13-го числа (июня 1903) мы вышли из келий опять в Сёмжу, а в ночь поехали в баркасе в город Мезень. Утром 14-го прибыли в Мезень, прежде всего пошли в часовню, которая стоит на могиле старообрядческих страдальцев Феодора и Луки.
Это были духовные дети протопопа Аввакума [1]. Часовня стоит на прекрасном месте. Когда хоронили страдальцев, тут было кладбище, а теперь стало в черте города, а кладбище отведено на другом месте. Вокруг часовни ограда, все четыре стенки по 7 сажен [2]. Внутри часовни пространство аршин 7-мь [4], вышина — аршин 8-ми [3], посредине стоит большой крест, вышины до потолка, внизу у креста на медной доске следующая надпись: ,,Сооружена сия часовня мезенским купцом Петром Ефремовичем Ружниковым 20-го мая 1894 года” [5?6].
Икон в часовне 14: Спасителя, Богородицы и некоторых святых. На первом месте в средине стоит икона в киоте и в меднопозолоченой ризе, изображено три лица: в средине Ангел Хранитель, с правой стороны ангела — святы́й Феодор, а с левой — святый Лука. На иконе навешено много разных прикладов: серебряных ручек и ножек. В сей местности такой обычай: если у кого болит рука, то покупают серебряную ручку, если болит нога, покупают ножку и вешают на ту икону, которую почитают чудотворною. Почитая Феодора и Луку святыми угодниками Божиими, тамошние жители навешали на их икону множество таких вещей; на прочих иконах таких привесей нет.
Мне рассказали, что священники господствующей церкви по желанию народа пред сей иконой служат молебны святым страдальцам Феодору и Луке.
Это мне казалось невероятным, посему я впоследствии спрашивал о сем благочиннаго священника Алексея Ивановскаго: «Верно ли, вы ходите в часовню и служите молебны св. Феодору и Луке?» Благочинный ответил: «Верно. Но мы ходим только из уважения прихожан, а сами, конечно, знаем, что они старообрядцы».
Я спросил: «Нет ли у вас канона им?»
Благочинный ответил: «Канона нет; мы молимся одними запевами: Святии страдальцы Христовы, Феодоре и Луко, молите Бога о нас».
С полверсты от этой часовни стоит большой крест. На сем месте, по словам жителей, мучили оных страдальцев: вешали на виселицу, чтобы отказались от двуперстного сложения и молились бы триперстно, но страдальцы, вися на виселице, показывали руки с двуперстным сложением и говорили зрителям: «Держите неизменно сие святоцерковное предание». Мучители от ярости проболи им обоим бока и спустили с виселицы. Страдальцы, еле живы, зажали прободенные раны руками, чтобы не вышла внутренность, и сами пошли на кладбище, где скончались. Там они и похоронены и построена была часовня на могилке. Это всеобщее в Мезени предание о сих страдальцах. Что действительно Федор и Лука замучены в Мезени, писано в книге «Протопоп Аввакум», А.К. Бороздина, С.-Петербург, издание А.С. Суворина, 1900 года. [7]
[1] Ещё там же, ниже: «Аз же из Пустозера послал к царю два послания: одно невелико, а другое больше; говорил кое о чем ему много, в послании ему сказал и богознамения, показанная мне не в одно время, тамо чтый, да разумеет. Еще же от меня и о братьи дьяконово снискание послано в Москву правоверным гостинца: книга ,,Ответ православных” и от Лазаря священника два послания: царю и патриарху. И за вся сия присланы к нам гостинцы: повесили в дому моем на Мезени на виселице двух человек, детей моих духовных – Федора преждереченнаго юродиваго, да Луку Лаврентьевича (рабы Христовы, светы мои, были), и сынов моих двоих Ивана и Прокопья велено повесить, и оне, бедные, испужався смерти, повинились: виноваты пред Богом и пред великим государем, а неведомо, что своровали. Так их и с матерью троих закопали в землю, да по правилам так оне зделали, спаси Бог: того ради, робята, не бойтеся смерти, держите старое благочестие крепко и непоползновенно! А мать за то сидит с ними, чтоб впредь детей подкрепляла Христа ради умирати и жила бы, не развешав уши, а то баба, бывало, нищих кормит, сторонных научает, как слагать персты и креститца, и творить молитву, а детей своих и забыла подкрепить, чтоб на висельницу пошли и з доброю дружиною умерли заодно Христа ради. Ну да Бог вас простит, не дивно, что так зделали, и Петр апостол некогда убоялся смерти и Христа отрекся, и о сем плакася горько, тоже помилован и прощен бысть. А и о вас некогда молящу ми ся тощно и, видев вашу пред собою темницу и вас троих на молитве стоящих в вашей темнице, а от вас три столпа огнены к небесам стоят простерты, а с тех мест обрадовался и лехче мне стало, яко покаяние ваше приял Бог, слава о сем Богу» (стр. 102–103).
Ещё о Феодоре и Луке в книге «Виноград Российский», гектографной печати, глава 73-я:
«Случи́ся не́когда отце́ви нашему Симеону быти у города Архангельскаго некоторых ради братских потреб с по́другом, новгородцем Гавриилом Евтефиевым: и отту́ду пустившимся им и до Мезенских слобод. И тамо временем неким потребу свою исполнившим, намерение возъимеша возвратитися к городу Архангельскому, и оттуду и к домашним странам. И поне́же о страдальцех ту бывших Феодору и Луце приснопамятную пострадавших, довольно и прежде слухом огласившеся, в той бо слободе оная подвижника живот свой за древнее благочестие скончаста, по многих безчеловечных мучениих горькою удавою заключиша настоящую жизнь: повешена добляя, предаша душа своя Господеви. И в месте некоем, близ вышепоказанной слободы Мезенския и погребена бы́ста злата честне́йша телеса ею: и над нею срубец мал покровен! Вонь же вышереченная брата, Симеон и Гавриил, страстотерпческою любовию уязвена, говейно внидоста благословляющеся аки у живою подвижнику, и егда начинающим им панихиду пети, и во многом умилении и духовной любви к страстотерпческому месту, и на персть ону сматряющим и поющим, ни свечки вжегшим, чем ли бы имели зажещи, огня не имуще, ни кадильницы за опасение и страх имеюще, во еже бы и должно покадить страдальческая гроба; внезапу почувствова Симеон Дионисьевич воню́ некую благоуханную, странно не́како и сладостно чувства его услаждающую. Бе́ бо и от природы случися ему, никаковы́ вони́ чувствовати ноздрама своима, в той же час в чувство приим такову багодатную воню́ и от многаго удивления, и радости сердца своего, и сладости тоя, объявляет по́другу своему, глаголя: ,,Чувствуеши ли, брат, благодатную воню́, е́ю же чувство моя паче чаяния услаждаются?” – он же отвещает: ,,Чувствую и аз, брате, и удивляюся благодати Божией, исходящей от страдальческою гробу”. И сия глагола, многими обливаем слезами: бяше бо и от естества слезлив сущь. И тако им во мнозем радостотворном плачи на долг час совершающим поминания правило (канон): и последи удовливше довольными поклоны, поминающе любезно доблюю подвижнику и благодатную Христову страдальцу Феодора и Луку приснопамятную: и едва изыдоста от места, не хотяще разлучитися преславную подвижнику и Христову великую страдальцу и воину непобедиму, и о всех христианех теплую молитвеннику. Сия убо добляя страдальца, родом благородна дворяне суще, и ревностию древняго благочестия уя́звлена, отложивше высокий чин и славу маловременную и благодатным странничеством и на конец крепким мужеством и преестественным страданием запечатлевше живот свой: нетленными от Царствующаго Царя Христа венцы увязостася, ученицы бывше и дети церковныя дивнаго во страданиих священнопротопопа Аввакума. Сим всем равночисленным служителем Святей Троице, и о мне худом и о всем мире теплым молитвенником, да будет вечная память, трижды! Мы же, груби, многократно слышавше вышеписанную и дивную Христову страдальцу от приснопоминаемаго и благия ревности исполненнаго мужа Симеона Дионисьевича и благонравнейшаго брата и братскаго служителя Гавриила, написахом в славу Божию и в честь многотерпеливую страдальцу, Феодора и Луки, благородною ею же молитвами, да даст нам Господь Бог обрести милость в день Страшнаго и праведнаго Суда Его. Аминь».
[2] Около 15 м (Ред.).
[3] Около 5 м (Ред.).
[4] Около 5,7 м (Ред.).
[5] Эта уже третья часовня: первая была маленькая, амбарцем, когда свалилась, была поставлена вторая и тоже свалилась; потом поставлена сия Ружниковым. Говорят, что попы и архиереи препятствовали Ружникову строить, но он, несмотря на это, выстроил по своему усердию.
[6]
[7] «В это же время произведены были казни и в других местах: между прочим на Мезени казнили двух преданнейших учеников Аввакума: Феодора юродиваго и Луку Лаврентьевича, юношу 25 лет; хотели также повесить двух сыновей Аввакума, Ивана и Прокопия, но они отреклись от ,,раскола”; все же их не освободили, а посадили в земляной сруб вместе с матерью» (стр. 164). Ещё там же: «Очень важного прозелита присоединил к своему поезду Авва́кум в Устюге: это был Феодор Юродивый, уже 5 лет ходивший в одной рубахе босиком; он познакомился с Аввакумом, и оказалось, что у него есть новопечатная Псалтырь. Аввакум, конечно, сообщил ему свое мнение о превратности новых книг, и тогда Феодор ,,схватив книгу, тотчас и в печь кинул, да и проклял всю новизну”» (стр. 81). Ещё там же, в Приложении, говорит Аввакум протопоп: «Тут же приезжал и Феодор покойник з детьми ко мне побывать, и спрашивался со мной, как ему жить, в рубашке ль де ходить, али платье вздеть: еретики-де ищут меня. Был-де я на Резани у архиепископа Лориона, скован сидел, и зело-де жестоко мучили меня. Реткой день плетьми не бившее пройдет, а нудили-де к причастию своему: и я-де уже изнемог и не ведаю, что сотворю. В нощи три горестию великою молихся Христу, даже бо меня избавил от них. И всяко много стужал. А се-де чепь вдруг грянула с меня и двери-де отворились. Я-де, Богу поклоняясь, и побрел ис полаты вон, к воротам пришел, ано и вороты отворены! Я-де и управился путем; к свету-де уж далеконько дорогою бреду, а се двое на лошадях погонею за мною бегут! Я-де таки подле стороны дороги бреду: оне же и пробежали меня. А се-де розсветало. Едут против меня назад, а сами меня бранят: ушел-де, блядин сын! Где-де ево возмешь? Да опять-де проехали, не видали меня. Я-де помаленьку и к Москве прибрел. Как ныне мне велишь: туды ль де паки мучитца итти, или́-де здесь таитца от них? Как бы де Бога не прогневить? И я, подумав, велел ему платье носить и посреде людей, таяся, жить. А однако не утаил: нашел дьявол и в платье и велел задавить. Миленькой мой, храбрый воин Христов был, зело вера и ревность тепла́ к Христу была; не видал инова подвижника и слезоточца такова. Поклонов тысящу откладет, да сядет на полу и плачет часа два или три! Жил со мной лето в одной избе. Бывало, покою не даст мне, еще не моглось в то время, в комнатке двое нас. И много – часа три полежит, да и встанет на правило. Я лежу или сплю, а он, молясь и плачючи, приступит ко мне и станет говорить: как тебе сорома нет! Вот ты протопоп. Чем было тебе нас понуждать, а ты и сам ленив! Да раскачает меня: он кланяется за меня и я сидя молитвы говорю: спина у меня болела гораздо. Он и сам, миленкой, скорбен был: черев из него вышло три аршина, а в другой ряд пять аршин от тяготы земныя и от побой. Бродил в одной рубашке и босиком; на Устюге годов с пять зело велику нужду терпел от мраза и от покой. Сказывал мне: ногами теми что кочением мерзлым по камению де тому бью, а как де в тепло войду, зело рвет и болит. Как сперва учал странствовати, а се де лехче, да не стало болеть. Отец у него в Новгороде богат гораздо, сказывал мне: мытоимец де, Феодором же зовут, а он уроженец Мезенской, и баба у него, и дядя, и вся родня на Мезени. Бог изволил, и удавили его на виселице отступники у родни на Мезени. И уродствовать тако, как обещался Богу, да солгал. Так морем ездил на ладье к городу с Мезени, и погодою било нас, и не ведаю, как упал в море, а ногами зацепился за петлю и долго висел голова в воде, а ноги вверху. И на ум взбрело обещание: яко не солгу, аще от потопления меня Бог избавит, и не вем, кто силен бы пехнуть меня из воды на палубы, – с тех мест стал странствовать. Домой приехав, житие свое девством прошел, Бог изволил. Многие борьбы блудныя бывали, да всяко сохранил Владыка, слава Богу о нем, и умер за христианскую веру! Добро он скончал свой подвиг» (стр. 9899). Ещё там же (в Прилож. ниже): «И Лука Лаврентиевич, сын же мне был духовной, что на Мезени, вместе с Феодором удавили те же отступники на висилице повеся: смирен нрав имел покойник: говорил, яко плакал, москвитянин родом, у матери вдовы сын был единочядный, сапожник чином, молод ле́ты — годов в полтретьядцеть, да ум столетен; когда вопроси его Пилат: ,,Как ты, мужик крестисся?” Он же отвеща: ,,Как батюшка мой, протопоп Авва́кум, так и я крещуся”. И много говоря, предаде его в темницу, потом с Москвы указали удавить, так же что и Федора на висилице повеся, он же и скончася о Христе Исусе» (стр. 100).
