Времена яростной борьбы с религией и насаждения атеизма были отмечены еще одной линией борьбы — борьбы за то, чтобы отнять у русского народа его историю, его имена. Вот кажется: как можно у кого-то отнять историю — ведь она уже сложилась и не находится во власти ныне живущих? Ан нет: оказывается, можно отнять! Вот вам самый свежий пример — посмотрите, как на наших глазах за считанные десятилетия отняли историю у целого народа Украины! Как больно наблюдать те перипетии, в которые попадают наши украинские братья! Ведь история — это та наука, которая связывает нас с нашим прошлым, которая показывает нам путь, по которому шли наши предки, путь, по которому, видимо, следует идти и нам.
В ХХ веке, в годы оголтелой борьбы коммунистов с церковью и любыми проявлениями религиозности, подспудно проводилась и кампания по изменению исторического сознания народа, по корректировке многих положений истории, прежде всего истории Христовой веры и Церкви на Руси. В этом направлении у идеологов коммунистического воспитания были, как можно судить, весьма далеко идущие планы… На наше счастье, эта разрушительная идеологическая работа не была доведена коммунистами до конца — то ли «запала» не хватило, то ли война помешала — и потому наш народ избежал такого крайнего бедствия, в котором оказалась послеперестроечная Украина. А в 20–30-е годы ХХ века, в период активной «перекройки» исторического сознания народа, было приказано накрепко забыть обо всех десяти веках христианства на Руси, о и страдальцев, жития и подвиги которых составили нашу христианскую историю. Идеологи новой власти стремились внушить русскому народу, что всё это — неважно и не заслуживает того, чтобы об этом помнить и знать! Людям внушалась примитивная схема мышления: история не важна — важно четко видеть классовые интересы пролетариата! А обо всех прочих «буржуазных баснях» предлагалось навсегда забыть — чтобы они не занимали места в «просветленном сознании» строителей нового общества! Предлагалось забыть о том, как отдали свои жизни за высокую мораль Христовой веры первые мученики-братья князья Борис и Глеб, как оборонял Русские княжества от военных набегов и превратного учения католиков-тевтонцев благоверный князь Александр Невский, как сложили головы за свободу Родины на Куликовом поле иноки-схимники Александр Пересвет и Андрей Ослябя, как отстаивали российскую государственность и православие от польско-литовских интервентов князь Дмитрий Пожарский и Козьма Минин, как противились принятию душепагубных церковных новин епископ Павел Коломенский и последовавшие ему старообрядцы при патриархе Никоне…
Однако сегодня на дворе, слава Богу, снова другие времена. Времена по-своему непростые, времена равнодушия и эгоизма, но они хороши уже тем, что сегодня никто не мешает нам перелистать те героические страницы нашей христианской истории, вспомнить те имена, которые вплетены в историческую ткань прошедших времен. Итак, давайте же вспомним имена тех пастырей, кто, невзирая на трудности и лишения, год за годом поддерживал духовную жизнь старообрядчества на Смоленщине. Надо сказать, что Сычевский старообрядческий край за несколько десятилетий конца ХIХ века — первой половины ХХ века вывел в жизнь много священнослужителей. Некоторые из них служили здесь же, в старообрядческих приходах на своей малой родине — в храмах Сычевского и соседних районов, другие в приходах Калужской, Тверской, Московской губерний и других регионов. И вовсе не их вина в том, что начиная с 20-х годов ХХ века в стране настали совсем другие времена, которые многих священнослужителей и простых христиан привели на путь исповедничества и мученичества за Веру Христову.
Оставим пока в стороне тех пастырей, кто, честно прослужив отведенные им годы в старообрядческих приходах Смоленщины, успели почить своей смертью — им повезло больше всех. А уже в середине 30-х годов все чаще и чаще начинают проявлять себя репрессии, и многие церковные пастыри, как и активные прихожане, в те годы были подвергнуты тяжким страданиям за исповедание имени Христова; далеко не всем из них посчастливилось живыми возвратиться из сталинских лагерей.
Первая волна массовых репрессий среди старообрядческого духовенства прокатилась по Сычевскому и соседнему с ним Андреевскому районам в 1933 году. 30 января оперативники Вяземского оперсектора ОГПУ «блестяще» провели операцию по аресту пятерых старообрядческих священников. В их домах провели обыски, перетряхнули все нехитрые пожитки, тарелки, кастрюли и даже детские игрушки, перерыли лежавшие в чулане мешки с картошкой и зерном. В этот скорбный день «черный воронок» доставил в застенки Вяземского сектора ОГПУ пятерых старообрядческих священников.
Это о. Кирилл Матвеевич Гапонов (родился в 1887 г. в д. Малая Липка Сычевского района (46 лет), русский; на момент ареста служил священником в храме во имя свв. мученик Флора и Лавра в д. Малая Липка);
о. Кириак (Кирьян) Ефимович Смирнов (родился в 1895 г. в д. Малая Липка Сычевского района (38 лет), русский; на момент ареста служил священником в Крестовоздвиженской старообрядческой церкви д. Шаниха Андреевского района);
о. Аввакум Леонтьевич Краснов (родился в 1872 г. в д. Дурнево Сычевского района (61 год), русский; на момент ареста служил священником в храме во имя Пресв. Богородицы Всех скорбящих Радость в д. Дурнево);
о. Андрей Евсеевич Русанов (родился в 1876 г. в д. Гаврилово Сычевского района (57 лет), русский; на момент ареста служил священником в храме во имя Пресв. Богородицы Одигитрии в д. Гаврилово);
о. Тихон Давыдович Львов (родился в 1880 г. в д. Гундаревка Воскресенской волости Сычевского уезда (53 года), русский; на момент ареста служил священником в Троицком старообрядческом храме в г. Сычевка).
Всех пятерых поместили в камеры следственного изолятора — видимо, того самого, здание которого и поныне располагается в Вязьме на ул. Дмитрова гора, 9. Этот следственный изолятор существует в Вязьме уже более века — с 1915 года.
Началось следствие: редкие допросы, тягостное ожидание решения своей участи. Следователи ГПУ лихо раскручивали дело о контрреволюционном заговоре в среде реакционно настроенного духовенства, и наконец преступление, как вы понимаете, было успешно раскрыто доблестным личным составом Вяземского оперсектора ОГПУ.
7 июня 1933 г. всех арестованных собрали для оглашения приговора «тройки» ОГПУ. Всем священникам были предъявлены одинаковые пункты обвинения — ст. 58 УК РСФСР (контрреволюционная деятельность), части 7, 8, 10, 11. Однако приговоры были вынесены различные — возможно, следователи ГПУ усмотрели различную роль обвиняемых в якобы созданной ими «контрреволюционной организации», а возможно, учли семейные обстоятельства: у некоторых из упомянутых священников дома остались малые дети и беременные жены — если такие обстоятельства могло в те времена учитывать ГПУ(?). А возможно, для судебной статистики просто требовалось показать «индивидуальный подход», что и было сделано.
Трое из осужденных, о. Тихон Львов, о. Кирилл Гапонов и о. Кириак Смирнов, получили приговор — по 5 лет содержания в исправительно-трудовом лагере. Двое остальных, о. Аввакум и о. Андрей, получили меньшие сроки — по три года ИТЛ, причем о. Андрею этот срок определили вообще условно! (Справедливости ради надо сказать, что этот скороспелый суд, как и все дело по обвинению священников, впоследствии были признаны незаконными, и потому Прокуратура Смоленской области 5 июля 1989 г. приняла решение о реабилитации всех пятерых упомянутых священников, осужденных в 1933 году по данному делу).
Судя по всему, после вынесения приговора о. Андрей Русанов — единственный из пятерых арестованных — смог возвратиться для продолжения своего служения в Одигитриевскую церковь д. Гаврилово. Остальные четверо священников отправились по этапу, а храмы, в которых они служили, овдовели — остались без своих пастырей…
Еще ранее ареста вышеупомянутых пятерых сычевских священников репрессиям подверглись и некоторые служители старообрядческой церкви в соседних регионах: в 1930 г. были арестованы и осуждены настоятель Покровского храма в г. Ржеве протоиерей Андрей Павлович Попов и диакон этого храма Иоанн Лоскутов, а также руководители хора и староста Ржевской Покровской общины. В том же 1930 году был арестован и осужден на три года ссылки в Северный край о. Григорий Васильевич Рогожин (родился в 1878 г. в д. Торопчино Сычевского района (55 лет), русский; на момент ареста служил священником в Петропавловском храме в с. Фролово Калужской области, неподалеку от самой Калуги).
В 1933 году, возвратившись из ссылки, о. Григорий не поехал в Калужскую область — тем более что храм во Фролове, где он служил до ареста, к этому времени уже был закрыт… Поэтому он возвратился на свою родину — в Сычевский район Смоленщины и здесь был призван для продолжения священнического служения. Теперь о. Григория Рогожина определили на служение в опустевший храм в д. Дурнево, в который он ходил еще когда-то в детстве.
Прошло еще несколько лет, и в первой половине 1936 г. из заключения возвратился к семье в деревню Дурнево о. Аввакум Краснов (он честно отбыл 3 года в сталинских лагерях). А в конце этого же года вернулся из заключения (досрочно, ранее отбытия полного срока) и о. Кириак Смирнов — он пришел в свою дер. Шаниха, где его дожидалась семья, уже поздно осенью, и возобновил служение в старообрядческой Крестовоздвиженской церкви, где за время его отсутствия прихожане продолжали молиться сами, без священника, лишь изредка приглашая для совершения треб или исповеди священников из ближайших храмов — Потесово или Дурнево.
Двое других священников — о. Кирилл Гапонов и о. Тихон Львов — из заключения не возвратились вовсе, и по прошествии времени прихожане вынуждены были считать их погибшими в лагерях, хотя их родные продолжали хранить слабую надежу: а вдруг наш батюшка вернется? И с этой надеждой продолжали жить еще много-много лет, особенно дети!..
Те же, кому посчастливилось возвратиться из лагерей, с радостью вернулись к своей прежней жизни — к любимым женам, к подросшим детям, к служению в Церкви, к тихим радостям привычной сельской жизни… Многим из них тогда казалось, что теперь, пройдя тяжкие испытания и даже заплатив новой власти «дань» отбывания несправедливого заключения, эти вчерашние узники — священники — могут спокойно жить, могут беспрепятственно совершать свое служение… Казалось, что именно так теперь всё и должно было быть; всё самое страшное уже осталось позади, и жизнь будет как-то устраиваться… Наступал 1937-й год…
Во второй половине 30-х годов сталинские репрессии коснулись всех регионов страны: храмы закрывались, количество действующих приходов уменьшалось, а по стране вовсю летали «черные вороны» (так в народе прозвали печально известную энкавэдэшную версию известных машин модели «ГАЗ-А» (выпускалась с 1932 по 1936 гг. на Горьковском автомобильном заводе), а затем — более известной модели «ГАЗ-М1», или «эмки» (выпускалась с 1936 по 1942 г. на том же заводе). Этими машинами комплектовались подразделения НКВД и ОГПУ, их использовали в качестве транспорта для доставки арестованных в следственные отделения.
Все эти служебные машины имели черную лаковую окраску и по причине своего скорбного применения стали в народе символом надвигающейся беды: как чёрный ворон, кружащий над головой, так и появления «чёрного воронка» у подъезда дома сулили горе и несчастье.
В тех приходах, которые по причине репрессий оставались без священника — прихожане иногда долгие месяцы и даже годы вынуждены были молиться сами, «мирским чином»… После первой волны репрессий (начала 30-х годов) преосвященный Савва (Ананьев), епископ Калужский и Смоленский, вынужден был искать кандидатов в священство и принимать срочные кадровые решения в отношении тех приходов, причет которых поредел в результате репрессий.
Только в Сычевском районе после арестов января 1933 года остались без священников сразу четыре прихода — Троицкий храм в г. Сычевка, Крестовоздвиженский храм в д. Шаниха, храм Пресвятой Богородицы Всех скорбящих Радость в д. Дурнево, храм Пресвятой Богородицы Одигитрии в д. Гаврилово. Чуть лучше ситуация была в д. Малая Липка, где после ареста о. Кирилла Гапонова остался служить второй священник — о. Герасим Баринов, недавно определенный в этот сельский храм во имя свв. мученик Флора и Лавра. Пока продолжалось следствие, вышеперечисленные храмы оставались без священников… Когда 7 июня был вынесен приговор всем арестованным по «делу старообрядцев», к радости семьи и прихожан д. Гаврилово оказалось, что о. Андрею Русанову — единственному из всех — приговор был вынесен условно, и после суда и полугода заключения в следственном изоляторе он вернулся к своей семье и также смог возвратиться к служению в храме д. Гаврилово. Все остальные арестованные получили от трех до пяти лет заключения в сталинских лагерях.
Кроме о. Андрея, который после полугода заключения под следствием в июне 1933 года благополучно возвратился домой, в это время в старообрядческих приходах Сычевского района оставались служить старейший священник региона протоиерей Фома Фролов (Покровский храм в д. Потесово), о. Василий Сорокин (д. Корытовка) и о. Герасим Баринов (недавно рукоположенный священником в храм свв. мчч. Фрола и Лавра в д. Малые Липки. Родом о. Герасим был из д. Лосево). Остальные три прихода оставались без священников — это д. Шаниха, д. Дурнево и, главное, районный цеетр Сычевка.
В этой ситуации владыка Савва принимает решение о переводе из Калужской губернии в Сычевский район священника Доментиана Антошкина. Доментиан Акимович Антошкин родился в 1869 г. в д. Гавриловка Брянской губернии, а ныне Калужской области. В 1913 году рукоположен священником в д. Иванково Жиздринского уезда Калужской области. К середине 1933 года встал вопрос о закрытии храма в Иванкове; в этой ситуации владыка Савва принимает решение о переводе о. Доментиана в г. Сычевку, настоятелем старообрядческой Троицкой церкви. Отец Доментиан (ему в это время было уже под 70 лет!) переезжает в Сычевку со своей женой и маленькой внучкой (дочерью своего сына, диакона Григория, который в то время в церкви не служил — работал плотником по найму и проживал со своей семьей в г. Жиздра). Отец Доментиан со своим небольшим семейством разместился в церковном домишке и сразу приступил к служению в Троицком храме.
Кроме о. Доментиана, в это время на свою родину в Сычевские края возвращается освободившийся из заключения о. Григорий Рогожин; епископ Савва первоначально направляет его на служение в д. Дурнево. С добавлением этих двух священников ситуация с церковным служением в храмах Сычевской округи несколько налаживается — теперь без священника оставался лишь единственный приход в д. Шаниха. Однако, к сожалению, даже и этот порядок сохранялся совсем не долго — жизнь приносила все новые и новые потрясения…
В конце декабря 1934 года окрестности облетело страшное известие: о. Доментиан Антошкин убит злоумышленниками, убит прямо при храме, где он в то время служил. Случилось это так: уже поздно вечером о. Доментиан находился один — молился, готовился к предстоящей службе. В это время двое злоумышленников ворвались в помещение, где он находился, и набросились на него. Как можно понять, о. Доментиан, будучи человеком рослым и сильным, попытался оборониться от ворвавшихся разбойников, но они вдвоем пересилили пожилого священника и задушили его подвернувшимся под руку шарфом. После этого они похитили несколько икон и скрылись.
Поскольку дело о дерзком убийстве священника в его доме сразу приобрело широкую огласку — было начато следствие, и злоумышленников по горячим следам смогли разыскать. Но тут выяснилось, что погромщики эти — сычевские комсомольцы, сыновья местных высокопоставленных чиновников, активисты антирелигиозной ячейки, которые уже давно известны тем, что всеми доступными им мерами стремились бороться с религией: распространяли атеистическую газету, развешивали около храмов и даже на их стенах плакаты атеистического содержания, глумились над христианскими убеждениями старших и молодежи, угрожали расправой священникам и простым верующим…
Тем временем над телом о. Доментиана было совершено погребение; он похоронен в Сычевке на старообрядческом кладбище; его могила — одна из самых известных на этом кладбище и постоянно посещается христианами.
Наконец, было назначено судебное заседание; для участия в суде в Сычевку приехал сын погибшего Григорий Дементьевич Антошкин; он представлял на суде семью потерпевшего. Однако позиция суда оказалась направлена на полное оправдание злоумышленников — де, убивать священника они не хотели, это он сам виноват, что стал угрожать им и бросился бороться с молодыми людьми — вот в процессе схватки он и задушил себя… А за иконами они пришли вовсе не для того, чтобы их украсть и присвоить, а чтобы их уничтожить — ведь подобные акции по уничтожению икон они не раз организовывали и раньше, и это вполне соответствует задачам атеистически настроенной молодежи… В итоге убийцы были оправданы и отпущены на свободу — продолжать бороться с религией, а храм в Сычевке остался без своего священника… Вдова о. Доментиана уехала назад, на свою родину — в Калужскую губернию, в г. Жиздра.
Но не успела забыться трагедия, произошедшая с о. Доментианом, как вскоре (в 1935–1936 гг.) «черный ворон» прилетел за о. Герасимом Бариновым в д. Малые Липки. В итоге последний священник в М. Липках был арестован, и приход остался вовсе без священника — однако богослужения в храме продолжались; их проводил уставщик Иван Смирнов. Правда, приговор для о. Герасима оказался относительно легким: отбыв в заключении около двух лет, он освободился, но вернуться домой сначала опасался. По воспоминаниям З.П. Петровой (г. Ржев), о. Герасим какое-то время торговал квасом во Ржеве, а затем вернулся на Смоленщину, в д. Бехтеево, и уже перед самым началом войны получил благословение служить священником в храме д. Малые Липки. О. Герасим служил и во время оккупации — пока храм не сгорел от попадания снаряда. После этого он еще сколько-то времени действовал в церковной сторожке, где тогда и жил: совершал богослужения в праздничные дни, принимал на исповедь приходивших к нему христиан. Зимой 1941–1942 г. о. Герасим умер от тифа и был похоронен на кладбище в М. Липках. Его дочь Наталья Герасимовна долгое время жила в Калуге, была постоянной прихожанкой старообрядческого храма.
Тем временем аресты продолжались. 19 июля 1937 г. «воронок» прилетел в дер. Шаниха — за о. Кириаком Смирновым. Священник, лишь полгода назад возвратившийся после отбывания предыдущего заключения, снова был арестован. За что же, казалось бы? Что он мог успеть за это короткое время совершить? В воспоминаниях односельчан осталась такая деталь: на сей раз основанием ареста послужила проповедь, сказанная о. Кириаком за неколько дней до ареста — когда в храм заглянул один из соглядатаев… О чем бы, вы думали, была эта проповедь? О вреде курения! Как видно, проповедники нового образа жизни большое внимание отводили курению — как важной рабоче-крестьянской привычке, на которую, в известной степени, опиралась и вся идеологическая доктрина советской власти. А потому и попытки возражать такому пониманию пролетарских ценностей расценивались соответствующими органами как скрытая борьба с советской властью — со всеми вытекающими из этого последствиями…
В итоге после недолгого следствия 21 октября 1937 г. был вынесен приговор «тройки» УНКВД Смоленской обл. (обвинение по ст. 58-10): РАССТРЕЛ. Приговор приведен в исполнение 29 октября 1937 г. Как позднее стало известно, о. Кириак в продолжение следствия и до самого расстрела содержался в Вяземском изоляторе и был расстрелян (и похоронен), видимо, где-то в ближайших окрестностях Вязьмы.
Никому из родных или из прихожан не было сообщено о расстрельном приговоре в отношении о. Кириака — они (видимо, с чьих-то слов?) были информированы о другом приговоре — о его осуждении на большой срок. И все они (жена и пятеро детей) долгие годы дружно дожидались возвращения о. Кириака из заключения — даже еще и после войны. О состоявшемся расстреле отца они узнали только после принятия решения о его реабилитации (в 1989 году), когда направили свой запрос в прокуратуру.
После этого младшая дочь о. Кириака Таисия Кирьяновна обратилась в старообрядческую митрополию в Москве с ходатайством о совершении заочного священнического погребения о. Кириака, поскольку никто не совершил его ранее — когда о. Кириака считали еще живым.
Это ходатайство было рассмотрено (по территориальной принадлежности) на одном из епархиальных съездов Санкт-Петербургской и Тверской старообрядческой епархии, и было вынесено решение, что совершить заочное погребение о. Кириака Смирнова следует в Сычевском приходе — на той территории, где он родился и служил.
Во исполнение принятых решений это погребение было совершено протоиереем Евгением Чуниным в сослужении о. Игоря Карванена 31 июля 2014 г. у памятного креста, установленного на месте алтаря бывшей Крестовоздвиженской церкви в деревне Шаниха.
В совершении погребения приняли свое участие молодые делегаты разных приходов старообрядческой церкви, участники молодежной паломнической смены, которая ежегодно организуется в детском лагере «Ржевская обитель». Так вышло, что этот акт христианской справедливости состоялся спустя 77 лет после расстрела священника.
После ареста о. Герасима епископ Савва принимает решение рукоположить уставщика храма в деревне Малые Липки Ивана Григорьевича Смирнова в сан диакона (с перспективой на дальнейшее возведение его в священники на этот приход). Диакон Иоанн только-только начал осваиваться с церковным служением в новом для него качестве — как 18 августа 1937 г. пришли уже и за ним… Арестованного доставили в камеру, началось следствие… Для диакона Иоанна это тоже был второй арест — первый раз он был арестован, еще будучи псаломщиком этого храма, в 1933 году, и получил тогда срок — 3 года ИТЛ. И вот теперь, 23 октября 1937 г., новоиспеченному диакону Иоанну Смирнову выносит приговор «тройка» при УНКВД Западной области: РАССТРЕЛ. Приговор приведен в исполнение 3 ноября 1937 г. Еще один приход лишился клирика, еще одна семья осиротела…
Прошло всего несколько дней — и 16 ноября «воронок» приехал за о. Аввакумом в деревню Дурнево… Для о. Аввакума это был тоже второй арест. Арестованный был доставлен в Сычевский райотдел НКВД, где в течение одной недели было проведено необходимое расследование его «преступлений», и уже 21 ноября 1937 г. арестованному был вынесен приговор выездного заседания «тройки» УНКВД Смоленской обл.: РАССТРЕЛ. Приговор приведен в исполнение 9 декабря 1937 г. Еще один приход лишился своего настоятеля, а семья — своего отца…
Дальше — еще быстрее. 4 декабря 1937 г. пришли в деревню Гаврилово, за о. Андреем Русановым; для него это тоже был уже второй арест. На проведение следственных действий здесь ушло всего три дня и вот — 8 декабря 1937 г. оглашен приговор «тройки» УНКВД Смоленской обл.: РАССТРЕЛ. Приговор приведен в исполнение 9 января 1938 г. Еще один приход лишился настоятеля, еще одна семья осиротела…
В 1937 году репрессии против священнослужителей всё более и более усиливаются, причем это выражается не только в количестве арестованных, но и в самом характере выносимых приговоров: если в 1930–1934 годах арестованным по 58-й статье чаще всего присуждали 2–4 года лагерей, то в 1937–1938 годах на каждые три приговора по 58-й статье приходилось уже два приговора к ВМН — расстрелу…
Широкая волна репрессий катилась по стране, сотрудники органов НКВД и ГПУ были «предельно внимательны» к священнослужителям и ко всем церковным труженикам, но особенное их внимание в этот период привлекали епископы и все имеющие отношение к высшему церковному управлению. Как не трудно догадаться, перед «чекистами» была поставлена задача — обезглавить и парализовать действие всех церковных структур. Это проявлялось в отношении всех религиозных конфессий. Так, в старообрядческой Церкви на территории России к 1930 году было 20 епископов. А спустя всего семь лет «в результате репрессий в 1938 г. на свободе остались только два епископа: престарелый и больной Савва (Ананьев) Калужско-Смоленский и досрочно освобожденный из заключения Иринарх (Парфенов)»[i].
В те тяжкие времена, когда большинство епархий старообрядческой Церкви оказались лишены своих руководителей — епископов, Калужско-Смоленской епархии повезло куда больше: в ней находился, оставался на свободе и продолжал действовать хотя «престарелый и больной», но не лишенный воли и возможности совершать церковное служение епископ Савва. Правда, последние годы он — по своей болезни — безвыездно находился в Калуге, но это не мешало ему в церковных делах.
В этой крайне тревожной и угрожающей обстановке, когда в стране проводилась политика жесткого подавления любых проявлений религиозной жизни, владыка Савва предпринимает порой отчаянные кадровые решения, чтобы противостоять тем ударам судьбы, которые обрушивались на приходы старообрядческой Церкви.
После гибели в 1934 году о. Доментиана Антошкина (г. Сычевка), владыка Савва уговаривает принять священный сан Якова Добротворского — сына о. Иоанникия, который в 1924 г. был назначен священником в Сычевку, а позже, в 1927–1928 г. — переведен в д. Малые Липки. Получив согласие кандидата, епископ Савва рукополагает его в Троицкий храм в Сычевке. Однако не проходит и двух лет, как в августе 1937 г. о. Иакова арестовывают… Через два месяца, 18 октября 1937 г., «тройка» УНКВД Смоленской области выносит ему приговор: 10 лет лагерей. На этом следы о. Иакова теряются: возвратился ли он из заключения, и каков был его дальнейший жизненный путь — неизвестно.
О. Иаков Добротворский был реабилитирован постановлением военного трибунала Московского военного округа 22 марта 1956 г. — вскоре после смерти Сталина, всего через девятнадцать лет после вынесения приговора. Это произошло намного раньше перестроечных реабилитаций, он был реабилитирован раньше многих других, наскоро осужденных в те скорбные годы. Чем был вызван такой скорый пересмотр дела о. Иакова — неизвестно…
После повторного ареста о. Кириака Смирнова (в июле 1937 г.), владыка Савва принимает решение перевести в деревню Шаниха о. Григория Рогожина, который проживал неподалеку — в д. Торопчино и после возвращения из заключения о. Аввакума оказался «вторым священником» в д. Дурнево[i]. Однако не прошло и года после перевода о. Григория в Шаниху, как 5 июля 1938 г. священника снова арестовали и 27 сентября 1938 г. вынесли приговор: 10 лет лагерей (обвинение — ст. 58-10 УК РСФСР). Из этого заключения о. Григорий так и не возвратился (а по свидетельству его сына Марка Григорьевича, о. Григорий был расстрелян в Смоленске в том же 1938 году).
Около 1930 года епископ Савва рукополагает в деревню Иванченки (Бельский уезд) о. Иоанна Русанова (родом из д. Гаврилово Сычевского уезда), где он прослужил около 6–7 лет. Однако в 1937 году о. Иоанна арестовывает НКВД, и дальнейшая его судьба неизвестна…
В начале 1939 года епископ Савва назначает в деревню Шаниха нового священника — о. Андрея (фамилия неизвестна), но и его вскоре арестовывают и после краткого расследования отправляют в лагерь под Смоленском…
Политические аресты в СССР продолжались вплоть до самого начала войны. Теперь историки ищут ответ: сколько же было этих жертв? Пытаются восстановить имена расстрелянных и погибших в лагерях. Однако имена всех репрессированных восстановить, скорее всего, невозможно. Но, даже если мы не можем узнать всех имен — мы должны хранить память о том времени, о тех страдальцах, о миллионах безвинных жертв, среди которых было много священства.
А в г. Шуя расстрелянным священникам воздвигли скорбный, призывающий к покаянию памятник.
