«В жизни нужно попробовать всё!» Этот лозунг повторяют, словно зомбированные, почти все. Нас приучил телевизор, мы уже и не задумываемся — только пробуем, коли есть возможность и нет наказания. Моральных, внутренних тормозов не осталось. Телевизор ведь учит «незакомплексованности».
Но если пробовать всё — почему бы не попробовать, например, походить в храм, не помолиться, не попоститься, не сделать добро ближнему, не помочь нищему, старому, больному? Почему пробуют разврат, пьянство, наркотики? Почему из добрых детей становятся похотливыми циниками, отмороженными наглецами, безудержно самовлюблёнными?
Два направления чувственности
Молодёжь зачастую живёт не умом, а чувствами, импульсами. Это само по себе не хорошо и не плохо — ума-то ещё особого нет, ум с опытом наживается. Но в древности молодые слушались старших, набирались у них ума, и это помогало сгладить дурь юности. Сейчас ни о каком послушании и семейной иерархии даже не говорят, да и чему мудрому могут научить современные родители?
Чувственность имеет два направления: возвышающее и растлевающее. Высокие чувства — это, например, удовольствие от добродетельности, искренности, милосердия, сострадания. Ещё выше — наслаждение от исполненного долга, от защиты чести, от доблестного служения ближним, Родине, Церкви, от героизма, бесстрастности, преодоления своих слабостей и пороков. И самое высшее — блаженство от присутствия Господа в душе, от ощущения Его воли и любви.
Чувственность растлевающая — это удовольствия тела (пойло, курево, разврат), удовольствия низших пластов души (самодовольство, жажда оригинальности, самовыпячивания, драйва). Чувственность, убивающая душу, начинается с «я хочу». Разумеется, катиться вниз гораздо легче, чем взбираться ввысь. Поэтому, если с собой не делать ничего — оскотинивание неминуемо. У кого-то оно будет только на уровне сердца (хамство, похабность, жестокость, злобность), у кого-то на уровне ума (примитивность, самолюбование, эгоизм), у кого-то — на уровне тела (пьянство, курение, наркотики, разврат, обжорство). А у кого-то — на всех этих уровнях.
И вот, говоря о «пробовании всего», как правило, имеют ввиду полную несдержанность мыслей и чувств. Куда занесёт — туда занесёт. Несёт, естественно, вниз.
Оскотинивание уродует человека. Во-первых, оно происходит незаметно и постепенно; во-вторых, исходит от себя (а мы себе-то доверяем и не предполагаем изначальной собственной порочности); в-третьих, не вызывает критики извне, ибо современная культура неустанно внушает: «Не тормози!», «Живи мигом!», «Наслаждайся!».
Только христиане говорят о недопустимости такого отношения к жизни. Христос учит, что для истинного Наслаждения (от которого, по учению св. Августина, самые светлые земные — лишь блёклые оттенки) надо отвергнуть себя. Отбросить испорченное животное начало и взамен получить от Господа Новую Жизнь. Это называется Покаянием, и с этого должно начинаться вхождение человека в Церковь Христову.
Зачем пробовать всё? Пробуй лучшее — возвышающее и облагораживающее. То, что является христианской моралью: чистота, добро, любовь, вера, искренность, ответственность, трудолюбие, смелость, самоконтроль, забота, сострадание, жалость, набожность. Как это проявляется на бытовом уровне — каждый сам знает. Это приносит истинное, святое удовольствие. Потому что, служа ближнему, ты служишь Самому Спасителю. Потому что нет ничего важнее, чем спасение души. И душа в восторге от каждого твоего шага к Господу.
А дурное — похоть, дурман любого вида, безумие, злоба, зависть, трусость, ненависть, жестокость, себялюбие, цинизм, корысть. И хуже всего, что, чем ниже опустишься, тем труднее опомниться и возродиться. Тем больше нравится сложившаяся жизнь.
Однако Господь даёт силы каждому, кто найдёт хоть толику искреннего раскаяния в своих пороках, и искреннего желания Царства Небесного. Даже если совсем нет сил на исправление, искренняя мольба ко Спасителю — и ты уже делаешь шаг из бездны греха и отчаяния.
Современные массовые эстетические приоритеты
Что-то случилось с массовым эстетическим сознанием — особенно с молодёжным, какой-то перелом. Тяга к мерзости и хаосу стала господствовать среди тех представителей молодёжи, которые считают себя развитее окружающих.
В XIX веке Ницше создал новую философию и стиль жизни — нигилизм (от лат. nihil — «ничто»). Нигилисты боролись с окружающей христианской системой ценностей. Конечно, в Европе и России XIX века христианство было в основном формальным, так называемой «цивилизационной особенностью», но, тем не менее, на нормах христианской нравственности строилось повседневное общение, правосудие, массовая культура, официальная политика. И вот Ницше (называвший себя антихристом) провозгласил: «Бог умер!», то есть все ценности, основанные на вере в христианского Бога, объявлялись ложными, пустыми. Нигилисты отрицали право, законность, нормы приличия, тяготели к эпатажу в искусстве и литературе. Художники и литераторы изображали самые отвратительные тела, места, ситуации. Задачей «элитарной» культуры в конце XIX — начале XX века стало провоцирование человека на дурные эмоции, на отвращение и ненависть. Но тогда это было понятно — антихристов дух через молодых и неосмотрительных своих носителей боролся против инерции христианской культуры.
А сейчас? Нельзя сказать, что молодёжь вся сплошь — не читающая и не развитая. Вот только то, что вызывает интерес у современной думающей молодёжи, настораживает и удивляет, как минимум. Во-первых, все сплошь отвёрнуты от родной русской православной культуры. Казалось бы, нет ничего более привлекательного для того, кто хочет выглядеть оригиналом в современном шаблонном, виртуализированном, американизированном и глобализированном мире. Обратись к истокам русской культуры: прочти Евангелие, изучи православное церковное учение и богослужение, поинтересуйся русской средневековой литературой и философией, иконографией, песнопениями и фольклором, храмовой архитектурой, древнерусским бытом. Иконы Рублёва и Дионисия, старинные храмы Киева, Владимира, Новгорода, «Повесть о Петре и Февронии», былины и причитания, «Голубиная книга», духовные стихи, церковные песнопения — что может быть более антисовременным для тех, кому неприятна примитивность и бездуховность нынешнего зомбирующего масскульта?
Однако — нет! Думающей молодёжи интересны книги и фильмы про извращенцев, скинхедов, шизофреников, убийц, маньяков. Сплошь и рядом, например: Гоголя не читали — Мураками и Сорокина читали. «Андрея Рублёва» и «Сталкера» не смотрели — зато в восторге от «Прирождённых убийц» и «Бойцовского клуба». Очень немногие могут похвастаться прочитанными «Войной и миром» или «Вечерами на хуторе близ Диканьки», зато самый читаемый молодёжный автор — Чак Паланик, основные герои произведений которого сплошь извращенцы, гомосексуалисты, сектанты, сатанисты, садисты.
В музыке тоже молодёжь в основном ценит не талант, а позу, выдрыгивание, шокирование. Rammstein изображает развратные акты на сцене, Мэрилин Мэнсон открыто хулит Христа и нахваливает наркоманию и извращения, блэк-металлисты призывают жечь храмы и поклоняться сатане, дэт-металлисты пропагандируют садизм, ню-металлисты и дарквэйверы культивируют ненависть и психопатию.
Клипы напичканы грязью, унитазами, фекалиями, кровью, кишками, пауками, змеями, ножами и шприцами, обнажёнными и вывороченными телесами, выпученными глазами, трясущимися языками, изломанными фигурами, искажёнными харями, сатанинской символикой. Как с цепи сорвались!
Если в массовой культуре на месте ценностей прочно утвердились разврат, пьянство, чувственные удовольствия, праздность, хамство, выдрыгивание, то в том, что претендует на звание культуры элитарной, стремятся господствовать хаос, извращение, богохульство, безумие, грязь.
Вот что и непонятно: в XIX и ХХ веках молодёжь шокированием боролась с огрызками культуры христианской, а сейчас против чего идёт эта борьба? Нет ведь вокруг христианской культуры! Создаётся впечатление, что уже полностью исчезли такие черты русского человека, как брезгливость к грязи, правдивость, прямота, тяга к порядку и красоте. Неужели наша думающая и интересующаяся молодёжь тянется теперь только к безобразию, гадости, преступлению, безумию? Это теперь уже и не «гадости», это — «самовыражение», «оригинальность», «поиск себя»!
Пророк Иеремия так пророчествовал об идеальном мире истинных почитателей Господа:
Вложу законы Мои в мысли их, и на сердцах их напишу их, и буду им Богом, и они будут Моим народом. И не будет учить каждый соплеменника своего, и каждый брата своего, говоря: познай Господа, потому что все будут знать Меня от мала до велика среди них (Иер. 31, 33–34).
Это — отличительная особенность мира христианского: Закон Божий прописан в сердцах и умах.
Разумеется, признак антихристова мира негативен, противоположен: в сердцах ничего не прописано. И все истинные ценности, интуитивно ясные даже безбожнику и нехристианину, исчезают: вместо порядка — бардак, вместо красоты — безобразие, вместо приятного — отвратительное, вместо ума — сумасшествие, вместо добра — безразличие, вместо целеустремлённости — безволие, вместо самопреодоления — самолюбование, вместо служения ближнему — издевательство над ним, вместо уважения — глумление.
Не является ли этот грандиозный «сдвиг о фазе» нашей молодёжи признаком нашего духовного вырождения? Ужели все настолько испорчены с детства-юности? Или ценности красоты и порядка в нашем обществе настолько всеобще распространены, что единственная свобода от них — воспевание мерзости и хаоса? Неужели Юкио Мисима более приятен русскому молодому читателю, чем Достоевский, а Тарантино сильнее вдохновляет, чем Андрей Тарковский? Если это так, остаётся одно — спасаться от этого извращённого рода (Деян. 2, 40). Спасаться от народа, неспособного на духовное возрождение и восхождение к своим христианским истокам.
Или ждать, пока такой народ сам себя уничтожит? Или по плечи в мерзости рваться, подобно былинному богатырю, к своему Небесному Иеросалиму, проповедуя словом и примером Истину и Воскресение?
Или сидеть и надеяться, что пропаганда мерзости и хаоса — лишь очередная глупая и недолговечная мода?
Предложу ответ. Вот строки из Евангелия от Марка:
И прибыли на другой берег моря в страну Герасинскую. И когда высадился Он из лодки, тотчас вышел к Нему навстречу из могильных пещер человек, одержимый духом нечистым, жилище его было в могильных пещерах, и никто еще не мог связать его даже цепью: потому что он многократно бывал связан кандалами и цепями, но разрывал цепи и разбивал кандалы, и никто не в силах был его укротить; и всегда, ночью и днем, в могильных пещерах и в горах, он кричал и бил себя камнями. И увидев Исуса издалека, он прибежал и поклонился Ему, и закричал громким голосом: что Тебе до меня, Исус, Сын Бога Всевышнего? Заклинаю Тебя Богом, не мучь меня. Ибо Он говорил ему: выйди, дух нечистый, из этого человека. И спрашивал его: как имя тебе? И он говорит Ему: легион имя мне, потому что нас много, И просил Его, чтобы не высылал их вон из этой страны. Паслось же там при горе большое стадо свиней. И попросили Его: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. И позволил им. И выйдя, духи нечистые вошли в свиней; и ринулось стадо — около двух тысяч голов — с крутизны в море, и тонули в море (Мк. 5, 1–13).
Преп. Максим Исповедник учит, что аллегорическое, скрыто-смысловое истолкование текста не отрицает его буквального, исторического значения. Я вижу здесь такую аллегорию: цепи и кандалы — это ограничения, накладываемые обществом на человека безумного. То есть безумие — это несоответствие рамкам и нормам, принятым в обществе. Однако чисто ли само таковое общество?
Все знают, что иудеи, к которым и была обращена изначальная проповедь Спасителя, категорически не едят свинину. Откуда же там свиньи? Очевидно, в «стране Герасинской» жили либо евреи-отступники, либо чужеземцы, не знающие Закона Божия.
Что было после того, как Христос изгнал легион бесов?
И пастухи побежали и объявили в городе и в деревнях. И люди пришли посмотреть, что такое случилось. И приходят к Исусу и видят, что бесноватый сидит, одетый и в здравом уме, тот, в котором был легион, и устрашились. И рассказали им видевшие, как это произошло с бесноватым, и о свиньях. И начали просить Его уйти из области их (Мк. 5, 14–17).
Богоотступники, для которых предпочтительнее всего на свете их земное бытие, не могут исцелить человека, мятущегося духом. Максимум, что такое общество может сделать — ограничить безумца. Кандалы и цепи. Цепи и кандалы может снять только Христос Господь. Только Он подлинно освобождает от безумия.
Теперь соединим такую аллегорию с современностью. Массовая культура, пропагандирует оскотинивание: секс, обжорство, самолюбование, бездуховность. Против такого масскульта восстают безумцы, проповедующие ненависть, наркоманию, безумие, сатанизм. Это — не только проблема, допустим, дэт-металлистов или эпатирующих писателей. Это — симптом глубочайшей духовной болезненности безбожного общества. Это безбожие проявляется не в заявлениях философов, а в отношении простых людей к своей жизни, к своим ближним, врагам и друзьям, коллегам, случайным знакомым. Когда все и всё нацелены на существовании «здесь» и «сейчас», начинают звучать голоса безумцев, зовущие прочь от бессмысленной повседневности. Эти нарочитые оригиналы пытаются разрушить мир примитивности, они его ненавидят, но и слабые отблески в нём давнишнего христианского жизненного уклада для нынешних проповедников безумия совсем нестерпимы.
Но… Никого из города свинолюбцев, кроме того безумца, Господь не обратил. Единственное чудо, которое Он перед ними сотворил, их ужаснуло. Они не хотели такого чуда, они хотели, чтобы было всё спокойно, а противники их уклада сидели бы в кандалах. Потому и получается парадоксальное: слепой бунт безумцев иногда приближает к Господу. Потому что истинный, последовательный безумец не надеется ни на что, ни на кого, кроме Господа. Предельное разочарование в мире — основа христианского Нового Рождения, образом которого является традиционное погружательное крещение. Потому и пишет Апостол Павел, что для мира мы — христиане — безумны.
Другое дело — что те, кто проповедует дикость и извращения, на самом деле в большинстве своём не являются врагами тотально безбожной Системы. Они — только вредоносные клоуны. И их «бунт» носит чисто показной характер, нацеленный не на освобождение от житейской «попсы», а на то, чтобы из этой попсы изгнать остатки памяти о Господе, остатки христианской инерции поведения. Потому и зарабатывают миллионы долларов все эти кадровые сатанисты и наркоманы, и никто из них не в кандалах, а все свободно скачут и кривляются.
Потому-то думающая молодёжь и очарована всякими там Мэнсонами. Потому что мало думать — надо бороться с собой и над собой подниматься.
Что было после того, как герасинцы попросили Христа уйти от них?
И когда входил Он в лодку, тот, кто некогда бесновался, просил Его, чтобы быть с Ним. И Он не допустил его, но говорит ему: иди в дом твой, к твоим, и возвести им, что сделал тебе Господь и как помиловал тебя. И он пошел и начал проповедовать в Десятиградии, что сделал ему Исус. И все удивлялись (Мк. 5, 18–20).
Здесь я не предлагаю своего мнения-толкования, а предлагаю подумать самим. Быть «как все» или «сам по себе»? И если второе — быть последовательным или тормозить, когда Вызов Господа потребует отречься от всего, к чему привык и что приятно?
Какие ценности избрать?
Господь будет судить христианина по тому, насколько он был христианином. С нас на Страшном Суде спрос будет больше, чем с нехристиан. Если язычники, никогда не знавшие христианского вероучения, будут судимы по внутреннему моральному закону, вложенному во всех Господом, то для христиан мало лишь «быть хорошими человеками», «быть с Богом в сердце» и т.п.
Для христианина мало быть крещёным. Мало принимать умом или сердцем церковное учение как правильное, как должное. Надо не верить, а веровать. Вера должна палить изнутри. Вот этот внутренний жар (или искренняя тяга такой жар обрести) — показатель настоящего христианина. Потому что палящая изнутри вера заставляет жить по вере.
Наблюдая за многими современными молодыми христианами, я заметил печальную черту — они стесняются того, что они христиане. Многие из них, сами того не замечая, завидуют мирским и стараются им подражать в поведении, привычках, пристрастиях. Кто пообразованней — может христианским языком рассуждать о «великой освободительной миссии» Маркса. Кто попроще — в восторге от какого-нибудь Кинга Даймонда и рассуждает, что он, дескать, не по-настоящему сатанист, что его музыка «просветляет», «пробуждает», «заставляет задуматься» и т.п.
В итоге получается нежизнеспособный кентавр. Молодые христиане часто не понимают, что мирские моды, стили, жанры родились именно из-за духовной неполноценности авторов. Проще говоря, из-за безверия и безбожия. Надо было чем-то заменить Святое — вот и возникли разные философы, «преображающие мир», писатели-«гуманисты», музыканты, «изменившие массовое сознание», художники, «давшие пощёчину пошлому общественному вкусу».
Существование в миру всегда было вызовом для христиан, дискомфортом. Апостол Иоанн Богослов пишет:
Не любите мира, ни того, что в мире. Если кто любит мир, в том нет любви Отца, потому что всё, что в мире: похоть плоти и похоть очей и гордость житейская — не от Отца, но от мира. И мир проходит, и похоть его; но творящий волю Божию пребывает вовек (1 Ин. 2, 15–17).
Если человек — последовательный христианин, то мирские ценности и принципы вызывают у него естественное неприятие. Одно он однозначно отрицает (безбожие, насилие, разврат, извращения, безумие), другое для него подозрительно (гуманизм, толерантность, веротерпимость, либерализм). И такое отношение распространяется на культурные формы, посредством которых эти ценности преподносятся в массы (например, на жанры музыки или стили танца).
Соответственно, мир в штыки воспринимает христиан, осмелившихся фильтровать окружающую действительность. И начинается неудобство, проявляющееся во всех сферах: от подъездной болтовни с приятелями и споров с преподавателями — до поиска спутника жизни и обретения настоящих друзей. И существование в таком неудобстве — особенность жизни христианина в мире.
Сам Спаситель молился о помощи Своим последователям в таком жизненном противоречии:
Я дал им слово Твое, и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как Я не от мира. Я не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы соблюл их от лукавого. Они не от мира, как Я не от мира (Ин. 17, 14–16).
Жизнь христианина — духовная война. А война всегда приводит к победителю и побеждённому. Потому есть те, кто из мира выходит (иноки), есть те, кто остается христианином в миру, и есть угнетающе великое множество тех, кто обмирщается. Обмирщение более страшно, чем разочарование в вере, потому что происходит потихоньку, незаметно. Кроме того, основной причиной разочарования христиан в вере стало именно их обмирщение, пленённость мирской культурой.
Великое, светлое, вдохновляющее в мирском искусстве, литературе, музыке, есть произведение таланта, данного Господом, и никем иным. Другое дело — человек может своим талантом распорядится по-своему, не по-божески. Однозначно, например, что Ницше был более одарённым Господом, чем многие современные ему христианские проповедники. Но на что он свой талант обратил?..
Более того, если талантливый безбожник даже поступает в соответствии с Божьими Заповедями, но сам в Него не верует, — его творчество так и будет ограниченным, относительным, туманным. Фрагменты святого и чистого так и останутся фрагментами. Они не соберутся в единое спасительное целое. Единственное спасительное целое, к которому мы можем прикоснуться, — культура церковная.
И вот тут-то и встаёт вопрос предпочтений. Молодым христианам, читающим и нечитающим (что уже само по себе неправильно), становится неуютно в миру: у них нет своей музыки, фильмов, книг. Натиск мира — страшная вещь! Он обволакивает, понемногу проникает в сердце и снимает само христианское противление духу мира. (Да и вообще такое противление есть только у последовательных христиан, а многие из молодёжи, даже крестившись и начав регулярную церковную жизнь, ещё только в начале пути к глубинно-личностному преображению.)
И тогда под натиском мира молодые христиане начинают расщепляться. Одни попросту принимают всё мирское, даже не задумываясь о его духовном содержании. Таковых довольно скоро мир схватывает внутренне, и они уходят из Церкви либо по причине изменения взглядов, либо из-за греха, который они совершили под воздействием размягчающей, чувственной мирской культуры.
Другие заимствуют мирскую культурную форму и стараются наполнить её «своим» содержанием. Например, создают «христианскую» хэви-метал-группу или читают рэп на «душеспасительную» тематику. Таких христиан форма вдохновляет больше, чем то, что они хотят в эту форму вложить. И в итоге вместо проповеди спокойно занимают мирскую нишу, наравне с безбожниками, пьяницами и развратниками.
Третьи начинают «изыскивать жемчуг в навозе», вычленяя из произведений безбожников то, в чём, проявляется «искра Божия». Вроде бы, вполне здоровая позиция, поддержанная некоторыми святыми отцами (напр., свт. Иоанном Златоустом). Вопрос в другом: что заставило молодого христианина обратиться к мирскому? Одно дело — желание говорить с «мирскими» на их языке, используя современные слова и символы. Другое дело — когда внутренне мирское просто нравится. И молодой христианин его оправдывает, защищает: «Это они только снаружи сатанисты, материалисты, атеисты, а вот внутри…»
И вот тут начинают действовать предпочтения. Если мирское нравится больше, чем церковное, — значит, с душой или сознанием что-то не так. У христианина должно вызывать естественное отвращение всё, что идёт против Господа, Его Церкви и учения. Для христианина недопустимо увлекаться тем, что уводит в сторону от Царства Небесного.
Это очень внутренний вопрос. Это индикатор: если душевное предпочтение отдаётся мирскому — значит христианин недостаточно последователен. Если христианин не находит внутри Церкви достаточно материала для увлечения, вдохновления, и его тянет «на сторону», в мирское, — значит его воцерковление неполное, незаконченное.
Одно дело — вносить священное в мирские формы (творить христианскую культуру). Другое дело — тащить мирское внутрь своего христианского сознания. Разделения быть не должно, сознание христианина должно быть цельным. Если христианину нравится что-то мирское, то церковное, священное должно нравиться ещё больше. Вдохновлять оно должно сильнее.
Это не значит, что христианин никогда не будет слушать «Арию» или читать Татьяну Толстую. Дело в предпочтениях. Если есть «царь в голове», тогда всё лучшее из мирского будет отыскано и гармонично воспринято.
«Царь в голове»
Основой для поведения должно быть христианское чувство. Вера Христова не сводится к мировоззренческим установкам. Человек изначально существо цельное: дух + разум + чувственность душевная + чувственность телесная. Но следствием греха является не только предпочтение телесного — духовному, но и само разделение человека на различные сферы. Это разделение происходит исподтишка, незаметно. Оно стало основой современной массовой культуры, и многие христиане не замечают своей глубинно-внутренней рассогласованности, даже обращаясь ко Христу. Таковы симптомы нашей демонической эпохи Великого Безбожия. Ещё русский мыслитель XVI века Иван Пересветов отмечал, что недостаточно жить «верой». И бесы веруют, и трепещут, — пишет св. апостол Иаков (Иак. 2, 19). Надо жить «правдой», то есть проявить веру во всей своей деятельности, наружной и внутренней.
Но многие молодые люди, приходя в Церковь, принимают свою возрастную порывистость за всецелое преображение своей сущности, за превращение в настоящего христианина. И потом, когда изначальный восторг приобщения к Церкви неминуемо проходит, начинаются трудности, связанные именно с расщеплением сознания современного человека. Апостол Павел писал об этом:
Я услаждаюсь Законом Божиим во внутреннем человеке, но вижу иной закон в членах моих, который воюет с законом ума моего и делает меня пленником закона греха, который в членах моих. Несчастный я человек, кто меня избавит от этого тела смерти? (Рим. 7, 22–24).
Христианин должен помнить про эту расщеплённость и стремиться собрать себя воедино. А для этого, во-первых, нельзя допускать деления себя на сферы деятельности: «Как христианин я против вранья, но как студент вру, что не списывал». Вера, сознание и поступки должны быть сочленены, и того, что противоречит установкам веры, допускать нельзя ни в быту, ни на работе, ни в дружеском трёпе.
Во-вторых, христианин должен сугубо работать со своей чувственной сферой. Желания тела должны подчиниться желаниям души. Последовательной работой над собой нужно обуздать тело. Именно для этого существуют пост, регулярная молитва (личная и храмовая), милосердные и добрые дела, этика христианского поведения.
Завоевание тела духом приведёт к тому, что личность станет пропитанной христианством, в ней постепенно исчезнут тайные уголки непреображённого, греховного, злого и страстного демонического начала.
Конечно, это — идеал! Г.К. Честертон писал: «Идеалисты бывают двух родов. Первые идеализируют реальное. Вторые — их намного меньше — воплощают идеальное». Настоящий христианин — идеалист второго рода. Для него неважно, воплотит ли он свой идеал. Важно стремление к великой цели — закончить формирование своего «я» во Христе. По этому стремлению Господь будет судить каждого из нас. Особенно христиан. Ибо то, что вверено нам, нельзя ни поставить в один ряд с самыми великими мирскими достижениям, ни отодвинуть в особое помещение. Христос — Солнце мира.
Цельность, последовательность и неуклонность — признаки христианина.
