Резиденция митрополита находится почти в центре Москвы, в Рогожском поселке. Некогда это была восточная окраина Рогожской слободы, начинавшейся чуть ли не с Таганки. Здесь селились старообрядцы, поддерживавшие связь с селом-ямом, которое называлось Рогожа и стояло на берегу реки Клязьмы, на Большом Владимирском тракте. В XVIII веке село было преобразовано в город Богородск, который ныне называется Ногинском. Видимо, это старообрядческое селение и дало название Рогожской слободе.
Храмы, построенные на Рогожке старообрядцами, были хранителями настоящих сокровищ русской культуры. Так, здесь обретались икона «Спас Ярое Око» и манускрипт XV века «Рогожский летописец». Здесь нас и принял предстоятель Русской Православной Старообрядческой Церкви митрополит Московский и всея Руси Корнилий.
— Начнем с того, что я являюсь подписчиком «Русского мира.ru», — начал разговор владыка Корнилий, — и почти в каждом номере вашего журнала есть статья про старообрядцев. Вот в этом, — митрополит раскрывает лежащий перед ним номер, — про казаков-некрасовцев. Такие статьи для меня всегда интересны, потому что это взгляд на нас со стороны, который беспристрастно подмечает и положительное, и отрицательное.
Старообрядчество — удивительный феномен в истории всего христианства. Например, когда английский король Генрих VIII порвал с римской курией, английские простолюдины спокойно перешли в новую англиканскую Церковь. В Германии действовал принцип «чья земля, того и вера», и если феодал был протестантом, то и его подданные были протестантами, а если властелин становился католиком, то и народ безропотно менял свою веру. И лишь в России церковная реформа стала причиной того, что массы простых людей стали уходить в леса и без колебаний отдавать свои жизни, чтобы молиться так, как делали это их предки.
И вот в конце XX века, практически впервые за свою историю, старообрядчество получило полную свободу и веровать, как они считают правильным, и проповедовать, и защищать свою веру.
— Господь дает нам это время, чтобы созидать доброе, вечное, православное. Неспроста все 350 лет со времен Собора 1666–1667 годов были гонения, — рассказывает владыка Корнилий о нынешнем этапе жизни старообрядчества. — Но это не первый глоток свободы. Был и короткий золотой век, с 1905 по 1917 год. За те двенадцать лет относительной свободы, данной нам государем Николаем II, старообрядцы успели сделать очень много. И нынешней свободой мы стараемся пользоваться для созидательного труда. Собираем камни, восстанавливаем разрушенные храмы, строим новые. Но главное не камни, а собирание душ. Православных, русских душ, которые нуждаются в истинном пути в Царство Божие. А мы считаем, что наша Русская Православная Старообрядческая Церковь заключает в себе спасительную полноту православия. Ведь мы уверены, что наша Церковь появилась не после раскола. Нашей Церкви 2 тысячи лет, она живет с апостольских времен. И через князя Владимира эта полнота православия и в букве, и в духе пришла на нашу землю. Мне кажется, если бы Сергий Радонежский перенесся из своего времени в наше, именно у старообрядцев он нашел бы продолжение Святой Руси. Мы сохраняем то, что дорого было для его души, для его сердца: традиции, пение и последование службы. Я считаю, что старообрядцы — самые русские из русских и православные из православных. Сохранить спасительный путь, которым веками шли наши предки, передать его потомкам — самая важная задача, для решения которой Господь даровал нам нынешнюю свободу.
Но есть и другие задачи — выстраивание отношений с государством. Недавняя встреча с президентом Владимиром Путиным — это историческое событие. А ему предшествовало еще одно, не менее значимое, на наш взгляд, — встреча старообрядцев всех согласий в Москве. Впервые за 350 лет старообрядцы имели возможность собраться, познакомиться друг с другом.
Трагедия старообрядчества заключается в том, что, когда Никон начал по своему видению преобразовывать Церковь, лишь один епископ воспротивился реформам. В православии принципиален момент апостольского преемства. Когда апостолы утверждали Церковь, они поставили для окормления (то есть стояния «у руля», рулевой кораблей в то время находился на корме. — Прим. ред.) христианских общин епископов. Слово «епископ» переводится как «надзирающий». Первое правило, принятое на Первом церковном Соборе, называемом Апостольским, гласит: «Епископа да поставляют два или три епископа». Епископ же, в свою очередь, имеет право рукополагать в две степени священства, в пресвитера и диакона. Без епископа, или лучше без двух епископов, не может существовать вся полнота церковной иерархии.
Противник реформ святитель Павел Коломенский был сослан в монастырь и погиб при загадочных обстоятельствах. Так старообрядцы потеряли единственного архиерея, а их священники не могли жить вечно, и наступило время, когда в старообрядчестве стало некому совершать евхаристию. Одна часть староверов решила, что это неисправимая ситуация, и стала отвергать священство как таковое (беспоповцы), другая, напротив, искала возможности восстановить на основе церковных правил полноту трехчинной иерархии, принимая к себе «беглых», то есть пришедших из новообрядческой Церкви, священников.
И вот в 1846 году в Буковине — тогда это была территория Австро-Венгерской империи — из Константинопольской Церкви в старообрядчество переходит митрополит Амвросий. По примеру святителей древней Церкви, таких как Иоанн Златоуст или Афанасий Великий, которые в крайних случаях единолично рукополагали епископов — и эти хиротонии Церковь признавала истинными, — он восстановил иерархию у старообрядцев.
Перед вами митрополит Корнилий — предстоятель русской ветви этой иерархии.
В 20-е годы XX века у другой части старообрядцев появилась альтернативная иерархия — к ним перешел «обновленческий» епископ, а позже перешел и еще один архиерей из единоверия, старообрядческого течения, которое подчинялось официальной Церкви, но придерживалось старого обряда. Теперь в старообрядчестве существуют две поповские иерархии, которые не находятся друг с другом во всей полноте церковного общения, однако ведут между собой диалог о возможности общения. Беспоповцы и вовсе раздроблены на несколько согласий.
Поэтому-то я высоко ценю саму возможность старообрядцев разных течений встречаться и общаться друг с другом.
— Владыка, теперь давайте поговорим о вашей встрече с президентом. О чем шел разговор?
— Во-первых, вначале я поблагодарил президента за усилия по духовному возрождению нашей отчизны, за то, что он одобрил празднование в общероссийском масштабе 400-летия со дня рождения протопопа Аввакума. Цель этого празднования — пополнить знания наших сограждан об этом духовном подвижнике и талантливом писателе. Это был человек, твердый в вере, и в молитвах, и во всех церковных делах. Президент в Послании Федеральному Собранию процитировал Николая Бердяева: «Смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперед и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотичной тьме». И я сказал: Владимир Владимирович, ведь эти слова можно сказать и про старообрядчество, потому что все эти 350 лет мы были препятствием для сползания России к духовной хаотичной тьме. Старообрядцы и были теми, кто препятствовал тому, чтобы Россия стала такой, как сегодняшняя духовно немощная Европа. Даже синодальная Церковь всегда оглядывалась после раскола: а что скажут старообрядцы? Старообрядчество — это не просто сохранение обрядов, это сохранение истинной веры и духа Святой Руси. Силой этого духа страна отстаивала свою независимость и от татарского ига, и польского, и французского нашествия. Так можно ли эту традицию ломать или непродуманно менять?
Следующим вопросом в разговоре с президентом была проблема возвращения на Родину русских людей, которые оказались за рубежом не по своей воле. И это всемирное старообрядческое рассеяние сейчас хотелось бы, конечно, преодолеть и призвать людей, желающих вернуться на Родину. Вернуться желают многие, но я отметил, что пока нет положительных примеров, чтобы показать, как тепло принимает Родина-мать старообрядцев. Вернулось несколько семей. С открытыми сердцами, с радостными глазами ехали они на Родину, а через какое-то время уезжали с каким-то даже страхом в глазах, встретившись с нашей действительностью. А проблема проста: чиновники создают проблемы с землей. А люди хотят работать на своей земле. Поэтому я просил Владимира Владимировича, чтобы был поставлен ответственный человек от правительства, который мог бы курировать их переселение.
Затем мы затронули проблему возвращения храмов. Здания, которые сохранились и еще не переданы Церкви, заняты различными организациями. Это ненормально, что в Москве строят 200 новых храмов, а сохранившийся храм — например, в Малом Гавриковом переулке — занят спортивной секцией. Я попросил президента, чтобы московский градоначальник построил спортивную базу, и таким образом мы освободим храм. Когда же наш разговор подходил к концу, я пригласил Владимира Владимировича в наш Рогожский духовный центр. И надеемся, что визит президента состоится.
— Владыка, как старообрядческие общины живут в XXI веке, как сами старообрядцы подстраиваются под нынешний век? Или, может быть, наоборот, подстраивают его под себя?
— Старообрядцы долгое время были гонимы, находились вне правового поля. Считалось, что православие в России должно быть только одно — синодальное. Когда в 1846 году у нас была восстановлена трехчинная иерархия (епископы, пресвитеры и диаконы. — Прим. ред.), власть отреагировала на это очень болезненно, вплоть до готовности объявить Австро-Венгрии войну. Власти Австрии вынуждены были отправить митрополита Амвросия в ссылку, но главное он сделал: у нас появилось несколько архиереев. Эти епископы отправились в Россию. Здесь их сразу выследили, и троих из них посадили в суздальскую тюрьму, где они почти до конца жизни сидели в суровых условиях. Только один этот пример из истории старообрядчества показывает, насколько разительно отличается отношение государства к нам тогда и сейчас.
За последние 25 лет свободы старообрядчества у нас появились новые приходы за пределами России. Например, недавно в африканской Уганде группа местных жителей связалась с нами и заявила о своем намерении присоединиться к православному старообрядчеству. Они рассмотрели множество христианских течений и конфессий и остановили свой выбор на старообрядчестве.
Эти угандийцы приезжали сюда, наши представители ездили к ним, и вот сейчас в Африке есть несколько приходов, и нами рукоположен для них священник, и там учатся службе по старообрядческим традициям и уставам…
— А они местные? Африканцы-старообрядцы?
— Да, местные. И хотя это люди другой расы, но для Христа «нет ни иудея, ни еллина». И для нас это совершенно новое и важное событие, когда старообрядцы, пользуясь свободой, могут говорить об истинной православной вере, обращаясь не только к русским и к народам России, но и к народам всего мира.
Конечно, XXI век ставит перед нами определенные вызовы, но старообрядцы уже более трехсот лет живут в недоброжелательной, даже агрессивной среде. И опыт проповеди и выживания у нас значительный.
— Владыка, скажите несколько слов о главной исторической боли старообрядчества, о том, что оно очень сильно раздроблено.
— Да, разделение — это наша беда. И здесь следует объяснить, почему все это произошло. Все догматические спорные вопросы у нас решаются на церковном Соборе. У нас Собор созывается каждый год. И это не просто собрание, утверждающее заранее решенные вопросы, задача Собора — продумать, может быть, поспорить и выработать коллегиальное и правильное решение. Оно, кстати, иногда идет вразрез с моим мнением. И вопросы, которые мы решаем на Соборах сегодня, разительно отличаются от тех, что волновали старообрядцев в XVII–XVIII веках. Тогда старообрядцы задавались вопросом: можно ли молиться за царя? За Петра I, например? Пьет, курит, бороды насильно стрижет. А с новообрядческой Церковью что он сделал? Упразднил патриаршество, сказал: я вам буду патриарх! Люди подумали: да это же настоящий антихрист! А в литургической традиции предписано молиться за власть. И вот проблема, молиться за царя Петра или нет. Или исчезает священство — а как без священника литургию служить? Евхаристия — это основа христианства. Вокруг Чаши с Телом и Кровью Господа в православии построено спасение души. Вся догматика, все спасение вокруг этого. Служить некому, и что теперь делать?
Вот такие вопросы тогда были актуальны. У нас они решились в 1846 году присоединением владыки Амвросия. У Русской Древлеправославной Церкви поиски закончились в 1923 году, они тоже нашли своего епископа.
Но были и те, кто вообще полагал, что благодать священства в мире кончилась, таких называют беспоповцами, и они разделились на множество толков.
В России Русская Православная Старообрядческая Церковь насчитывает около 200 общин, а всего, по последним данным, зарегистрировано 367 старообрядческих общин. По моим предположениям, численность старообрядцев в России — миллион человек, а с зарубежными нас, старообрядцев, насчитывается 2–3 миллиона. Всех этих людей, разделенных странами, континентами, взглядами на некоторые вопросы, надо как-то сближать друг с другом. Поэтому так важна поддержка государства в вопросе празднования 400-летия священномученика Аввакума. Это возможность старообрядцам из разных согласий встретиться, договориться, что можно делать сообща. Две конференции в рамках подготовки празднования уже прошли.
Конечно, диалог идет медленно. Исторический маятник три с половиной века шел в одну сторону, и только считаные годы, как он начал двигаться обратно. Мы сегодня как прутья развязанной метлы, все по отдельности слабые и хрупкие. К сожалению, между нами еще много разногласий, которые необходимо преодолевать.
— Владыка, может быть, строгое следование уставу — это те «бремена неудобоносимые», что делают старообрядчество одной из самых маленьких частей вообще всего вселенского православия?
— Да, довольно часто нам говорят, что порядки в нашей Церкви излишне строгие. А мы отвечаем, что старообрядцы этой строгости не придумывали. Все нормы: продолжительность службы, одежда, пение и так далее — все это сохранялось веками в нашей Церкви ценой страданий и жертв.
Господь говорит: «Не бойся, малое стадо». Апостолов всего двенадцать было. Но Господу было угодно — и Церковь разрослась. В моем представлении мы как угольки в затухающем костре, который некогда горел и освещал Святую Русь. Пусть сейчас нет того яркого пламени, что было прежде, но остались еще угольки, из которых снова, если Богу угодно, может разгореться огонь. Это очень нужно России, потому что это пламя спасительной веры.
Сейчас наша Церковь открыта, но не настолько, чтобы принимать всех подряд с распростертыми объятиями. Мы как воины, идущие в определенном строе по пути спасения. И вот представьте, что в этот дружный строй вдруг входит человек со стороны, совершенно неподготовленный. И он заявляет: я пойду с вами. Мы не отвергаем такого человека, а говорим: ты посмотри на то, как мы идем, со стороны, пойми логику нашего устроения, приведи себя в соответствующую форму, и да, тогда становись рядом с нами. И это, как вы понимаете, для многих очень трудное дело.
Или взять наше старообрядческое пение. Оно не призвано услаждать слух так, как нередко бывает в произведениях, которые исполняются на концертах. Мы, в отличие от новообрядческих церковных композиторов XVIII–XIX веков, придерживаемся византийской духовной традиции. Древняя традиция — возносить хвалу Господу «едиными усты, единым сердцем», унисонное пение. Конечно, в композиторских произведениях есть мирская красота, но она ближе к светской музыке, опере и крайне далека от духовной красоты, уместной в храме.
— Владыка, в конце XIX — начале XX века многие фабриканты-старообрядцы, например Морозовы, оплачивали стачки своим рабочим и поддерживали антиправительственные выступления. Конечно, власти не делали для старообрядцев ничего хорошего, вплоть до Николая II…
— Мягко сказано, что ничего хорошего — это были времена тяжких гонений. И из противоречий старообрядцев и государства родился миф, что это старообрядцы способствовали перевороту в 1917 году. На нашу беседу я приехал с телеканала «Царьград». И там ведущая сказала, что старообрядцы еще и участвовали в убийстве царя. С таким мнением я сталкиваюсь впервые, но мифотворчество в отношении старообрядцев не прекращается. Притом что сам царь при отречении от престола сказал, что виноват всех больше перед старообрядцами. А охрана государя вплоть до самого отречения состояла из старообрядцев. Когда его деда, Александра II, подорвали в карете, его защищал старообрядец, который погиб за царя.
Но справедливости ради надо сказать, что было и другое отношение к царской власти, пример — Савва Морозов. Я сам из подмосковного Орехово-Зуева, а это вотчина Морозова, он был текстильным магнатом и построил этот город на Клязьме. Савва и его единомышленники добивались введения конституционной монархии. Он учился в Англии, где видел это государственное устройство. В первую русскую Думу входили богатые старообрядцы, и они хотели ограничить царскую власть, которая веками была их гонительницей. Савва давал деньги большевикам перед революцией 1905 года — да, это правда. Деньги он давал и Горькому, и Красину, и Андреевой, и другим для издания газет типа «Искры». Но, увидев их дела, он в них разочаровался и перестал им помогать, за что, возможно, и был ими убит. Духовный путь, по которому пошел Савва Морозов в компании с революционерами, завел его в трагический тупик.
Это яркий случай, он очень показательный, но старообрядцы все-таки революцию не делали. Надо понимать, что старообрядчество — это не только Савва Морозов и несколько предпринимателей. Старообрядцев было 10–20 миллионов. И в основном они пострадали от революции. Многие были уничтожены, раздавлены, рассеяны. И казаки, и крестьяне, и сами фабриканты.
Простые же люди, особенно после дарования свободы вероисповедания в 1905 году, за царя-батюшку усердно молились. Для них отрадно было, что он разрешил старообрядцам построить свои церкви. Какие депутации были к царю, какие молебны были за его здоровье…
Да и у Морозовых, отца, деда, прадеда Саввы, девиз был: «Наше благо — благо нашего отечества».
— Владыка, теперь хотелось бы поговорить лично о вас. Вы — митрополит, предстоятель Церкви. Я думаю, вы не одну бессонную ночь провели, раздумывая о том, что вы должны сделать в Церкви и для Церкви?
— Я очень неожиданно для себя стал митрополитом. Я к этому совсем не готовился. Да, я много размышлял, для чего Господь привел меня на эту стезю, и вот в настоящее время, отвечая на ваш вопрос, я бы сказал так. Я все больше убеждаюсь, российское общество о старообрядчестве знает мало. А это же спасительный путь веры. Распространять информацию о старообрядчестве нужно не ради славы старообрядцев, а чтобы как можно больше людей, придя к истинному спасительному пути, имели возможность войти в Царство Божие. И это одна из задач. Еще хотелось бы сосредоточиться на теме образования. Владыка Андриан, мой предшественник, заложил основание для создания духовного училища, которому сейчас более десяти лет.
А сто лет назад у нас был старообрядческий институт. Его директором был Александр Степанович Рыбаков, отец академика Бориса Александровича Рыбакова. Наш институт был открыт в 1915 году, а через два года, к сожалению, его уже отобрали. Совсем недавно здание нам вернули, но в аварийном состоянии. Со временем мы там планируем с Божией помощью организовать институт, каким он задумывался сто лет назад.
Еще хотелось бы создать музей истории старообрядчества. Вот в Москве есть музей толерантности, он отражает путь преследования и рассеяния иудеев. А история гонений и рассеяния старообрядчества не менее трагична и поучительна.
Важная задача — восстановление разрушенных и строительство новых храмов.
Затем отмечу подготовку к празднованию 400-летия протопопа Аввакума. Наши предки и мечтать не могли отметить 200- или 300-летний юбилей этого великого человека, чтобы такое празднование было возможно на государственном уровне. А сегодня, слава Богу, эта возможность нам предоставлена.
И может быть, главная моя цель как митрополита, чтобы как можно больше людей спаслось в истинной православной вере во всем мире!
Автор: Дмитрий Руднев.
Фото: Александр Бурый.
Интервью опубликовано в журнале «Русский мир.ru»:
https://rusmir.media/2017/05/05/kornilii
