или даже поочередно молились в разных избах. При этом иногда, чтобы надежнее сохранить богослужебное имущество от изъятия полицией или никонианскими попами, односельчане хранили его по своим домам — у кого что, и каждый раз приносили иконы и книги из своих домов в ту избу, в которой сегодня будет совершаться богослужение. А после окончания богослужения все иконы и книги снова разбирались «по рукам» и уносились по домам. И так каждый раз: принесли с собой, совершили службу и снова всё унесли — и моленная стоит почти совсем пустая… Такую моленную было намного труднее «обнаружить», и если никто из соседей не донесет — она могла выручать старообрядцев много лет.
Преобладающая часть моленных, устроенных старообрядцами во второй половине XIX века, были устроены без официального разрешения, и потому, если власти знали об их существовании, им присваивался статус «самовольно возведенных». Иногда властям приходилось какое-то время «терпеть» существование подобных моленных (чаще всего именно потому, что до поры не удавалось юридически доказать, что это здание является собственно моленной!). А иногда даже один какой-нибудь неудачный (для старообрядцев) случай мог поставить такую моленную под угрозу закрытия. И если властям удавалось принять решение о закрытии такой «самовольно возведенной» моленной — тогда эта моленная, чаще всего, опечатывалась чиновниками (опечатывалась она, конечно же, вместе со всем находящимся в ней на тот момент богослужебным имуществом и иконописным убранством, которое было собрано и пожертвовано старообрядцами в эту моленную за предшествующее время). А старообрядцы после этого вынуждены были искать возможность устройства новой моленной и заново собирать в нее утварь и иконы — вместо тех, которые остались в опечатанной властями.
А могло быть и так, что власти, подвергнув какую-то моленную «временному опечатанию», потом стремились её окончательно отобрать — так случалось и в Петербурге, и в Москве, и в Ярославле, и во Ржеве, и во многих других местах… В прошлые века власти повсеместно старались найти и закрыть все старообрядческие моленные, но не везде и не всегда это им удавалось. А старообрядцы искали любую возможность, чтобы, правдами и неправдами, организовать себе помещения для общественной молитвы.
Подобное происходило и на Смоленщине. Уже в XIX веке старообрядцам удалось открыть в окрестностях Сычевки несколько небольших домовых храмов (моленных). Внешне все эти моленные были незаметны (как того и требовали законы!) и подчас мало отличались от обычных крестьянских изб; даже привычной для нас главы-луковицы с осьмиконечным крестом поставить на крышу моленной было нельзя! Однако внутри такие моленные бывали обставлены старинными иконами и дорогой утварью иногда весьма богато.
При отсутствии священников в стенах таких моленных богослужения совершалась самими мирянами. А когда обретался старообрядческий священник, он мог совершать здесь все необходимые требы — крещение, венчание, погребение, а для служения литургии, как правило, внутри моленной устанавливался складной походный алтарь.
Такой алтарь входил в комплект «походной церкви», которая имелась не у каждого священника и сберегалась старообрядцами в укромных местах, в большой тайне от властей и духовенства Синодальной церкви.
В комплект походной церкви, кроме палатки-алтаря, входили разборные престол и жертвенник с их облачениями, все священные сосуды, а также складной иконостас — для возможности совершения богослужения и литургии даже в открытом поле или в лесу…
Согласно имеющимся данным, в Сычевском регионе начиная с первой четверти XIX века старообрядцами были устроены следующие моленные.
- В 1813 г. моленная во имя Пресв. Богородицы Одигитрии в д. Гаврилово. Спустя много лет, около 1900 г., эта обветшавшая моленная была перестроена и расширена. Этот обновленный домовой храм действовал вплоть до его закрытия советской властью в апреле 1940 года. В настоящее время на месте алтаря этого храма установлен деревянный крест с памятной табличкой.
- В 1820-х гг. моленная во имя Знамения Пресвятыя Богородицы в д. Малая Липка (точное местонахождение моленной неизвестно); она действовала почти сто лет — вплоть до 1916 г., когда на юго-западной окраине деревни, неподалеку от старинного кладбища, был построен и освящен новый просторный деревянный храм во имя свв. мучеников Фрола и Лавра.
- В 1850-х годах начал действовать деревянный домовой храм (моленная) во имя Воздвижения креста Господня в г. Сычевка (точное местонахождение храма неизвестно). Храм действовал вплоть до 1914 г., пока в Сычевке не был выстроен новый деревянный храм во имя Святой Троицы.
- С 1881 г. начал действовать деревянный домовой храм (моленная) во имя иконы Пресв. Богородицы «Всех скорбящих Радость» в д. Дурнево (около д. Писково); его местонахождение известно приблизительно.
- В 1902 г. вступила в строй моленная во имя Воздвижения креста Господня в дер. Шаниха и действовала по 1908 г., когда в Шанихе был выстроен новый деревянный храм. (Точное местонахождение моленной неизвестно.)
Понятно, что в большинстве других населенных пунктов в окрестностях г. Сычевка, где тоже проживали старообрядцы, подобных моленных не имелось, и потому в отдаленных деревнях многие семьи в дни праздников молились по своим домам (или собираясь вместе со своими соседями), и лишь некоторые семьи, особенно те, у кого в хозяйстве имелась лошадь, могли позволить себе отправиться на службу в старообрядческий храм — иногда за 15–20 километров от своего дома.
Священников по-прежнему не хватало, и бывало, что необходимые людям требы не удавалось совершить вовремя — однако, хотя и с опозданием, все требы исполнялись неуклонно: все новорожденные были приведены ко крещению, все супружеские пары были повенчаны, а упокоившиеся христиане были — пусть и с опозданием, преданы церковному погребению (или, как у нас часто говорят, «отпеты»). Старообрядцы продолжали испытывать различные притеснения и чувствовали себя людьми «второго сорта» в своей стране, но все эти трудности, однако, нисколько не ослабляли в них крепкую веру в Господа! И потому и в самой Сычевке, и в её ближайших окрестностях к концу XIX века, как свидетельствуют статистические отчеты и сводки, численность старообрядцев все более и более возрастала.
Христиане-старообрядцы усердно молились Господу и ждали, когда же российский государь и самодержец, о здравии которого они постоянно возносят свои неустанные молитвы, дарует и им право молиться и веровать открыто и безпреткновенно. И такой день наконец настал…
Свобода христианской жизни в Российской империи
На протяжении XVIII–XIX веков, по законодательству Российской империи, старообрядцы были лишены самых элементарных прав и свобод; были запрещены многие, с современной точки зрения, вполне обычные проявления христианской жизни. Соответственно, совершение таковых действий считалось преступлением, за которое полагалось строгое наказание. Более всего подобные запреты касались деятельности именно священства, поскольку против священства и было направлено острие «антираскольнического законодательства». Давайте рассмотрим только один, достаточно распространенный, пример того, как нередко складывалась деятельность старообрядческого священника в XVIII–XIX веках.
Вот, например, к старообрядческому священнику пришел его прихожанин и привел с собой невесту с просьбой повенчать их и благословить на супружество. И жених, и невеста — люди вдумчивые, верующие, искренне хотят совместно строить семейную жизнь, растить и воспитывать в вере Божией своих детей. Это все очень положительно, но есть одно «но»: невеста крещена не в старообрядческой, а в «официальной» (в те времена она называлась «греко-российской») церкви. При этом невеста сознательно и всем сердцем желает присоединиться к старообрядчеству, показывает свое усердие в этом: изучила и знает многие молитвы по старым книгам, а также добросовестно («по-старообрядчески») соблюдает посты.
Казалось бы, для любого священника исполнить их благочестивые пожелания и обвенчать подобную пару — радость и, если можно так сказать, вполне естественная обязанность. Более того, именно этого требуют от священника церковные правила. По церковным канонам в подобной ситуации священнослужителю необходимо сначала внимательно расследовать вопрос о том, как было совершено крещение невесты, состоявшееся в официальной церкви (это требование стало актуальным с тех пор, как в послениконовский период была провозглашена допустимость совершения «обливательного», а позже — и «окропительного» крещения, и подобные извращенные формы совершения крещения стали распространенными видами священнической практики новообрядцев). Затем требуется совершить чиноприем невесты в старообрядческую Церковь (либо вторым чином — через совершение отречения ересей и миропомазание, либо через полное крещение — если невеста ранее не была правильно крещена). Затем, когда невеста через совершенные действия станет полноправной участницей старообрядческой Церкви, следует совершить чин исповеди и святое причащение Тела и Крови Христовых. И, наконец, совершить над обоими брачующимися чин венчания, в процессе которого благословить молодоженов на христианское супружество.
Вышеописанный пример является естественным и нередким в своем роде проявлением пастырской деятельности старообрядческого священнослужителя и полностью соответствует церковным канонам на сей счет. По правилам Церкви, священник обязан поступать именно так.
Однако российские законы XVIII–XIX столетий, специально созданные для ущемления старообрядцев, вплоть до начала ХХ века не позволяли старообрядческом священнику так просто исполнить вышеописанную последовательность действий. Проблема возникала, прежде всего, с вопросом о переходе кого-либо (в нашем примере — невесты) из официальной церкви в старую веру. Возможность такого перехода была обставлена бюрократическими сложностями, которые делали его практически неисполнимым.
Так, согласно действующим в те времена российским законам, порядок перехода из «новообрядного православия» в старообрядчество был установлен следующий: прежде всего, желающий перейти в старообрядчество должен был подать духовным властям официальное заявление о таком своем желании. Далее начинала работать церковно-бюрократическая машина.
Первейшим следствием написания такого заявления было обязательное поручение местным служителям официальной церкви заняться «воспитательной работой» и постараться любыми способами убедить автора заявления, что его намерение присоединиться к старообрядчеству является поспешным, необоснованным, необдуманным, что «для всех будет лучше», если он передумает, изменит своё желание и к старообрядчеству присоединяться не станет. Теперь в тот дом и семью, где проживает подписавший подобное заявление, начинали чуть не ежедневно захаживать непрошеные проповедники, стремясь своими поучениями убедить человека отказаться от исполнения своего желания. Более того, если было заметно, что «изменщица» не поддается убеждению или внушению, тогда в сферу усилий по «принуждению поступать благоразумно» оказывались вовлечены и родители («почему вы свою дочку неправильно воспитывали?»), при этом параллельно проверялись имущественные, финансовые обстоятельства жизни данной семьи в попытках найти любую мелочь, любой повод «надавить» на совесть если не самой невесты, то её родителей или кого-то из близких. Если что-то подобное удавалось найти, оно тут же включалось в качестве мощного аргумента убеждения, и тогда, придя в очередной раз, такой «воспитатель» мог сказать: «А ты знаешь ли, что твои родители шесть лет назад недоплатили в государеву казну подушную подать (или поземельный налог)? И теперь, если ты не откажешься от своих дерзких планов, мы вынуждены будем передать эту информацию куда следует, и твои родители очень горько пожалеют о том, что они плохо воспитали свою дочь!»
Не стоит удивляться, что в результате подобных «убедительных уговоров» кто-то из пожелавших принять старообрядчество готов был отказаться от своего намерения и мог даже забрать назад свое заявление, к радости «победителей». Однако большинство тех, кто даже пошли на попятную и забрали поданное ранее заявление, вовсе не собирались отказаться от своих намерений о присоединении к старообрядчеству, как и от своих планов устроения семейной жизни, и теперь принимались упрашивать старообрядческого священника, чтобы тот согласился совершить все необходимые действия «тайно» — без официальной огласки и не требуя официального дозволения от властей.
С другой стороны, и власти не были так просты: даже когда удавалось убедить человека забрать обратно свое заявление о переходе в старообрядчество, они вовсе не спешили оставить такого человека в покое, поскольку понимали, что решение отказаться от своих планов вполне могло быть неискренним — значит человек мог попытаться продвинуть свои намерения каким-то другим, тайным, путем. Поэтому человек и все его семейство еще долгое время оставались под негласным надзором священников официальной церкви, а иногда и полиции на предмет того, не выкажет ли он как-то своими действиями, что он тайно пошел на нарушение закона и присоединился к старообрядчеству, не получив на то официального разрешения.
Однако даже и тот, кто смог успешно выдержать все «визиты» и уговоры священников официальной церкви и не поддался никаким их посулам, не стал забирать свое заявление о желании присоединиться к старой вере, тоже еще не мог быть уверен, что он чего-то добился. В те времена в практике было многолетнее рассмотрение подобных ходатайств (известны случаи, когда обращения «о переходе в раскол», как тогда называли старую веру в официальных документах, рассматривались по несколько лет!), и проситель мог просто не дождаться положительного решения по своему обращению. И правда: сколько лет девушка должна ждать, что ей официально позволят принять старую веру и выйти замуж за старообрядца? Годы-то идут, так можно и состариться в ожидании. Поэтому, чтобы ускорить решение вопроса, иногда такие просители обращались напрямую к священнику с той же просьбой — совершить все положенные канонами действия «тайно», без официальной огласки. И нередко бывало, что священник уступал таким просьбам, принимая на себя при этом и возможную ответственность за последствия.
В свою очередь, если священник сейчас или позже оказывался уличен в совершении незаконного «присоединения к расколу», то оба виновных подпадали под преследование законодательства — и священник, который дерзнул тайно совершить недозволенные законодательством действия, и тот человек, над которым эти действия были совершены. Таких, а также и других подобных случаев в жизни верующих, как и в биографии каждого старообрядческого священника, служение которого приходилось на период XVIII–XIX веков, встречалось немало. Именно поэтому, если обратиться к биографиям старообрядческих пастырей тех времен, находим, что они — каждый — как правило не по одному разу бывали арестованы и, чаще всего, именно по статье «за оказательство раскола». Каждый раз, подвергшись очередному обвинению и аресту, они иногда были вынуждены целые месяцы провести в заключении — под следствием и судом, и хорошо, если оказывались оправданы. А иногда пастыри могли быть осуждены на каторгу, ссылку и прочие радостные «награды» за свое ревностное служение Церкви.
Это только один подобный сценарий, когда старообрядческий священник, действуя в строгом соответствии с церковными канонами, легко мог оказаться под следствием и судом гражданских властей; подобных примеров в те времена было множество, каждый старообрядческий служитель в той или иной мере всегда чувствовал опасность подвергнуться судебному преследованию. Вообще, старообрядцам в те времена запрещалось очень многое, и не только в части совершения действий над «лицом православного исповедания». Старообрядцам было запрещено (без особого на то разрешения) строить свои храмы и моленные, а также и ремонтировать обветшавшие; иметь колокольни с колоколами и звонить в них; устанавливать на храмах и моленных главы с крестами; запрещалось публичное «оказательство раскола» (не только совершить крестный ход, но даже проводить покойника на кладбище, сопровождая процессию в облачении, священник не имел права!), и еще много и много других запретов довлело над христианами. Всеми этими мерами правительство пыталось укреплять устои официальной церкви, но насколько оно тому способствовало — это отдельный вопрос.
Долгожданную свободу духовной жизни российские старообрядцы получили лишь в 1905 году, когда император Николай II издал свой Высочайший манифест «Об укреплении начал веротерпимости» (от 17 апреля 1905 г.). Издание этого манифеста впервые за два с половиной столетия позволило российским старообрядцам начать открытое и беспрепятственное совершение богослужения и всех церковных чинопоследований по старому чину и по дореформенным книгам — не только в своих храмах, других молитвенных зданиях и в домах прихожан, но также и на кладбищах, в больницах, тюрьмах и даже на улицах и площадях городов и селений! Также старообрядцам было снова разрешено возводить свои храмы и колокольни, совершать колокольный звон, а сами вновь возводимые (или реконструируемые старые) храмы и колокольни увенчивать высокими шатрами, барабанами и куполами с крестами, что является таким привычными и естественными для нас сегодня, но что было такой радостью и счастьем для старообрядцев в 1905 году, когда те впервые обрели право применять эти естественные проявления церковного зодчества и выражение христианской эстетики.
Теперь, как характерный признак наступившего нового времени (потом историки назовут это время «золотым веком старообрядчества»), в дополнение к сохранившимся еще с XIX века моленным, одно за другим начинается строительство новых старообрядческих храмов — как правило, небольших, наскоро срубленных народными умельцами из местного леса, но теперь уже вовсе не похожих на скромные избы-моленные прошедших столетий, а уже со всеми подобающими элементами церковной архитектуры — высоким сводом главного четверика, неплохим иконописным убранством, колокольнями и колоколами. Теперь стало возможным беспрепятственно совершать поставление священнослужителей, которых впервые стало возможным иметь достаточное количество (на этом сказалось и прекращение после 1905 года практики гонений на служителей старообрядческих храмов, поскольку теперь была устранена законодательная основа таких преследований и гонений).
В результате всего за два-три последующих года по всей России приобретает широчайший размах строительство старообрядческих храмов. В этот отрадный период и в Сычевском регионе начинается строительство одного за другим нескольких старообрядческих храмов
Деревня Шаниха Андреевского (затем Сычевского) уезда — деревянный храм во имя Воздвижения Креста Господня, освящен в 1908 г. (храм действовал по 1939 г., затем церковь закрыли и передали для колхозных нужд. Здание погибло в огне в августе 1941 г., будучи зажженным отступающими советскими войсками — чтобы не досталось врагу.). В настоящее время на месте алтаря бывшего храма установлен деревянный крест с памятной табличкой;
Деревня Потесово Андреевского (затем Сычевского) уезда — небольшой деревянный храм во имя Покрова Пресв. Богородицы; освящен еп. Ионой 14.10.1909 г. Храм был закрыт в апреле 1941 г., здание церкви сгорело весной 1942 г. от попадания снаряда. В настоящее время на месте алтаря бывшего храма установлен деревянный крест с памятной табличкой;
6.02.1914 г. в г. Сычевка освящен деревянный храм во имя Св. Троицы, с каменной колокольней; об этом событии повествует заметка в ж. Церковь (1914, №12, с. 291–293). Освящение совершали два епископа — Павел Калужско-Смоленский и Геронтий Петроградско-Тверской при сослужении шести священников Сычевского уезда, протоиерея Иоанна Иголкина (из Ржева) и четырех диаконов: протодиакона Харлампия с Громовского кладбища (СПб), диакона Иоанна Хрусталева (с Рогожского, Москва), диакона Иоанна Лоскутова (г. Ржев) и диакона из Калуги.
В заметке говорится: «…В 4 ч. утра началось самое освящение храма, кончившееся крестным ходом вокруг храма, при торжественном звоне вновь повешенных колоколов. Затем была совершена божественная литургия. На правом клиросе пели певчие Рогожского кладбища, а на левом — сычевские любители под управлением Т.И. Смирнова. <…> Служба и вообще вся обстановка при богослужении были очень торжественны. Молящихся было так много, что большой сравнительно храм едва мог всех вместить. Было много зрителей и из последователей господствующего исповедания. На всех произвело сильное впечатление стройное пение, а также служение епископов с диаконами. Петроградский епископ Геронтий произнес во время всенощной и после литургии поучительные речи о воспитании детей и о значении храма».
После освящения храма были поднесены иконы и адреса Ф.Ф. Андрееву, как главному жертвователю сего храма, и председателю совета общины А.А. Бандейкину, руководившему постройкой и очень много способствовавшему благолепию храма. Торжество закончилось многолетием государю императору, архиепископу Иоанну и епископам Геронтию и Павлу, строителям, благотворителям храма и всем православным христианам.
После богослужения духовенству, членам совета и прихожанам была предложена трапеза в доме Ф.Ф. Андреева. Заметка завершается так: «За обедом председатель общины А.А. Бандейкин предложил первый тост за драгоценное здоровье государя императора, даровавшего старообрядцам свободу. Тост был выслушан стоя, а затем певчие трижды пропели народный гимн. Затем следовали тосты: за епископов, за певчих, за старосту храма К.А. Бандейкина, много потрудившегося при внутренней обстановке храма, и за местную власть.
По единогласному желанию была послана телеграмма через г. министра Двора на Высочайшее имя с выражением верноподданнических чувств и благодарности за дарование свободы. Так закончилось наше духовное торжество. Оно на всю жизнь останется в памяти у тех, кто на нем присутствовал». Как видим, спустя девять лет старообрядцы испытывали к государю Николаю II все такую же горячую признательность за те высочайшие благодеяния, которые он совершил еще в 1905 году.
Старообрядческий храм в г. Сычевка был закрыт примерно в 1940 г., во время войны он сильно пострадал от обстрелов, была разрушена колокольня. После войны храм был разобран, известно его примерное местонахождение;
Деревня Малая Липка (Сычевский уезд) — здесь в 1916 г. освящен храм во имя свв. мучеников Фрола и Лавра. Храм сгорел в годы войны. В настоящее время на месте алтаря бывшего храма установлен деревянный крест с памятной табличкой;
Деревня Корытовка (Сычевский уезд) — храм во имя святителя Николы;
Деревня Иванченки (Бельский уезд) — храм (моленная) во имя Покрова Богородицы. Незадолго до начала немецкой оккупации богослужения в храме были прекращены, а в 1946–1948 гг. деревянное здание храма было разобрано.
В те времена старообрядцам казалось, что теперь для них наконец-то наступила долгая и счастливая эпоха справедливой и неутесненной церковной жизни! Однако, как мы с вами теперь знаем, этот «золотой век старообрядчества» оказался очень недолгим. Прошло чуть больше десяти лет, и те отрадные перемены в церковной жизни старообрядцев, состоявшиеся победы и радостные достижения сменились совершенно другими временами. Грянула Октябрьская революция.
