Идеолог русского старообрядчества показал себя как стойкий и принципиальный неприятель церковной реформы, суть которой заключалась в унификации русской и греческой церковно-канонической и богослужебной практики по образцу последней. Корректировка православного богослужения в Русской Церкви была традиционным делом. Более того, в XV веке, при митрополите Московском Макарии, был совершен переход Церкви от Студийского устава на Иерусалимский [3, 59]. Данное мероприятие не породило никаких расколов и нестроений. Однако в XVII веке недовольство церковной политикой приобрело всеобъемлющий характер, и протопоп Аввакум в своих сочинениях пытается найти этому полное церковно-каноническое объяснение, обосновать смысл сопротивления церковной реформе и неприятия её постановлений с точки зрения православной догматики и каноники.
Начиная с XV века у русских к грекам наблюдается весьма пренебрежительное отношение.
Греческую Церковь (в настоящей статье термину «Греческая Церковь» мы придаём смысл обобщённый, как совокупность нескольких православных Церквей Востока), русские православные христиане рассматривали как еретическую, ввиду состоявшейся Ферраро-Флорентийской унии, когда почти весь православный Восток в лице иерархов подписал акт канонического соединения с престолом апостола Петра и признал над собою церковное главенство Римского папы.
«Но виждь, предобрая, — пишет Аввакум царице Ирине Михайловне Романовой, — что над собою греки учинили, ко псу ездя, на Флоренском соборе, истиннее рещи на сонмище жидовском, руки приписали, Мануилович со товарищи» [5, 100].
В Пятой челобитной Алексею Михайловичу протопоп Аввакум ещё раз напоминает царю о состоянии православия на Востоке:
«А о греческих властех и вере их нынешней, сам ты посылал прежде испытовати у них догматов Арсения Суханова и ведаешь, что у них иссяче благочестие» [5, 95].После двух уний греков с католиками (в 1274 и 1439 гг.) и после 200 лет пребывания под турками, греки значительно отошли от чистоты Православия. Уже после Ферраро-Флорентийской унии (1439 г.) между Русской и Константинопольской Церквами фактически произошел разрыв молитвенно-канонического общения, о чём свидетельствует самостоятельное избрание архиепископа Рязанского Ионы на кафедру митрополита Московского без положительной на то канонической санкции Константинопольского патриарха. Греки предали православие и зашатались в вере со времен Флорентийского собора, совершив соборное вероотступничество: «А о греческих властех и вере их нынешной сам ты (Алейсей Михайлович. — А.Р.) посылал прежде испытывати у них догматов Арсения Суханова и ведаешь, что у них иссяче благочестие» [5, 95].
В середине XVII века многочисленное старообрядчество заявляет о себе как мощном, харизматическом движении, собравшем в себя лучшие духовные силы народа. «В итоге Русской Церкви был нанесен огромный ущерб, ее покинула почти треть состава, причем ушли люди наиболее последовательные в вере, готовые пострадать за свои убеждения» [11]. Движение старообрядчества никогда не было стихийным, и уже на заре своего возникновения в этой религиозной среде происходят попытки оформления зародившегося движения в церковную структуру. Ещё до ареста протопопа Аввакума в Москве появляется крепкая община христиан, члены которой разделяют со своим духовным вдохновителем общие религиозные убеждения. Формой организации общины было богослужение. Свидетельством её крепости и стройности служат письма протопопа Аввакума к своей пастве в Москву, а также отдельным лицам, находящимся в молитвенном общении с приходом Аввакума, руководимом им уже из Пустозёрска. Одно из первых молитвенных собраний во главе с протопопом Аввакумом проводило свои богослужения во дворе протопопа Иоанна Неронова, что упоминается автором Жития в его основном произведении и в Первой челобитной царю Алексею Михайловичу.
Перед древлеправославными христианами после их разрыва с официальной церковью встает множество вопросов догматического обоснования и канонического урегулирования. Руководители староверия во главе с протопопом Аввакумом принимаются за их решение. В различных сочинениях, посланиях со стороны протопопа Аввакума происходит попытка догматической и канонической организации общества православных христиан, в будущем именуемых старообрядцами.
В старообрядческой среде возник один очень важный вопрос догматического характера, касающийся времени и сроков пришествия антихриста. «Совсем не обряд, но «антихрист» есть тема и тайна русского Раскола. Весь смысл и весь пафос первого раскольничьего сопротивления не в «слепой» привязанности к отдельным обрядовым или бытовым «мелочам», но именно в этой основной апокалипсической догадке» [15, 67], — анализирует судьбы раскола Г. Флоровский. В условиях, ограничивающих полноценную церковно-религиозную жизнь, создаваемых политикой государственной власти в отношении старообрядчества, значительная часть приверженцев дониконовского православия все более укреплялась в мысли о наступлении «последних времен» и воцарении антихриста. По словам Н. Бердяева, «раскол был уходом из истории, потому что историей овладел князь этого мира, антихрист, проникший на вершины церкви и государства» [2, 23]. (Формирование данного утверждения приобрело весьма подробную богословско-философскую и каноническую интерпретацию у беспоповства.)
Христианскому миропониманию всегда был присущ дух эсхатологизма, связанного с концом мира и пришествием антихриста. Указания на это встречаются в самых различных местах Нового Завета [Лк. 18, 8; Лк. 21, 10–11, 25; Лк. 21, 26; Лк. 21, 35; Мф. 24; 2 Фес. 2, 3, 4, 8–11; Отк. 13, 5–8] и на страницах святоотеческих творений [4, 7, 9]. Однако уверенность в приближающемся конце света и скором пришествии антихриста распространялась среди русских людей в геометрической прогрессии, что послужило причиной возникновения крайних левых сектантских толков: скопцов, хлыстов, духоборов, молокан и др., — которые трудно назвать «старообрядческими». Они отрицали институты государства, общества, церкви и семьи.
Будучи церковно-начитанным и богословски образованным для своего времени, протопоп Аввакум решительно отвергал утверждение о состоявшемся приходе последнего богоотступника в лице Никона, Алексея Михайловича или антихриста, пришедшего в мир духовно в виде ересей. Прежде всего, проповедник старых порядков рассматривает нынешнее существование сторонников древлего благочестия как вынужденное, зависящее, по его мнению, от объективных онтологических причин — гонения на Церковь по попущению Господню:
«А что им попущено нас умерщвлять, и то добро так. По Господню речению сбывается» [5, 106].
Аввакум всячески восхвалял тех старообрядцев, которым пришлось претерпеть гонения от официальной церкви и властей, считая, что скорби и лишения укрепят в вере гонимых. Многие старообрядцы задавались вопросом о принятии из новообрядной церкви священнослужителей, сомневаясь в благодатности таковых. Аввакум, как православный священник, по убеждениям был, скорее всего, поповцем и, как никто другой, осознавал невозможность спасения православному христианину без полноты церковных таинств. В одном из своих сочинений он пишет:
«А кои не причащаются люди, и они делают не гораздо, своим умыслом говорят, взята-де благодать. И после антихриста, последнего черта, благодать та не покинет верных чад своих. Как-то дерзко глаголют, что не обрящеши святых тайн. Только то и людей святых, что будь то одни мы, а то все погибли; миленькие батюшки, добра ревность по Бозе, да знать ей меру» [13, 186].
Мысль о допустимости принятия священников из постреформенной церкви протопоп Аввакум выражает в другом своем сочинении — «Рассуждении на поучение». Аввакум писал:
«И о попах судихом: аще и старой рукоположенец блудит, не подобает от него ничтоже приимати. Аще ли новик ревнитель крепкой, по нужде принять его, будет в службу потреб мирских, но токмо ему не комкать» [1, 138]…
То есть, по первоначальному утверждению Аввакума, переходящий священник может совершать все Таинства и службы, кроме литургии. Но все-таки впоследствии основатель старообрядчества считает возможным служить таковому священнику и литургию.
«Чаю, егда новик оплачет себя стонавше, призовет духовное действо и в комкании, проклявше еретическое действо» [1, 138].
В «Послании рабам Христовым» Аввакум, окончательно убедившись в возможности принятия священников из официальной церкви, дозволяя им быть канонически полноценными пастырями, говорит следующее:
«Аще он поп, проклинает никониян и службу их и всею крепостию любит старину, по нужде, настоящаго ради времени да будет поп. Как же миру быть без попов? К тем церквам приходить» [5, 132]. Здесь же апологет староверия акцентирует внимание не на каноническом аспекте, а на духовно-нравственном, говоря о том, что не всякий священник старого рукоположения достоин стоять у Господня Престола: «Будет же поп и старой поставлен, а блудит хотя мало нечто, — бежать от него подобает» [5, 132].
В утешительном и ободряющем «Послании к горемыкам миленьким» Аввакум настойчиво просит принимать священников из новообрядческой церкви по причине крайней нужды:
«По старому служебнику и новопоставленный поп, аще в нем дух непротивен, да крестит ребенка. Где же деться? — нужда стала. Таковых по нужде приемлем» [5, 158].
То же самое он говорит о новообрядческом монашестве:
«А по старым книгам кои пострижены от никониан, за простоту не пособить, быть ему черньцу. Господь видит нужду человеческую» [5, 158].
В одном из своих посланий протопоп Аввакум описывает случай, когда ему самому приходилось принимать в старообрядческую церковь новообрядческого священника: «Поп той призвал меня к себе на лице свое и передо мною прощался и проклинал новизну еретическую. Я его маслом помазал и патрахель воздел на него, крест ему большой позолоченный дал ради поклонения того» [5, 170]. Принципиальное отвержение законности духовенства, принявшего реформу патриарха Никона, рассматривалось протопопом Аввакумом как явление ненормальное для Православной Церкви. Он был до конца уверен в невозможности уничтожения истинной Христовой священной иерархии, даже во времена антихриста, в связи с чем в одном из посланий к частному лицу Аввакум укоряет адресата данного послания в проповеди безблагодатности «нового» священства:
«Забрел ты, друг, во глубину зол, воспряни: понеже ни сам дьявол не может упразднить священнотаинство — ни антихрист с чады. Рече учеником своим Владыка: «Аз есмь с вами до скончания века». Не блазнися, чадо. Аще изгнано будет священство, но не до конца погибнет» [12, 126].
В письмах к попу Исидору, известному стороннику и проповеднику крайних эсхатологических настроений, Аввакум также советует не перевенчивать супружеские пары, повенчанные в новообрядчестве, не перекрещивать правильно, трехпогружательно (в соответствии с 50-м апостольским правилом), крещенных там же людей, но только миропомазывать, принимать их через исповедь и епитимью, довершая те священнодействия, которые не были совершены прежним священником [5, 193]. До первой трети XX века старообрядческие канонисты считали возможным принимать священников из правительственной церкви в сущем сане вторым чином, через миропомазание (у старообрядцев было достаточно мира, сваренного до раскола при патриархе Иосифе). Далее, ввиду повсеместного распространения обливательного крещения, категорически не признающегося в староверии, присоединение новообрядствующих священников вторым чином считается недопустимым. Таким образом, для современного старообрядчества иерархия РПЦ МП считается не каноничной, при всем том, что Московским Патриархатом старообрядцы принимаются без всякого чиноприема, а старообрядческое духовенство в сущем сане.
По вопросу крещения между староверами никогда не возникало особых споров. Правила разрешают совершать таинство крещения любому православному мирянину, при условии правильности крещения последнего. В Номоканоне сказано: «Иже от причетник, или от простца инока, или християнина некоего православнаго, и по нужде не сущу священнику, то крещени суть, но точию аще не рука еретическая бяше первее» (Номоканон).
Как было отмечено выше, канонические правила дозволяют принимать еретических священников и епископов в сущем сане. (См. 8-е правило I Вселенского Собора, 69-е и 99-е правила Карфагенского Поместного Собора, 1-е правило свт. Василия Великого). Однако старообрядчество все-таки остро испытывало недостаток в священстве по причине своей многочисленности. Сложившиеся обстоятельства существенно затрудняли возможность совершения литургии, и принять Таинства исповеди и причастия мог далеко не каждый старообрядец. Аввакум, «нужды ради», решается на послабление канонической строгости и дозволяет в крайнем обстоятельстве, например перед смертью, исповедоваться духовно опытному брату по вере для нравственного облегчения. Священник не исключал также, что исповедь, принятая мирянином, может посчитаться за таинство: «Есть в правилех: повелевает исповедатися искусному простолюдину, нежели невеже попу, паче же еретику» [5, 157]. Действительно, Номоканон дозволяет предпринимать данное действие, но только в крайнем случае. На вопрос: «Аще суть иноцы священницы неискусни слову, во еже приимати помышления, друзии же несуще священницы, знают сей искус, достоит ли сицевым помышления приимати неких или ни?», дается следующий ответ: «Иже помышления приемлют, врачев искусных чин содержат, знающих на недужных подобная наводити былия. Аще убо кто есть священник, неискусен же, а другии несвященник, искус же имея духовнаго деяния, сему паче священника, праведно есть помышления приимати, и правильно исправляти» [14].
Более сложной оказалась ситуация с принятием Таинства причастия. Причащать мирянина может только священник, на самопричащение же нет никаких канонически-правовых оснований. 58-е правило VI Вселенского Собора запрещает мирянину причащать самого себя. Как священник, знакомый с правилами Кормчей книги, Аввакум это знал, но и в данной ситуации, в условии непрестанных и жестоких гонений, на самый крайний и неотложный случай дозволяет простецам самостоятельно принимать запасные Святые Дары: «Аще нужда привлечет, и причаститися без попа можно святым комканием» [5, 158], но при условии и надежде, что в таком катастрофическом положении старообрядчество пробудет недолго. Протопоп Аввакум считает, что самопричащение в условиях крайней нужды является более душеспасительным, чем причастие из рук новообрядческого священника: «И аще кто причаститися неволею никонианския жертвы, таковый с верными не сообщается шесть месяц, и плачется пред верными греха своего ради» [5, 133]. Возможно, Аввакум, разрешая подобное принятие Святых Христовых Тайн, апеллировал к практике древней христианской Церкви, когда миряне по окончании божественной литургии причащались дома самостоятельно (Деян. 2, 46). За отсутствием канонических православных храмов Аввакум считает дозволительным совершать старообрядческим священникам литургии в простом доме. «Коли уж нужда стала, и изба по нужде церковь» [5, 191]. «Нужда свой чин и устав имать по всему» [5, 193].
Проявляя снисходительность, протопоп Аввакум не считает зазорным молиться за упокой души даже тех людей, которые принимали таинства никониан: «Поминайте покойников, кои и по-новому причащены: разберет Христос, какова в ком совесть была» [5, 195]. После вышеприведённых нами цитат, сказанных протопопом Аввакумом, разбирая их истинный смысл — сложно обвинить этого человека, писателя, религиозного деятеля в «обрядоверии», что приписывалось его имени синодальными историками и богословами.
В отношении совершения молитвенного прошения вместе с иноверными, в частности, представителями новообрядческой церкви, современное староверие в качестве основания ссылается на 45-е и апостольские правила и не допускает к молитве представителей других христианских конфессий и течений, не молится о здравии и упокоении таковых лиц. Апостольское правило 45-е: «Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен. Если же позволит им совершать что-либо, как служителям церкви; да будет извержен». Правило 46-е: «Епископа или пресвитера, принявших крещение или жертву еретиков, повелеваем извергать. Ибо не может быть согласия у Христа с Велиаром /сатаной/; или общего у верного с неверным». Представителям не старообрядчества разрешено только присутствие в храме во время службы. Считается допустимой для старообрядца только домашняя молитва за иноверных, а также в самом старообрядческом храме, при отсутствии службы и закрытых Царских Вратах.
У старообрядцев и новообрядцев есть общие святыни: чудотворные иконы, мощи святых угодников, прославленных до XVII века, и др. После того как староверие ушло в леса, большинство святынь осталось у их гонителей. У некоторых староверов возникал вопрос: можно ли поклоняться св. иконам и мощам дораскольного времени, но в еретическом храме? Чтобы развеять все сомнения, в «Послании к рабам Христовым» протопоп пишет:
«А которые люди иконам старописанным в подобии не поклоняются, кроме еретическаго никонианскаго собрания, и то творят нехорошо. Подобает поклонятися святым иконам. Разве в службу никонианскую — то не подобает покланятися, но после молитвы их и собора припади и поклонися, аще и в никонианской церкви в подобии узришь образ Христов и прочих святых. А неподобному и я не велю кланятися» [5, 131].
Дальновидный Аввакум предвидел, что ревнителей древлего благочестия будут загонять на молитву в новообрядческий храм при помощи насилия. По этому случаю он советует: «А будет нуждою в церковь ту затощат, и ты молитву Исусову говори, воздыхая, а пения тово не слушай их» [5, 159]. Почувствовав возможность насильного принуждения старообрядцев принимать новообрядствующих священников в дома для освящения жилья и прочтения молитв, а также попытки церковных властей заставить древлеправославных приходить на исповедь к священнику, служащему по новому обряду, протопоп Аввакум не препятствует своим пасомым прибегать к своеобразным приемам избегания осквернения от еретического духовенства.
«Ты с ним в церкви той сказки рассказывай, как лисица кур крала у крестьянина: прости-де батько, я не отогнал. И как собаки на волков лают; прости батько, я-де в конуру собаки той не запер. Он сидя исповедует, а ты ляг перед ним, да и ноги вверх подыми, да слюны пусти, так от и сам от тебя побежит. Черная-де немощь ударила. А если священник придет в дом твой со святою водой, по новому требнику освященной, так ты в воротах яму выкопай, да в ней роженья натычь, так он набрушится тут и упадет. А ты охай около него, бегая, будто ненароком. А ежели каковый яму ту перелезет и в дому твоем водою намочит, ты после него очисти все, а святыя иконы вымой святою водою, а воду в реку слей. А ребятам вели за печью от попа спрятаться. А сам ходи тут да вином его пой и говори ему: прости, батько, нечист, не достоин ко кресту. Он кропит, а ты рожу-то в угол вороти, или в мошну в те поры лезь да деньги ему давай. А жена собаку из-под лавки в те поры гоняй, да кричи на нея. Он ко кресту зовет, а она говори: батько, недосуг, собаку выгоняю, тебя же заест» [8, 230].
Опасения протопопа Аввакума по поводу насильственной молитвы, чинимой над старообрядцами в синодальном храме, оказались не напрасными. Следовательно, выше цитируемые нами аввакумовские рассуждения по поводу проблемы насилия религиозной совести не могут казаться такими смешными и анекдотичными, как то утверждают известные проф. Н.Ф. Каптерев и А. В.Карташов, ежели будут осмыслены через призму и в контексте церковной миссионерской политики Синодального периода в отношении древлеправославных христиан. Картину и общий дух религиозных преследований старообрядцев правительственной церковью описывает известный историк и богослов Ф.Е. Мельников: «Таинство Евхаристии Синод превратил не только в орудие сыска, но и в средство осквернения душ верующих людей. В своем «Регламенте» синодская власть с непостижимым бесстыдством заявляет: «Несть лучшего знамения, почему познать раскольника», как насильно его причащать. Само «Тело Христово» и «Кровь Христова» стали сыскным «знамением» — полицейским средством узнавания преступников. Чтобы избавиться от такого ужасного причастия, люди благочестивые выдумывали на себя самые большие грехи, за которые церковь отлучает от причащения на десятки лет. Но это не помогало, ибо приказано было и таковых причащать, так как Синод признавал свое причастие совсем не святыней, которая не может преподаваться недостойным лицам, а ловким и верным средством раскрыть тайну души человека и сейчас же ее осквернить этим средством. Автор синодской «Пращицы» с беззастенчивым злорадством говорит старообрядцам: «Вем, поистине вем, яко ни который иереи ни которых раскольников и еретиков все покаявшихся, проклятых, насильно не причащают, кроме вас таковых сущих». И раскольники они, и еретики, и проклятые, а один из синодских архиереев уверял даже, что они «хуже жидов», и тем не менее их насильно причащали новым причастием, чтобы поиздеваться над ними, чтобы причинить им душевный вред, духовно погубить их. Старообрядцев сотнями ловили, загоняли в крепости или в тюрьмы и тут, связав их или повалив на землю, лили им причастие насильно в рот. Было изобретено особое орудие — открывать рот таким причастникам, это какой-то «кляп». Историк Иван Филиппов сообщает, что таковые «кляпы в уста покладающие, вливаху причастие», однако «инии же в устех удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст, плеваху на землю». Особенным усердием по такому причащению отличался и прославился рижский обер-иеромонах Маркел Родыщенский. Однажды он «взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и святого причастия, как овец, загнав их в цитадель, велел говеть и всех сподобить святых тайн». Св. Феодор Студит говорит, что так насильно причащали только древние еретики христоборцы-иконоборцы. Насильно вливали в уста христианским мученикам и язычники идоложертвенное. Конечно, с целью осквернения христиан. С этой же целью и русская новая церковь насильно причащала старообрядцев и других, уже своих чад. И Христа новая церковь превратила в жестокого насильника, приказывающего признавшихся грешников отправлять даже в гэпэу и чрезвычайку петровского времени и там убивать их, и таинства Его превратила в гнусное и предательское средство сыска и даже осквернения душ верующих людей» [12, 59].
Немаловажным церковным аспектом в старообрядчестве является совершение крестного знамения двуперстием. Проблема применения двоеперстия и троеперстия при совершении крестного знамения стала одним из ключевых церковно-канонических пунктов в полемике между старообрядцами и приверженцами нового обряда. Этому вопросу уделялось наибольшее значение и место в полемической литературе двух противоборствующих сторон. История русского раскола начинается именно с несогласия определенной части русских православных христиан изображать крестное знамение посредством троеперстия. «С этой как бы мелочи, — пишет А. В. Карташов, — началась катастрофа. Родилась драма раскола» [8, 211]. По вышеизложенным обстоятельствам мы посчитали необходимым изложить в данном исследовании взгляды протопопа Аввакума, касающиеся формы совершения крестного знамения православным христианином при творении молитвы. Это являлось немаловажным аспектом духовной жизни для русского религиозного чувства.
В «Послании к сибирской братии» Аввакум отводит целую главу, посвященную образу крестного знамения. Его богословские рассуждения обнаруживают высокую для уровня своего времени богословскую тонкость, полную компетентность относительно рассматриваемого вопроса и четко выраженную историческую логику. Протопоп в защиту двоеперстия пишет следующее:
«Яко же прияхом, креститися и благословляти, в деснице слагая пять перстов: велигий и мизинец со средним сложити вкупе, — являют триипостасное Божество Отца и Сына и Святаго Духа; указательный же и великосредний — и един мало наклонити — являют смотрение Христово. Божество и человечество; та же на главу возложити — являет: ум нерожденный Отец роди Сына прежде век вечных; та же на пуп положити — являет сошествие Его во утробу Девичью; та же на десное плече, — являет вознесение, и со отцем седение, и праведных одесную стояние; та же положите на левое плече — являет грешных осуждение и вечное мучение; по сем поклонитися на землю — являет Адамово падение; та же восклонитися являет паки восстание Христовым смотрением, сиречь вочеловечением и воскресением» [5, 222]. Протопопу Аввакуму, собственно, нельзя приписать заслугу как одному из первых мыслителей, богословски обосновавших двоеперстие. Его рассуждения не могли возникнуть на пустом месте. Сам Аввакум дает ссылки на источники, из которых он почерпнул идеи для написания своего трактата о крестном знамении. Он говорит: «Сице повелеша персты слагати первые пастыри, святии отцы и учители наши: Мелетий Антиохийский, и Феодорит блаженный Кирский епископ, и Петр Дамаскин, и Максим Грек; еще же и бывый на Москве поместный собор при царе Иване (Стоглав. — Авт.)…» [5, 222].
Делая ссылку на популярные в средневековой Руси вероучительные источники — книги «Летописец» и «О Вере», — Аввакум утверждает, что начало троеперстию было положено римским папой Формосом [5, 222]. В целом идеологу староверия принадлежит положение отправной богословской точки в деле обоснования несостоятельности троеперстия, развивающейся в контексте старообрядческой мысли. Её начало содержится в следующем его высказывании: «Три персты противны святых отец Преданию, — крестяся, не исповедуют Богочеловечество Христово (курсив мой. — Р.А.)» [5, 223]. (Проблема православно-догматической объективности данного положения является темой отдельного научного исследования.)
Таким образом, Аввакуму принадлежит одна из первых серьезных попыток сбора, систематизации и анализа литературы, подкрепляющей вероучительную позицию старообрядчества, а также её богословского обоснования.
Но, несмотря на пунктуальный стиль богословствования, в произведениях Аввакума нередко чувствуется углубленный «духовный» психологизм и «благочестивая», «здравая» эмоциональность, благодаря чему проповедник староверия допускает весьма своеобразные метафорические и гиперболические выражения. В подобном духе построены некоторые его рассуждения относительно троеперстия. Нововведенный чин крестного знамения Аввакум иносказательно называет антихристовой прелестью, описывая его своеобразным языком: «Беда велика к трех перстах тех: змий, зверь, лжепророк являет в перстах сих, сиречь змий — диавол, зверь — антихрист, лжепророк — учитель лукавый, папа римский и патриарх русской, да и вси учители тому злому делу лжепророцы глаголются. Сам, собака, презрит душу свою, да в зазор пришед и протчих за собою тянет. Не токмо о честных говорити, но и меньшие — учители пагубы» [5, 170]. Аввакум верит, что принятие троеперстия является следствием отсутствия духовной чистоты: «И аще кто любит сию троеперстную ересь и всем сердцем прилежит к ней, — жив уловлен во диаволю волю, а отстать и покаятися не ищет и не хочет: таковый Седмию Вселенскими Соборами да будет проклят» [5, 223].
Самой удачной, на наш взгляд, попыткой защиты протопопом Аввакумом религиозных убеждений создавшейся церковной оппозиции является его выступление на соборе 1666–1667 гг., анафематствовавшем старый обряд и его последователей. После долгих увещеваний оппозиционеров принять новый образ крестного знамения, Аввакумом была произнесена речь, которую никто из присутствовавших не смог контраргументировать. Сам Аввакум происходившие с ним на соборе события описывает следующим образом:
«Как привезли меня из монастыря Пафнутьева к Москве, и поставили на подворье, и, волоча многажды в Чюдов, поставили перед вселенских патриархов, и наши все тут же, что лисы, сидели; Бог отверз грешные мои уста, и посрамил их Христос! Последнее слово ко мне рекли: «что-де ты упрям? вся-де наша Палестина — все-де трема персты крестятся, один-де ты стоишь во своем упорстве и крестишься пятью персты! — так-де не подобает»! И я им о Христе отвещал сице: «Вселенстии учитилие! Рим давно упал и лежит невсклонно, и ляхи с ним же погибли, до конца враги быша християном. А и у вас православие пестро стало от насилия турскаго Магмета, — да и дивить на вас нельзя: немощны есте стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас, Божиею благодатию, самодержство. До Никона отступника в нашей России у благочестивых князей и царей все было православие чисто и непорочно и церковь немятежна. Никон волк со дьяволом предали тремя персты креститца; а первые наши пастыри, яко же сами пятью персты крестились, такожде пятью персты и благословляли по преданию святых отцов наших». И патриарси задумалися; а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: «Глупы-де были и не смыслили наши русские святыя, не ученые-де люди были, — чему им верить? Они-де грамоте не умели!» О, Боже Святый! како претерпе святых своих толикая досаждения? Мне, бедному, горько, а делать нечева стало. Побранил их, колько мог, и последнее слово рекл: «Чист есмь аз, и прах прилепший от ног своих отрясаю пред вами», по писанному: «Лутче един творяй волю Божию, нежели тьмы беззаконных!» Так на меня и пуще закричали: «Возьми его! — всех нас обесчестил!» Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились, человек их с сорок, чаю, было, — велико антихристово войско собралося!» [5, 36–37].
Непоколебимая уверенность Аввакума в своей правоте не позволила ему отречься от собственных убеждений даже под силой соборно-церковного давления. Особое внимание протопоп Аввакум уделил проблеме православной ставрографии, актуальность которой возросла после того момента, как патриарх Никон ввел в обиход Русской Церкви четвероконечный крест, «крыж», используя данную форму креста в качестве напрестольного и просфорного. На Руси издревле употреблялся трисоставный, восьмиконечный крест как символ Православия, точное догматическое выражение, а также историческое свидетельство утверждения Христовой истины. Четвероконечный крест в России традиционно считался явлением католическим. Известно, что после Ферраро-Флорентийской унии митрополит Исидор, подпись которого стояла под соборным соглашением 1439 года, не был принят православной Москвой в качестве первопредстоятеля Русской Церкви уже по той причине, что повелел носить пред собою крест четвероконечный, латинский. Таким образом, введение патриархом Никоном «крыжа» подало повод обвинить последнего в симпатиях к латинству. В русле проходивших церковных событий, когда русские православные христиане были смущены четвероконечной крестовой печатью на просфоре и целованием в конце божественной литургии того же креста, протопоп Аввакум написал целую беседу «Об образе креста Христова». В Беседе он развивает мысль о необоснованности введения латинского креста и необходимости сохранения православного: «А иже крест трисоставный (состоящий из трех древ, т.е. восьмиконечный. — Р.А.) Христов отлагают и четвероконечный римский крыж почитают» [5, 247].
Вопреки устоявшемуся мнению о почитании старообрядцами только восьмиконечного креста, необходимо сказать следующее. Протопоп Аввакум в беседе о Кресте не говорит о принципиальном отрицании четвероконечного креста, ибо и такой крест сам по себе остается символом страданий Христа и его победы над смертью. Аввакум, в продолжение древнерусской православной традиции, пишет о допустимости изображения четвероконечного двусоставного креста на священнических и диаконских богослужебных облачениях: «Держим же и четвероконечный крест во Церкви, по преданию святых отец, но не в место образная, токмо на ризах, и стихарях, и патрахелях, и пеленах» [5, 248], то есть на тех местах, где исключено непосредственное поклонение и молитва таковому кресту. Однако, по мнению Аввакума, изображать двусоставный крест на иконах, просфоре, престоле, жертвеннике, более того, увенчивать им купола храмов — является непозволительным:
«Мы же, правовернии, сие мудрование римскаго костела, поляков и киевских униат, за вся их нововводныя коби еретическия анафеме придаем и держим от святых отец Предание неповрежденно. И почитаем крест Христов (т.е. восьмиконечный. — Р.А.) с возглавием на престоле, и на просфирах, и на церкве на главе, и прочая, иде же положили отцы покланятися и почитати его честнее и сердечнее, со усердием лобызаем и покланяемся, припадающее к нему, милости прося и победы на невидимых и видимых врагов» [5, 249].
Таким образом, относительно современной древлеправославной ставрографии можно сказать следующее: принципиально старообрядцами признается всякий крест как христианский символ Вечной Жизни. Однако особое и возвышенное почитание оказывается кресту «трисоставному», т.е. восьмиконечному, как зримому собирательно-догматическому символу Православной Церкви. На этом мы полагаем сообразным закончить анализ сочинений прот. Аввакума, посвященных предмету защиты двоеперстия и употребления различных форм креста.
После начала массовых репрессий в отношении сторонников старой веры их единомышленные сподвижники начали особо почитать тех, кто мученически был лишен жизни за свои религиозные убеждения. Это были первые шаги к началу древлеправославной агиографии. Протопоп всячески поддерживал среди своих духовных чад почитание мучеников-единоверцев:
«Добро почитати сожженных за правоверие отец и братий наших. Но в место образная (возле икон. — Р.А.) их не поставляем, дондеже Бог кого прославит. А до тех времен сожженных кости держим в честнем месте, каждение и целование приносим пострадавшим за Христа-Спаса… Аще и, перекрестясь, поцелуешь — не согрешишь» [5, 157].
Не вполне отчетливой остается агиографическая позиция Аввакума по печальному вопросу самосожжения старообрядцев. В ответ на многочисленные казни за Старую Веру, многие древлеправославные шли на самосожжение порою целыми селениями. То, что власть использовала для их устрашения, старообрядцы сами стали добровольно принимать на себя как христианский подвиг. Многих исследователей староверия до сих пор поражает сила их духа. Несмотря на утверждения проф. Зеньковского о «подстрекательстве» Аввакумом своих единоверных к самосожжению [6, 363–364], мы не находим достаточных оснований в существовании того факта, когда протопоп с неописуемым восторгом и пристрастием велел совершать староверам массовые гари. Он писал:
«Да уже с горя милые, не хотя отступити от Бога, сами во огнь лезут христиане. Во истину блаженнии и треблаженнии творящие таковая! И прежде всего при мучителех мнози во огнь сами дерзали, яко же и ныне воочию нашею бывает» [5, 168].
Однако мы полагаем, что протопоп констатировал имевшие место случаи самосожжения, но никакого особого благорасположения к данному явлению у Аввакума, судя по легко замечаемому психологически-эмоциональному оттенку его текстов, не наблюдается. Естественно, что в глубине души протопоп как-то разделял леворадикальную позицию этих людей, но сам он, как известно, никакого самосожжения не совершил и такового никогда не проповедовал. Его отношение к гарям состояло лишь в восхищении духовным подвигом самосожженцев, который протопоп Аввакум сравнивает с имевшимися случаями добровольного лишения себя жизни во времена гонений на первохристиан. Вот что он говорит по этому поводу:
«Святая мученица Соломония, после мучения детей своих, не дождавшись рук человеческого нападания, помолившися Богу, и в разжегшуюся сковраду себе вверже, и тако Богу дух свой предаде. В книге Максима Грека писано: и седьмый же сын, меньший, во огнь себя ринул. При Траяне царе, виде дщи царева, яко кождо от христиан, веры ради и любве Христовы вревают сами себя в пещь. Святая мученица Манефа мучена бысть, и по многих муках освобождена бысть. Последи же в ражженную пещь сама вниде в ню, тако и скончася» [5, 226].
Протопоп приводит также другие многочисленные случаи, когда христиане, во время гонений, дабы облегчить себе мучения, лишались добровольно жизни. Если же ревнитель старой веры где-то в своих письмах словом возвысил или приукрасил довольно своеобразный духовно-социальный протест некоторых христиан, несогласных с проводившейся в то время церковной политикой — данные высказывания являются личной авторской позицией. Более того, в старообрядчестве феномен самосожжения никогда не возводился в добродетель на соборном уровне и до сих пор предстает в качестве частного богословского мнения.
Для старообрядчества является характерной приверженность к древним формам богопочитания, пришедшим на Русь в X веке из Византии, одной из которых является двоеперстное крестное знамение. Двоеперстие стало для старообрядцев не только частью Православного Предания, но и духовным собирательным символом, выражающим религиозную свободу и отстаивание убеждений в обретении спасения через сохранение цельного христианского бытия в том понимании, категориями которого мыслил древнерусский христианин в историческую эпоху «Святой Руси» и средневекового Московского государства. Таким образом, слова Аввакума «Мучься за сложение перст» кратко и своеобразно выражали это существующее религиозное настроение. Многими исследователями отмечено, что государственная власть использовала репрессивные меры увещевания «раскольников», вплоть до физического уничтожения последователей «Старой Веры». Подобная политика в отношении староверия, то усиливая, то ослабевая притеснения на конфессиональной почве, проводилась государством вплоть до конца XIX века. Проводимые гонения осмысливались старообрядцами как искушение, попущенное Господом для укрепления веры. Поэтому самыми распространенными и почитаемыми из прославленных святых в старообрядчестве являются мученики. «Что касается старообрядчества, — пишет современный агиограф Древлеправославной Поморской Церкви К.Я. Кожурин, — то мы видим, что с конца XVII в. в нем начинается настоящий рассвет святости… Мы встречаемся здесь с такими подвигами исповедничества и мученичества, какие можем встретить разве что в первые века христианства» [10, 26]. До 1846 и 1923 гг. русские старообрядцы не имели собственных епископов, наличие которых создало бы все необходимые условия для собрания Освященных Церковных Соборов, на которых стало бы возможным прославление старообрядческих святых после второй половины XVII века. Однако после обретения епископата древлеправославными христианами-поповцами в разное время проводились Соборы, на которых были канонизированы собственно старообрядческие святые.
Беспоповство, как безыерархическая церковная организация, не дерзнуло провести акт прославления мучеников, пострадавших за сохранение «Старой Веры», однако, по словам самих представителей Древлеправославной Поморской Церкви, её члены незыблемо веруют в святость этих подвижников.
Роман Аторин, кандидат философских наук,
доцент кафедры философии РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева
Список использованной литературы и источников
- Аввакум. Рассуждение на поучение// Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века. СПб., 1909.
- Бердяев Н.А. Русская идея/ Н.А. Бердяев; Сост., вступ. ст. и примеч. М.А. Блюменкранца. — М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: Фолио, 2004.
- Дубинин Аполинарий. Епископ. Культура сохранения канонического и обрядового наследия дореформенного чина в литургическом круге// Древлеправославный вестник. 1999, №2.
- Ефрем Сирин. Слово на пришествие Господне, на скончание мира и на пришествие антихристово// Избранное. М., 2002.
- Житие Аввакума и другие его сочинения/ Сост., вступ. ст. и коммент. А.Н. Робинсона. Худож. А. Денисов. М.: Советская Россия, 1991.
- Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. Духовные движения XVII века. В 2 т./ Сост. Г.М. Прохоров. Общ. ред. В.В. Нехотина. М.: Институт ДИ-ДИК, 2006.
- Ириней Лионский. О различии праведных и нечестивых, о будущем отступничестве при антихристе и конце мира// Творения. М., 1996.
- Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000.
- Кирилл Иерусалимский. Огласительное поучение пятнадцатое// Поучения огласительные. М., 1991.
- Кожурин К.Я. Духовные учителя сокровенной Руси. СПб.: Питер, 2007.
- Мейендорф И. Протоиерей. О расколе// Из интервью, взятого на конференции, проходившей в Санкт-Петербурге в феврале 1988 г., посвященной 1000-летию Крещения Руси.
- Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви. Барнаул: АКООХ-И «Фонд поддержки строительства храма Покрова…», 2006.
- Мякотин В.А. Протопоп Аввакум. Его жизнь и деятельность. М., 2002.
- Номоканон при Большом Потребнике.
- Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1990
