Памяти Алексея Шашкова
8 июля 2020 г. упокоился Алексей Михайлович Шашков, головщик правого клироса Успенского храма Нижнего Новгорода. Алексей Шашков родился в 1972 г.р. в семье настоятеля Успенского храма Нижнего Новгорода протоиерея Михаила Шашкова. Вся жизнь Алексея была тесно связана с родным храмом и нижегородской общиной. В сороковой день по его безвременной кончине редакция rpsc.ru публикует воспоминания доктора искусствоведения, профессора Московской консерватории, заместителя начальника управления гуманитарных наук Российского фонда фундаментальных исследований Николая Григорьевича Денисова.
Зимой 2000 года, по рекомендации настоятеля Покровского собора, что на Рогожском, о. Леонида Гусева, я пригласил в Москву хор Новосибирской общины под управлением Владимира Долгова. Они выступали в актовом зале Российской академии музыки имени Гнесиных. Не буду говорить об этом успешном концерте — всё было замечательно. После этого мои друзья-музыковеды, а точнее пани Марчела Еригина, попросили привезти хор старообрядцев в Польшу. Это было осенью 2000 года.
Хотя Польша входила в свое время в состав социалистических стран, там, кажется, еще в 1960-е годы был организован международный конгресс Musica Antiquа — «Музыка древности». В советские годы изучать и исполнять церковную музыку было запрещено по идеологическим причинам. Но Польша — страна католическая. И вот поляки создали такой международный форум. В то время он был самым авторитетным во всем мире. От Советского Союза туда ездили, если можно так выразиться, элитные ученые: Ю.В. Келдыш, В.В. Протопопов, а также богослов и одновременно кандидат искусствоведения Н.Д. Успенский, — в 1980-е гг. число советских ученых увеличилось. По существу, это было диссидентское научное мероприятие, связанное с изучением музыкальной культуры всех христианских конфессий.
Проходил конгресс один раз в три года в городе Быдгощ (Север Польши) и всегда сопровождался концертами музыки христиан разных стран мира. Вышеупомянутая пани Марчела Еригина как раз собирала разные коллективы, ученых. Тогда-то и появилась возможность вызвать туда старообрядческий хор. Меня пригласили в качестве участника конгресса. И я снова обратился к Владимиру Долгову. Он, набирая свой состав хора, включил в него певцов из Нижнего Новгорода.
Это были два брата Шашковы — Алексей и Иван. Когда я первый раз их увидел, должен сказать, что они выглядели как богатыри и внешне казались старше. В Польше мы познакомились ближе, и я узнал, что Алексей является руководителем Нижегородского хора. До этого я его не знал, «гремели» Леонтий Иванович Пименов (впоследствии настоятель храма в Орехово-Зуево протоиерей Леонтий Пименов. – Прим. rpsc.ru) , а также другой знаток знаменного пения в Нижнем Новгороде — Михаил Федорович Никонов.
Хор Владимира Долгова выступил блестяще. Они пели в зале вместимостью в тысячу человек. Их пение произвело огромное впечатление. На концерте был российский консул, а потом был устроен прием в честь старообрядческого коллектива. Через некоторое время в Митрополию пришел восторженный отзыв из польского посольства в России. Я об этом ничего не знал. Придя на службу, повстречался с о. Леонидом Гусевым. Он, со свойственной ему эмоциональностью, радушно приветствовал меня и говорил: «Ой, какое письмо мы получили! Ой, какие слова там написаны!» Я потом получил копию этого письма и запомнил в нем такую фразу: «Более тысячи человек в переполненном зале с замиранием сердца слушали, как поют русские старообрядцы». Дело в том, что за все десятилетия существования конгресса старообрядцы выступали в Быдгоще впервые.
Но возвращаюсь к Алексею Шашкову. После поездки в Польшу мы больше не виделись и не общались. Параллельно этому, кажется еще в 1998 году, я был приглашен в Минск в качестве члена жюри VI международного фестиваля церковной музыки от России. Это была очень интересная поездка. Затем меня снова пригласили в Минск в качестве члена жюри VII международного фестиваля церковной музыки от России (2002 год). И вот тогда-то я впервые порекомендовал на этот фестиваль старообрядческий коллектив из Нижнего Новгорода. Позвонил Алексею Шашкову, обговорил программу, и они согласились приехать. Причем до этого я не слышал, как они поют. Отец Михаил Шашков, настоятель храма, обратился к руководству железной дороги в Нижнем Новгороде, и певцам была оплачена дорога.
Руководителем минского фестиваля является легендарная Лариса Александровна Густова. Поражал состав жюри. Его председателем являлся член союза композиторов лауреат государственной премии Беларуси священник Андрей Бондаренко (из Гродно). В жюри входили: выдающийся дирижер Беларуси маэстро В.В Ровдо, известные в Беларуси деятели культуры и авторитетные священнослужители, были ученые и исполнители из Польши, Украины. Я представлял Россию. После открытия фестиваля патриарший экзарх митрополит Филарет Минский и Слуцкий устраивал в своей резиденции прием.
Концертные прослушивания проходили в Минске, в Доме милосердия. Это уникальное здание, построенное в виде шестиконечного креста св. Евфросинии Полоцкой. В передней, восточной, части располагается храм, и вот там-то всё происходило. Шли конкурсные прослушивания. Вышли нижегородцы. Я написал аннотацию коллективу. После выступления хора нижегородцев все присутствовавшие испытали шок. При обсуждении, на закрытом заседании, члены жюри, представлявшие Беларусь, безоговорочно предложили дать нижегородцам звание лауреата в категории церковных хоров. Алексей был удостоен звания лучшего руководителя хора. Вот с этого, собственно, началось наше дальнейшее с ним знакомство. А самое главное — это было первое знакомство Белоруссии с живым старообрядческим пением. Ведь белорусский фестиваль — особый. В условиях выступления для каждого коллектива было оговорено, что программа может быть разной, но обязательно должна включать одно песнопение знаменного распева и духовное сочинение современных композиторов. Так вот, знаменный распев никому не удавалось исполнить хорошо. Видно было, как трудно и светским, и церковным коллективам петь знаменный распев. А тут вдруг было показано, как его надо исполнять. Вот почему был шок у всех слушателей.
На этом же мероприятии в Минске присутствовал гость из Польши Николай Бушко. Он еще в 1970-х годах организовывал фестиваль церковной музыки в г. Хайновка. Когда он услышал нижегородцев, то попросил меня познакомить его с Алексеем и взял с него слово приехать в Польшу, в Хайновку. И в том же году, весной, мы оказались в Польше. Я был почетным гостем фестиваля, а Алексей Шашков приехал как руководитель своего хора. Они сделали сложную программу, которая включала песнопения знаменного, путевого, демественного распевов. Нижегородцы получили в Польше специальный приз за исполнение древней музыки.
Но вот тогда я увидел Алексея в другом качестве. Дело в том, что на польском фестивале есть свои традиции. Идет день прослушивания. Все коллективы, которые днем выступали, вечером приглашались на лесной костер. Руководители хоров зажигали костер дружбы. Алексей был в их числе. Но это был постный день! И по просьбе нижегородского хора для них, вместо традиционных для этого вечера сосисок, подали рыбу. Он мне утром рассказывал о тех приятных чувствах, которые испытывал. Он был среди других руководителей хоров. Он представлял не только старообрядчество, но и Россию. Его переполняли чувство радости, гордости и волнения.
В Хайновке было очень авторитетное жюри. Председатель — всемирно известный композитор Ромуальд Твардовский, от России — профессор Московской консерватории Борис Тевлин, от Украины — композитор Леся Дячко, от Болгарии — патриарший регент Димитр Димитров. Но было важно другое — на фестивале у Николая Бушко выступали хоры разных стран мира. Помимо Польши, Украины, России был, например, финский православный хор. Экзотикой был хор христиан из Индии. Руководителем этого хора был священник, который когда-то учился в Ленинградской духовной академии. Он общался с Алексеем. И все эти коллективы впервые услышали старообрядческое пение.
Вот в этом значение хора под управлением Алексея Шашкова — через него становилась известной за пределами нашей страны старообрядческая певческая культура. Старообрядцы впервые выступали на польском фестивале в Хайновке. И если до этого старообрядцы являли невидимый мир, непонятный никому — никто его не слышал и не знал, то после пения нижегородцев с ним начал знакомиться весь остальной мир. После конкурсного прослушивания Николай Бушко отправил меня с нижегородцами выступить в одной из старообрядческих общин поморского согласия в Польше. И я помню радость этих староверов, когда к ним приехали русские люди из России — хоть и другого согласия. Кто-то из нижегородцев привез с собой лестовки и дарил их жителям села. Все были очень довольны. Если не ошибаюсь, состоялся и общинный обед по поводу приезда русских гостей.
Прошло еще несколько лет, и в Минск снова позвали хор Алексея на IX международный фестиваль. Мы с ним обговаривали программу в историческом плане — начиная от поста и заканчивая Пасхой. Я предложил ему показать образец речитативного чтения, и мы избрали слово «Что се безмолвие на земли», которое читается в Великую субботу (большей частью на службе у беспоповцев). В этот раз поездку нижегородцам оплачивало Министерство культуры Нижегородской области. Прослушивание проходило в зале Минской филармонии. Помню, когда это поучение читал Алексей Шашков, образно говоря, мурашки по телу шли. Как он это читал! Закончили пение нижегородцы стихерами Пасхе. Хор Алексея снова стал лауреатом. Он блестяще выступил на гала-концерте, который проходил в каком-то огромном зале Минска. Если не ошибаюсь, нижегородцев вызывали на бис.
Предстоятелем Старообрядческой Церкви в это время был уже митрополит Корнилий. На обратном пути из Минска нижегородцы заехали в Митрополию, доложили об этой поездке, показывали свои призы. Это было второе выступление в Минске.
Еще одно большое мероприятие было. Союз старообрядческих общин Эстонии решил проводить фестивали певческого старообрядческого искусства, где я оказался в оргкомитете. Название его «Пейпус» — по имени Чудского озера времен шведского владычества. Правительство Эстонии выделило деньги на развитие культуры старообрядчества. Я порекомендовал пригласить в Таллин нижегородский коллектив. Основные хоры были из России: фольклорный коллектив беглопоповцев из Бурятии (семейские), который пел духовные стихи. Певцы были одеты в шикарные костюмы, которым по двести лет. Выступали староверы Латвии, Литвы. Были московские федосеевцы, и был нижегородский хор. Интересные концерты проходили в русском театре Таллина, а также на берегу Чудского озера в старообрядческих общинах. Для русских староверов это было очень приятно. Хотя, как нам сказали, в Таллине на все концерты русской культуры приходят в основном эстонцы.
Там было и другое важное событие. Меня попросили прочитать несколько лекций по древнерусской музыке. Я проводил мастер-класс по знаменному распеву. На лекции и мастер-класс в Таллине пришли представители эстонской интеллигенции: много композиторов, преподаватели Таллинской консерватории. Я читал лекцию о знаменном распеве, а примеры демонстрировал нижегородский хор. По ходу лекции я просил Алексея показать, как спеть кулизму, например, первого гласа. Меня поразило, что он безукоризненно пропевал всё по солям. Он знал наизусть все попевки. Вообще владел он знаменным распевом блестяще. Хор исполнил несколько песнопений.
В зале сидел старичок, который даже подходил и смотрел в крюковую книгу — как поют староверы! Нижегородцы не знали его, но мне он был известен. В конце я выразил ему благодарность, сказав, что сегодня на моей лекции присутствует классик эстонской музыкальной культуры композитор Вельо Тормис. Это один из старейших эстонских композиторов. Он был одним из первых, кто окончил Московскую консерваторию по композиции в классе В.Я. Шебалина. Для эстонцев он классик, как для нас Шостакович. Он был талантливым композитором, занимавшимся обработкой эстонского фольклора. Алексей Шашков с ним общался и отвечал ему на все вопросы. Для эстонского композитора это было совершенно новое явление. А Алексей достойно представил старообрядчество.
После поездки в Польшу я взял специалиста по звукорежиссуре — Александра Львовича Переслегина, и мы поехали в Нижний Новгород записать хор Алексея Шашкова на компакт-кассету. Мы эту запись сделали, потом ее издали. Она начинается с исполнения «Отче наш» демественного распева. Кроме этого, были записаны песнопения знаменного распева, на глас, Великое славословие, духовный стих. Эта кассета давно разошлась. Возможно, она есть в интернете.
С тех пор, в течение двадцати лет, каждый год, когда я читаю лекции по древнерусской музыке в Московской консерватории, я всегда демонстрирую знаменное и демественное пение на примере нижегородского хора. Каждый год студенты узнают имя Алексея Шашкова и слышат этот хор. Каждый раз, когда я выступаю с докладами в разных странах мира, иллюстрирую свои доклады пением нижегородского хора. Все узнают имя его руководителя. Алексей Шашков навечно оставил себя в истории!
Все это относится к нашей совместной деятельности. Но если говорить в целом, то в Нижнем Новгороде называют трех знатоков пения — Михаила Федоровича Никонова, протоиерея Леонтия Пименова и Алексея Шашкова. Михаил Федорович был самородком. Мне кажется, что о нем нужно писать отдельную книгу — не только с точки зрения биографии, но о том, как он познавал знаменный распев. Поскольку там не было такой школы, как в Стрельникове, он шел своим путем. Он не ленился, читал классиков — Даргомыжского, Мусоргского. Он был величайшим знатоком! Потом — Леонтий Иванович Пименов, он хотел поднять старообрядческое пение на уровень светского. Но я не могу согласиться с его позицией, особенно когда в южных общинах, в Молдове, его копировали, уничтожая свои местные традиции.
А значимость Алексея Шашкова, по моему мнению, гораздо выше. Его узнал весь мир! Из-за того, что он выступал на международных фестивалях, общался с руководителями разных хоров — через него приезжающие в Минск и в Польшу коллективы из разных стран узнавали старообрядческое богослужебное пение. Он общался с великими людьми и достойно представлял старообрядческое певческое искусство.
Алексей Шашков был регентом от Бога. Это моя личная характеристика ему. Ведь люди учатся годами регентскому мастерству, а про Алексея скажу — хорошо, что он не учился у светских музыкантов. Если брать никонианскую церковь, могу назвать двух великих регентов ХХ века — покойного архимандрита Матфея (Мормыля) и о. Михаила Фортунато, за границей. Великие они потому, что не были испорчены светским консерваторским образованием. Они оба священники, имели богословское образование.
Алексей Шашков никогда не пел. Он только молился. Своими выступлениями он показал, как он молится. Вот в чем его значение и отличие. Он был пропитан молитвой, которую воспринял с молоком матери. Он жил на клиросе! Он показывал на выступлениях, как молится хор на службе. И жалко, что прожил очень короткую жизнь, но след он оставил колоссально огромный. Если кто хочет быть таким, каким был Алексей, пусть следует этому пути! Ведь знаменный распев давно поют не только старообрядцы: и никониане, и светские коллективы. Знаменный распев с трудом воспринимается нынешним миром, потому что построен по другим законам, а его пытаются петь как музыку, обращая внимание лишь на технику исполнения. Шок в Минске после выступления Шашкова был от того, что все услышали молитву! Шок испытывали не потому, что пение было «чистым». Нижегородцы только открывали рот, и мелодия шла естественно. Они молились. Они не надрывались и не волновались. Эти тонкие вещи всегда чувствуются. Ведь искусство не обманешь, слушателей не обманешь и студентов не обманешь. Ложь всегда будет понятна. А тут всё было искренне.
Такое же впечатление было, когда в 1984 г. в Москву приезжал Стрельниковский хор под управлением Ивана Алексеевича Сергеева. Певчие показывали, как они молятся.
Звучащее в храмах пение не является музыкой. Это молитва, воплощенная в звуках, обращенная к Богу. Если брать никонианское пение, покойный о. Матфей (Мормыль) мне всегда говорил — показателем церковности хора является то, как поется обиход. Вот она — молитва! А выучить музыку композитора сможет любой хор.
Когда зарождалась наука о церковном пении, в ХIХ веке у прот. Д.В. Разумовского со В.В. Стасовым уже тогда шли споры по этому вопросу. У Разумовского был церковный подход — он считал пение молитвой. А подход Стасова светский — для него это была музыка. Недавно опубликована их переписка, где они спорят об этом. Этот метод хоть Разумовский не называл, но потом, в ХХ веке, назвали «литургическим музыкознанием». Этот же метод воплотил И.А. Гарднер в своем труде «История богослужебного пения». Его книга — первый классический труд, посвященный истории русской церковной музыки, созданный с церковных позиций. И он впервые применил этот термин. А потом я на эту тему беседовал с о. Михаилом Фортунато во Франции. Он тоже употребляет этот термин, но до него дошел сам. Сегодня в России он только начинает возрождаться. И первой книгой, написанной с позиций литургического музыкознания, является работа про о. Матфея (Мормыля) «Рыцарь регентского служения», выпущенная под моей редакцией. В чем заключается этот метод? Вначале описывается богословское содержание службы, затем дается анализ музыки с позиции, как это богословское содержание воплощается в самой музыке, и, наконец, как сам о. Матфей интерпретировал это на службе с позиции богословского содержания.
Так и у Алексея. У него не было цели создать прикрасу в том или ином песнопении, желания удивить публику, показать свой голос. У него всё шло естественно, так же, как он молился. Вот в чем значение этого молодого, но великого регента старообрядчества.
Еще вспоминаю. Благодаря Алексею Шашкову я сделал одно важное открытие. Когда говорится о принятии веры на Руси, все вспоминают слова из летописи «Повесть временных лет» о том, как послы князя Владимира на службе в храме Софии Константинопольской, будучи поражены красотой богослужения, произнесли: «Где мы были — на земле или на небе — не помним того». Обычно говорят, что это была торжественная служба, но не всегда при этом учитывается музыкальный фактор.
В храме Софии Константинопольской, конечно, пели монодийно. Причем хор состоял из нескольких сот человек. Но ведь русские храмы не обладают такой акустикой. И вот когда хор Алексея Шашкова был в Польше, была устроена экскурсия в город Белосток. Белосток — это оплот православия в Польше. До войны там в основном жили евреи, русские и белорусы. Конечно, много евреев погибло в годы войны. А после войны польское государство усиленно заселяло этот город поляками-католиками. В противовес этому, нынешний глава Православной Церкви в Польше митрополит Савва построил в этом городе храм, который является полной копией храма Софии Константинопольской, но в десятикратно уменьшенном размере. А всё остальное скопировано точно, включая акустические особенности.
Когда же нижегородский хор повезли на экскурсию, местный священник стал рассказывать им о храме, о различиях его с католическим, не зная, что за коллектив перед ним стоит. Я попросил нижегородцев спеть. Когда они запели, я сделал открытие. В этом храме, с этой акустикой, знаменный распев зазвучал абсолютно по-другому. Из-за того, что в храме нет колонн, эффект получается стереофонический. Звуки стали меня физически окутывать с ног до головы. Это почувствовали и нижегородцы. Я теперь понял, почему такое колоссальное впечатление производило древнее пение в византийском храме. Оно звучало иначе, не так плоско, как в русских храмах сейчас.
Жалко, что он рано ушел. Я мечтал осуществить с ним ряд проектов, хотел записать несколько дисков и сожалею, что это не удалось. Бог решил по-иному. Алексей был великим регентом, царство ему небесное! Дай Бог, чтобы еще такие появились!
