Гуслица (Гуслицы) — историческая область, охватывающая десятки населенных пунктов нынешних Орехово-Зуевского и Егорьевского районов. Главной ее особенностью является то, что большая часть ее населения исповедовала старообрядчество. Данное обстоятельство очень сильно повлияло на культуру, обычаи и нравы местного населения, причем не только в том, что непосредственно связано с религией, но также и в хозяйственной деятельности. Говоря о духовной жизни какой-либо группы людей, часто делают ошибку, оставляя за скобками ее экономическую составляющую. А ведь в науке еще со времен М. Вебера и его классической работы «Протестантство и дух капитализма» начинается серьезное исследование влияния религиозных представлений на формы и методы ведения хозяйства. В отношении старообрядчества эту проблему серьезно изучает В.В. Керов. Согласно выводам ученого, полученным путем обобщения большого объема данных, для старообрядческих общин промышленность и торговля являлись основными факторами материального обеспечения, распространения веры и избавления от преследований. Однако на это влияли не только и не столько предпринимательские способности, сколько особая конфессиональная этика. Также нужно понимать, что в каждом регионе старообрядчество имело свою специфику, выражающуюся в конкретных формах хозяйственной и духовной деятельности. Целью нашей статьи будет рассмотрение конфессионально-экономической ситуации в Гуслицах во второй половине XVII — XX вв. Данный предмет еще требует углубленного исследования, однако силами историков и краеведов собрано достаточно информации для некоторых промежуточных выводов. Но, прежде чем начинать говорить о старообрядческой экономике региона, надо учесть и то, что многие ее предпосылки складывались еще в глубокой древности.
С этнографической и религиозной точек зрения, Гуслицы — достаточно сложный микрорегион. Самые древние его жители, племена меря и мещера, не относились к славянской этноязыковой группе, а принадлежали к финно-угорским народам. Они занимали эти места еще с начала I тысячелетия от Р.Х., позже влившись в состав Древнерусского государства и практически ассимилировавшись со славянским населением. По отношению к кипучей жизни соседних княжеств, гуслицкий край был достаточно замкнутым. Здесь были сплошные леса да болота, бедные почвы не давали возможности для интенсивного развития земледелия. У местного населения не было частной собственности, оно проживало селищами, переходя с места на место, и занималось в основном охотой, рыбной ловлей и сбором меда диких пчел. В XI–XII вв. сюда начали проникать первые славяне в поисках пушного зверя и рыболовецких угодий. Бежавшие в основном с юга Руси, из Киева и Чернигова, люди искали здесь убежища: кто, спасаясь от набегов хазар и половцев, кто — от христианизации. Ссылали сюда и пленников, захваченных в различных войнах. Однако наполняться народом и развиваться край стал тогда, когда на него начали обращать внимание колонизаторы из Киевского и Черниговского княжеств, а с ΧΙΙΙ в. — Владимиро-Суздальского. Вместе с ними приходили и христианские проповедники, возглашая слово Божие и крестя во имя Отца и Сына и Святаго Духа. По одной из легенд, предков жителей Шувоя могли крестить еще при князе Владимире. Об этом может свидетельствовать их прозвище — калганники. Дело в том, что равноапостольного князя часто называли по-восточному «каган». Каким только образом это название могло привязаться к населению, проживавшему в местности, где не было взаимодействия с тюркскими народами, не понятно. Может, от мигрантов с юга Руси? Несмотря на то что христианство было принесено в эти края достаточно рано, ввиду своей периферийности и неразвитости здешняя местность хорошо сохранила свои дохристианские обычаи, проявлявшиеся еще в XX веке и даже в нынешнее время. Повсюду в деревнях и городах были люди, слывшие ведьмами и колдунами, но тут есть даже целые деревни, называемые колдовскими. Согласно одной из этимологических версий происхождения топонима Гуслицы, оно произошло от слова «гусл» в значении «колдун». Река, давшая название местности, берет истоки вблизи деревни Холмы, всегда имевшей славу «деревни колдунов», а в ее низовьях располагается родственное ей в данном отношении с. Слободище. Вот и получается, что она течет буквально «от колдунов к колдунам». Все это проявления местной языческой культуры, дающие о себе знать даже спустя тысячелетия. Церкви пришлось взаимодействовать с этими проявлениями язычества, где-то их искореняя, а где-то мирясь с ними и даже пытаясь как-то воцерковить. Самым известным примером является чтимый камень, находящийся ныне в лесу у часовни св. Никиты в Челохове. До конца XVIII века там стоял храм Никитского погоста, в основании которого были положены валуны, предположительно почитавшиеся язычниками. По-видимому, таким образом церковнослужители пытались привлечь в храм окрестный люд. Затем церковь была разобрана и перевезена на кладбище новообразованного города Егорьевска. Камни же разбили для замостки городских улиц (по другой версии, попросту свалили где-то у Ильинского Погоста). Однако один из них оставили, так как от него начали происходить чудотворения. Возле камня была построена часовня и бил святой источник. До революции из Егорьевска сюда ходил крестный ход. В 1970-е годы здесь искали фосфориты, в результате чего источник был засыпан, а камень исчез. Лишь в 2000 году его случайно обнаружил один из местных жителей в лесу. Валун был снова поставлен на свое место, а возле него в 2003 году была построена и освящена часовня.
В XIV в. Гуслица стала частью росшего и набиравшего силу Московского княжества, будучи упомянута как волость в духовной грамоте Иоанна Калиты, завещавшего ее княгине с детьми. Однако ни в государственном строительстве, ни в системе хозяйства ничем особенным она по-прежнему не выделялась, оставаясь периферийным регионом с большой долей неславянского населения и поверхностной христианизацией. В XV–XVI вв. в Гуслицу ссылали пленников в результате многочисленных войн, которые вело Русское государство. При Иоанне ΙΙΙ сюда в процессе присоединения Новгорода отправляли непокорных и свободолюбивых уроженцев этого великого города, которые основали здесь ряд селений (жителей деревни Анциферово еще в начале ΧΧ в. дразнили новгородцами), потом во время одной из войн с Польшей сюда ссылали и пленных поляков (ср. название гуслицкой деревни Ляхово).
В XVI в. в Гуслице наметился некоторый экономический подъем. Население края росло, повышалась роль товарно-денежных отношений. Увеличивалось значение земли как фактора производства. Крестьяне платили оброк уже не продуктами, а деньгами. Изменились средства путей сообщения. Если раньше связи осуществлялись по рекам Мерской и Волне на север, с Владимиром и окрестными с городами, куда шли товары с целью сбыта, то теперь, в связи с увеличением роли торговли, когда рынки появлялись не только в городах, но и крупных селах, возросло значение сухопутных путей рядом с ними. Если ранее процветали села вблизи реки Волны: Ульянино, Андреево, Богородское, Рудня, — то теперь возрастало значение села Гуслица, где был старый погост (современный Ильинский Погост). Это село находилось на стыке важных торговых путей из Москвы в Касимов, из Коломны и Бронниц в северные города. Сообщение стало проходить по гужевым дорогам, идущим в Москву, Владимир, Бронницы, Коломну, Орехово-Зуево, Егорьевск и т.д. Но главное значение имел Касимовский тракт. Основной доходной статьей гуслицкого крестьянства была торговля хлебом. С XVII в. динамично начало развиваться хмелеводство — в итоге самый успешный из сельскохозяйственных промыслов по причине неприхотливости хмеля к здешним почвам.
Стоит сказать еще и то, что Гуслицу никогда серьезно не затрагивали войны: ни татаро-монгольское разорение, ни поляки в Смутное время, ни Наполеон, ни даже фашисты. В результате этого здесь долго сохранялось население — потомки местных жителей XII–XIII вв., соблюдавшее старинные «домостроевские» обычаи тех времен, что сыграло большую роль в консервативной ориентации региона.
В середине XVII века произошел раскол Русской Церкви, в результате чего людей, оставшихся верными православию, власть и реформированная Церковь стали называть «раскольниками», подвергать преследованиям, пыткам и казням. Огромная часть народа устремилась в дальние и малоосвоенные уголки Руси, чтобы спасти себя и своих детей, а главное — веру. Одним из таких уголков, хоть и не столь дальним, были Гуслицы. О первоначальной старообрядческой культуре региона из-за малого количества исторических источников можно только догадываться. По преданиям известно, что носители старой веры пришли сюда уже во второй половине XVII века. Но кем они были? Местные легенды гласят, что старая вера была принесена сюда беглецами из Москвы и других окрестных регионов. Они принадлежали к разным слоям общества, включая иноков, стрельцов и бояр. Иноки основывали здесь первоначально достаточно немаленькие обители, самой известной из которых был монастырь Леонтия в Беливе. Вторым по значимости можно назвать шувойский монастырь, основанный в ныне забытом урочище Княжево. На Выге, Ветке и в Стародубье старообрядческие монастыри унаследовали от древнерусских просветительские и хозяйственные функции. Их насельники занимались различными промыслами и торговлей, обеспечивавшими средства к существованию гонимого староверия, в обителях существовали богатые библиотеки и духовно-образовательные центры. О хозяйственной же деятельности гуслицких монастырей ничего не известно. Наоборот, историки вынуждены констатировать зависимость упадка гуслицкого монашества от интенсификации развития текстильной промышленности. В хозяйственном отношении, очевидно, оно опиралось на доиндустриальный уклад. В культурном же значении, как центр по изучению церковнославянской грамоты, пения и чтения, на всю страну прославился монастырь Леонтия в Беливе. Причем беливская певческая традиция почиталась как эталонная. Обитель служила настоящей кузницей педагогических и священнических кадров, расходившихся по всей стране.
Значительное количество пришлых могло повлиять на религиозный состав населения. Однако Ю.А. Карякин считает, что приток старообрядцев был, наоборот, относительно небольшим. Местные жители, среди которых было значительное количество потомков высланных сюда еще в XV в. новгородцев, крепко держались старой веры. В таком случае пришлый люд заранее знал, что в здешних краях обретет себе единомышленников, и целенаправленно шел туда, где ему гарантированно предоставят убежище.
В конце XVII в. после «Отразительного писания» Евфросина и Новгородских соборов 1792 и 1794 гг. окончательно наметилось разделение старообрядцев на поповцев и безпоповцев. Гуслица стала известна именно как поповский край, но всегда ли так было? Точно сказать нельзя, однако С.С. Михайлов нашел достаточно указаний на то, что здесь изначально преобладали безпоповцы: поморцы, спасовцы, федосеевцы, филипповцы и даже нигде больше не встречавшиеся мокеевцы. Разумеется, здесь были и беглопоповцы. К примеру, вышеуказанные монастыри в Шувое и Беливе были именно поповскими.
Упомянутая уже неразвитость региона сослужила добрую службу старообрядцам, так как правительство и синодальная Церковь не имели здесь широких возможностей для проведения миссионерской работы. Лесные массивы и топкие болота, среди которых встречались своего рода островки — гривы, путь куда знали немногие, давали хорошие возможности для сокрытия. В первую очередь, этим пользовались иноки, создавая идеально защищенные скиты. Однако тут были и опасности: в краю всегда была накалена криминогенная обстановка. Гуслицы кишели разного рода лихими людьми. Гусляки любили свободу и отстаивали самобытность. В краю почти не было ощутимо крепостное право. Молодые люди саботировали рекрутскую повинность, не желая служить в «никонианской армии». Будучи носителями ценностей Московской Руси и оказавшись в новой России вне закона, старообрядцы привыкли жить в состоянии предельной бдительности и находить выходы порой из самых безнадежных ситуаций.
Во 2-й половине XVII — XVIII вв. в Гуслице преобладало натуральное хозяйство. Крестьяне жили общинным укладом и кормились продуктами своего труда, продавая их на рынках, главным образом, хлеб. На самых ранних этапах местного монашества, учитывая традиционное взаимодействие селян с иноками, последние могли получать пожертвования от крестьянских хозяйств. Само собой разумеется, что монахи и сами возделывали землю, занимались сбором грибов, ягод и рыбной ловлей. Однако они не были инициаторами развития торговли и промышленности, удовлетворяя только свои потребности. У гусляков со временем происходит осознание, что хлебопашество становится все менее рентабельным. Бедные почвы способствовали интенсивному развитию неземледельческих промыслов, из которых главным стало ткачество. Уже во второй половине XVIII в. многие крестьяне становились отходниками, уходя на сезонные заработки и приходя к началу сева, попутно распространяя и старую веру. Кто-то же становился кустарем, заводя свое домашнее производство. Значение хлебопашества окончательно падает к концу XVIII в.
В 30–40-е гг. XIX в. в России намного динамичней, нежели в прошлые годы, набирает ход индустриализация. Аграрная система хозяйства с эксплуатацией труда подневольных крепостных крестьян становилась все менее рентабельной. России было трудно соперничать с западными странами, где уже давно прошли промышленные перевороты и развивались капиталистические отношения. Все больше помещиков разорялось, закладывая и продавая свои имения, все больше крестьян выкупалось на свободу и начинало свое дело, как, например, С.В. Морозов — основатель знаменитой династии промышленников. Таким образом, развитие текстильного производства в Гуслицах и сопредельных регионах происходило в контексте общей индустриализации страны, однако в этом процессе преобладал не государственный, а конфессионально-экономический фактор.
Мы уже говорили, что с начала XVIII в. в скитских духовно-административных центрах на Выге, Ветке и в Стародубье начали развиваться торговля и промышленность, ставшие материальной базой для обеспечения жизнедеятельности старообрядцев в условиях государственных преследований. В ходе этих процессов выработались две модели хозяйственно-экономической деятельности: артельно-общинная и корпоративная. На Выге хозяйственная деятельность имела артельно-общинную форму («на общий счет, с общим доходом, но с разделением труда и под личную ответственность»1), а Ветка и Стародубье придерживались корпоративной модели (формально частно-семейное производство, однако также подотчетное общине). Последняя модель оказалась более реалистичной в тогдашних социальных и правовых условиях, но «отсутствие в XVIII в. единого координирующего центра, разобщенность старообрядческих общин даже в рамках одного согласия не позволяли создать торговую сеть, развитой внутриконфессиональный кредит и использовать другие преимущества корпоративного предпринимательства»2. Однако в конце XVIII в. ядро старой веры переносится с окраин России в центр, что дает новый импульс развитию предпринимательства.
В Москве в это время складываются два духовно-административных центра вокруг Рогожского (поповцы) и Преображенского (безпоповцы) кладбищ. У них «на балансе» находился ряд предприятий, а финансами формально заведовали избранные попечители (что-то вроде современных менеджеров), подотчетные в своей деятельности общине. Однако большую долю в экономике общин занимали предприятия отдельных их членов. Они, будучи формально частными, значительный процент прибыли передавали общинам, являвшимся истинными центрами по управлению хозяйственной деятельностью.
Морозовские фабрики
Городские общины со временем обрастали сетью периферийных. Этому способствовала система внутриконфессионального кредита. На организацию общины в провинции выделялись большие деньги. Кроме того, помощь шла также книгами, материалами, продуктами и даже наставниками. Поощрялось создание собственного дела наиболее умелыми и инициативными людьми. Таким давались значительные ссуды, которые выступали в качестве первоначального капитала. Этим самым создавалась материальная база, которая способствовала росту, развитию общины и защите ее от притеснений. Торговля и промышленность способствовали вовлечению широких масс в старообрядчество. Купцы и фабриканты посредством благотворительности распространяли старую веру среди односельчан. Происходило их широкое вовлечение в производственную и финансовую деятельность. Государственные чиновники отмечали, что купцы для староверия делают больше «своими подаяниями и пожертвованиями, чем раскольничьи наставники своими проповедями»3. Так происходило и в Гуслицах.
Чиновник, занимавшийся борьбой с «расколом», П.И. Мельников-Печерский писал: «Старообрядцы в конце прошлого, а особенно в первые тридцать лет нынешнего столетия, завели множество фабрик в самой Москве и ее губернии, особенно в первом стане Богородского уезда, обычно называемом Гуслицами. Одни крестьяне окрестных деревень делались рабочими на фабриках, приказчиками, конторщиками и т.п., другие стали работать в своих домах по заказам фабрикантов. «Караси» и ткацкие станки появились почти в каждом доме, и прежние бедняки-хлебопашцы и лесники вскоре обратились в зажиточных промышленников. Богачи их поддерживали, давая средства, чтобы они могли богатеть и сами делаться фабрикантами и миллионерами. Таким образом, росли и умножались богатства рогожцев, и в то же время быстрым ходом шла вперед и околомосковская промышленность. Но фабриканты-старообрядцы лишь тем из крестьян давали заработки, лишь тем помогали и доставляли возможность становиться богачами, которые стояли с ними под одним знаменем»4. Он также отмечал: «Сто лет тому назад в Гуслицах хотя и были раскольники, но не составляли и десятой доли общего населения; теперь там почти сплошь раскольники»5. Советский историк Н.М. Никольский писал: «Крестьяне, поступавшие на мануфактуры в качестве рабочих и приказчиков, массами принимали старообрядчество, и таким путем весь Гуслицкий район быстро и невозвратно ушел из синодской церкви. Крестьянам был прямой расчет переходить в старообрядчество, ибо перед ними открывалась перспектива быстрого выхода из крепостного состояния и избавления от рекрутчины <…> за переход в старообрядчество крестьянам выдавались на льготных условиях ссуды для выкупа на волю и покупались для них рекрутские квитанции»6.
Эти слова показывают, что в исторической науке и царского, и особенно советского времени рост старообрядчества связывался главным образом с развитием капитала. Более того, считалось, что гусляки перешли в старообрядчество только в XIX веке в ходе формирования рогожской экономической корпорации. Однако против этого говорят как «Ведомости о состоящих в Москве и ее губернии старообрядческих и раскольничьих молельнях и часовнях» 1826 г., где указывается немало старообрядческих моленных, функционирующих «с давнего времени», так и предания стариков о бежавших в эти края после раскола противников никоновских реформ. С.С. Михайлов, изучая первоначальный конфессиональный состав гуслицкого старообрядчества, делает вывод, что, не допуская сомнений в широком распространении старообрядчества в Гуслицах начиная с самого раскола, слова Печерского о «десятой доле» следует обратить не на старообрядцев вообще, а на рогожских в частности. Поповцы были более открытыми, чем безпоповцы, сколько бы много тех ни жило в Гуслицах, следовательно, они чаще попадались на глаза властям. Если предположить, что безпоповцев было действительно девяносто процентов, то получается, что за сто лет («Очерки…» были изданы в 1863 г.) в процессе рогожской конфессионально-экономической экспансии большинство их перешло в поповство, особенно со времени появления Белокриницкой иерархии. К началу XX века в Гуслице оставались только небольшие группы староверов-безпоповцев. Однако большую проблему для рогожан представил неокружнический раздор, одним из важнейших центров которого стала Гуслица. На его искоренение тратились большие средства. Хотя и у неокружников были свои более мелкие меценаты. Например, известно, что «Окружное послание» вбило клин в династию шувойских промышленников Филатовых, так что одна ее часть стала финансировать неокружнический приход. С трудом выживало другое строгое поповское согласие, вовсе не признававшее Белокриницкую иерархию — лужканы. Нередко они даже селились за пределами деревень, в лесу, образовывая т.н. «сторожки». С.С. Михайлов замечает, что места проживания оставшихся безпоповцев и радикальных поповских согласий (неокружников, лужкан) в основном совпадают. Но можно ли из этого делать вывод, что именно противление Рогожке вынуждало их становиться ближе друг к другу?
Итак, в свете всего вышесказанного можно сделать вывод, что Гуслицы в первой половине ΧΙΧ в. стали периферийной частью рогожской финансовой корпорации. Начиная с 1812 г. в Богородском уезде появляется множество текстильных предприятий, в основном возглавляемых старообрядцами. Из Гуслиц и сопредельных территорий происходит ряд богатейших династий (Морозовы, Кузнецовы, Громовы, Зимины, Рахмановы и др.), связанных непосредственно с Рогожским кладбищем. Почти в каждом селении были богатеи рангом поменьше, жертвовавшие большие суммы на нужды своей общины. Торговцы из Гуслиц также распространяли старую веру и за ее пределами. Так, купцы Кир и Гавриил стали основателями «московской веры» в селе Поим Пензенской губернии. На Дону и Кубани получила известность династия Пышкиных — знатоков церковного пения и торговцев иконами. Знаменитые Громовы были ревностными распространителями Белокриницкой иерархии и основателями Громовского кладбища в С.-Петербурге.
Самая первая фабрика появилась в Гуслицах в 1843 г. в д. Абрамовке силами крестьянина А.П. Муравлева с сыновьями. Рядом с этой фабрикой какое-то время даже функционировала подпольная старообрядческая типография Е.П. Пискунова. По состоянию на 1856 г. в регионе было уже 16 фабрик разной мощности: от 11 станов и 12 рабочих до 108 станов 130 рабочих. Особенно крупными были фабрики в Цаплине (Е. Тихонова (108 станов, 130 рабочих); Е. Кутейникова (67; 80)), Мисцеве (А.М. Бочкин (74; 88)) и Абрамовке (И. Морковкин (85; 99)). Более мелкие предприятия действовали в Шувое, Селиванихе, Алексеевской, Устьянове, Хотеичах и Давыдове. По состоянию на 1869–1870 гг. купцы и фабриканты существовали также в Поминове, Вантине, Ильинском Погосте, Нарееве, Беззубове, Сенькине, Перхурове, Юрятине, Заваленье, Куровском, Аринине. На 1890 г. отмечался рост красильных предприятий: в Заволенье, Абрамовке, Цаплине, Беззубове и Шувое. По состоянию на 1914 г. в Гуслицах числилось 73 промышленных предприятия. Кроме ткацкой промышленности существовали и более мелкие: пошив обуви, головных уборов, одежды, пуговиц, обработка рогов и копыт, резка по дереву, производство кирпича, строительство, топорный промысел, иконопись, книгописание и др. Сохранялось значение и кустарного производства.
После революции 1917 года, когда в стране поменялись государственный строй и идеология, прекратила свое существование Рогожская экономическая структура, а вместе с ней и гуслицкая старообрядческая промышленность. Все фабрики были национализированы, а их прежние хозяева «раскулачены». Вместе с этим исчезла и материальная база старообрядческих общин. И если в былые годы на заводах велась проповедь старообрядчества, то теперь — атеизма. В результате этого значительная часть населения, особенно молодежи, отошла от веры. Вкупе с административными мерами в виде закрытия приходов и репрессиями в отношении священников и активных мирян, это негативно повлияло на состояние старообрядчества в последующие годы. Если до революции почти в каждом гуслицком селении была моленная, то теперь здесь едва насчитаешь дюжину. Большинство общин малочисленные и остро нуждающиеся в средствах элементарно для поддержания молитвенного здания. Но это не означает смерти старой веры. Просто время купцов и фабрикантов прошло, и теперь необходимо как-то по-новому взаимодействовать с окружающей реальностью, продолжая устраивать жизнь и проповедовать веру, уповая на Господа.
Литература
- Агеева Е.А. Гуслица// Православная энциклопедия. Т. 13. М., 2006.
- Алябьев. О странниках (записка министру внутренних дел)//Сборник правительственных сведений о раскольниках. Вып. 2.
- Андриянова У.Г. Развитие промыслов в нашей местности в XIX в.// Альманах «Гуслицы». Вып. 4. Ильинский Погост, Орехово-Зуево, 2006.
- Карякин Ю.А. Список фабрикантов и зоводчиков Гуслицы и округи// Альманах «Гуслицы». Вып. 9. Ильинский Погост, 2012.
Керов В.В. «Се человек и дело его…»: Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М.: Экон-Информ, 2016. - Лизунов В.С. Строобрядческая Палестина. Орехово-Зуево, 1992.
- Мельников-Печерский П.И. Очерки поповщины. Ч. 1// Полное собрание сочинений. Т. 13. СПб: Типография товарищества М.О. Вольф, 1898.
- Михайлов С.С. К вопросу о конфессиональном составе гуслицкого старообрядчества// Старообрядчество: история, культура и современность. Вып. 13. М., 2009.
- Михайлов С.С. Легенды и тайны Гуслицкого края. М., 2012.
- Никольский Н.М. История Русской Церкви. М.: Аст, Мидгард, 2004.
- Смирнов В.И. Гуслице семь веков: особенности образования Гуслицкой волости//Альманах «Гуслицы». Вып. 6. Ильинский Погост, Орехово-Зуево, 2008.
