В 2019 году Марина Солдатикова, прихожанка храма свт. Николы из г. Верещагино (Пермский край), впервые побывала в Николо-Улейминском монастыре. Незабываемое первое впечатление от обители заставило ее вернуться сюда год спустя. Редакция rpsc.ru публикует ее яркие зарисовки монастырской жизни в надежде на то, что для современников они приоткроют малоизвестную «иноческую» сторону жизни Церкви, а для потомков сохранят срез истории обители, которой уже несколько столетий.
Сей труд можно отнести, скорее, к дневниковым записям. Они наполнены личными эмоциями, впечатлениями. Некоторые из них кому-то могут показаться либо наивными. Но, что поделаешь, я так чувствовала. Долго сомневалась, нужно ли выставлять напоказ свои заметки. Но игумения Олимпиада и отец мой духовный протоиерей Валерий убедили меня в том, что главное действующее лицо здесь не я, а именно жизнь монастырская, и мой материал поможет людям взглянуть на неё изнутри. Поэтому со смиренным сердцем вверяю его читателям, надеясь на их милость и понимание.
На монастырский двор ступаю…
Весь год взывала ко Господу, чтобы Он даровал возможность вновь посетить благодатное святое место — Николо-Улейминский женский старообрядческий монастырь. Наконец в сентябре, помолившись и благословясь у отца Валерия Шабашова, отправляемся в путь. Через 1200 километров, спустя 16 часов, прибываем к месту назначения. Хотя всё знакомо, сердце трепещет от нового свидания с обителью, с людьми, её населяющими.
Нас снова ожидают. Калитка открыта. Мы распахиваем ворота, въезжаем на территорию — и… крепостная стена надёжно отделяет нас от грешного суетного мира. Тихо. Жизнь здесь идёт своим чередом. Инокини заняты повседневными трудами. На кухне дежурят матушка Занифа и матушка Тавифа. «Наконец-то приехали», — улыбаются они. Сразу на душе становится спокойно: нас опять принимают как своих.
«Сказались ли матушке Олимпиаде?» — участливо интересуется матушка Зиновия. «Нет ещё. Сейчас поднимусь». Осторожно стучу в дверь. Никто не открывает. Думаю, как же быть. И снова на выручку спешит матушка Зиновия. Всегда чем-то занятая, тихая и сострадательная. В этот первый вечер я и не догадываюсь, что именно она станет моей утешительницей.
«Вы позвонили?» — спрашивает. «Нет, постучала. А где звонок?» «Вот он, сразу не заметишь», — отодвигает подвеску у двери и звонит. Выходит игумения Олимпиада. Она осторожно поворачивает мой путь в праведное русло, вдохновляя и окрыляя своими поучениями и примером. Волнение, радость, ожидание… «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас». «Аминь», — отвечает матушка Олимпиада.
Я кланяюсь низко:
— Матушка, простите и благословите!
— С приездом! — мягко говорит игумения. — Вы давно тут?
— Нет, только что приехали.
— Тогда давайте заселяйтесь! Виктор, тебе в доме приготовлено место, и печь истоплена. Марина, а ты пойдём со мной. Вот тут располагайся. Вещи занесёте и — ужинать.
Матушка Олимпиада, как обычно, делает чёткие распоряжения. Чуть резковато, но сразу всё встаёт на свои места. И вдруг задевает мою руку: «Наконец-то добрались!» Я не выдерживаю: «Матушка, всю дорогу мечтала обнять вас. Но можно ли?» «Нельзя, — улыбается игумения, — но можно»… С моей стороны в этих объятиях — безмерная признательность, глубокая отрада, искреннее почтение к тому, кто стал очень близким и родным по духу.
Новые открытия
Невозможно поверить, что мы вновь за монастырскими стенами. Что же нас ждёт на сей раз? События начинают разворачиваться в ускоренном темпе с самого утра следующего дня. Спутницей Виктора вновь становится… пила. Казаки, очищая пространство в целях пожарной безопасности, спилили деревья. За монастырской оградой — ветви, сучья. Задача проста и понятна — очистить территорию, принадлежащую монастырю.
Меня с утра навещает матушка Олимпиада. Разговор, которого я так ждала. Не телефонный, а глаза в глаза. С чем сравнить? Идёшь, например, в дом, двери которого всегда чуть приоткрыты. И неожиданно они распахиваются, впускают тебя, и ты чувствуешь свет, тепло, понимание, участие и даже защиту. Словно гигантский шаг сделан навстречу друг другу. Совсем нет ощущения, что это всего вторая наша встреча. Кажется, знаю матушку Олимпиаду давно…
Беседуем мы и о делах. Тут матушка Варсонофия, первая игумения монастыря, дверь в мою келью открывает. «Мы заняты», — обрывает её визит матушка Олимпиада. Действительно, заняты: обсуждаем насущные вопросы, конкретные для нас с мужем послушания.
За год столько изменений произошло. Послушница Зинаида стала матушкой Зиновией. Постриг приняла и сестра Наталья. Теперь — матушка Неонила. Михаил — инок Михей. А сколько роз вокруг! Пурпурно-красные — у Поклонного креста погибшим защитникам монастыря. Розовые, алые, белые, в полосочку и в крапинку… Штук сто, не меньше. И за всем этим прекрасным чудом ухаживает матушка Илария: точно пчёлка каждый цветок холит.
И музей обустраивается. В прошлом году в часть здания под Введенским храмом мы совсем не заглядывали. Хотя купель для крещения там уже была. Она — налево, а прямо — открывается взгляду большой зал с изображением «Тайной вечери», которое дополнено реальными столами, уставленными фруктами, яркими чашами — трапезная, как и была когда-то на этом месте. Следующее помещение посвящено протопопу Аввакуму. Если быть точнее, сделан бревенчатый сруб. Пятнадцать лет страстотерпец находился в заточении. Переходя из зала в зал, упираешься в молельную комнату. Всё как в храме: иконы, крест, подсвечники, только нет алтаря… Можно коротко помолиться, свечу зажечь, записку о здравии или за упокой родных и близких написать.
Вот такие перемены. Они очень радуют: людям открывается недоступный доселе уголок России. Кто знает, может, как и я, грешная, кто-то вдохновится намоленной атмосферой. «Надо нести слово Божие, рассказывать об истинной вере, — убеждена матушка Олимпиада. — Вспомним библейскую историю: апостолы страдали, были гонимы, но не сдавались, продолжали проповедовать учение Христово».
Нести слово Божие
В музее многое ещё требуется обустроить. Пошли мы с матушкой туда на уборку, к тому же книги надо рассортировать. А тут звонок — экскурсия намечается. Да не одна. «Поможешь мне?» — задаёт вопрос матушка Олимпиада. Конечно же, ответ утвердительный. Через некоторое время игумения вспомнила о чём-то важном: «Ты в срубе у протопопа прибери: на столе бумаги разложи, сено раскидай по полу. А я сейчас прибегу».
Вот и матушка возвращается. Зовёт меня: «Марина!» — «Тут я, — отвечаю, — у протопопа в гостях». Завершаем здесь дела.
Идём к Виктору, сучья убирать. Вижу, матушка самые толстые ветви вытаскивает из кучи. Не всегда успеваю ей помочь. Хотя стремлюсь. «Как вы себя чувствуете?» — интересуюсь, поскольку слышу, как она покашливает. «Слава Богу», — отвечает. «А то, вроде как, приболели». «Разве же это болезнь?» Стойкости, силе духа матушки удивляюсь. За всё время не слышу от неё ни сетований, ни разговоров об усталости. Только одно: «Надо успеть! Надо сделать!»
И мне хочется помочь ей как можно больше. Сегодня экскурсии. Выхожу на монастырский двор, а там уже пара гостей. Подходят ко мне и пакет суют в руки. «Сейчас, — останавливаю их, — игумению приглашу, она распорядится». Не смею без спроса командовать. Иду за матушкой. Она принимает пакет и передаёт мне: «Унеси на кухню». Подъезжают через несколько минут и остальные.
Выясняется, что первыми приехали экскурсоводы. Смотрят, как тут всё обустроено, решают, что можно показать туристам. Я не мешаю. Стою около полок с книгами. Ко мне время от времени подходят с вопросами. И фотографируют со всех сторон — чувствую себя экспонатом. Стараюсь отвернуться, но это не спасает.
«Какой у вас платок модный, матушка!» — с долей сарказма кидает в мой адрес фразу одна из женщин. «Так не матушка я, а трудница, поэтому и платок модный носить не возбраняется». Она смотрит на меня по-другому и начинает расспрашивать о книгах, о монастыре. «Откуда вы?» — интересуюсь. «Вообще из Казахстана, а живу в Москве».
Рассказывают им о монастыре, показывают храмы, не забывают дать пояснения об истинной старой вере.
Не успели они уехать, как на дворе уже следующая группа. Люди со всей России отдыхают в одном из угличских санаториев. В свободное время решают просветиться. Матушка Олимпиада ведёт их по территории. Вдруг резко начинается дождь. Ко мне почти сразу подскакивают с зонтами. Как легко мне тут даже мирским людям говорить: «Спаси Христос!»
Все идут за игуменией. Но одна женщина облюбовала меня в собеседницы. Рассказывает, что её хорошие знакомые — старообрядцы, что она сама интересуется древлеправославной верой. Выбирает пару книжиц в подарок. Спрашивает: «Хотела бы тоже помочь чем-то. Примут ли меня, не старообрядку?» Этого я, само собой, не знаю. По крайней мере, дух монастырский хоть одного человека да задевает. Ходит она за мной. А потом и другие присоединяются, вопросы задают. На какие могу, отвечаю. Прощаясь, желают Божьей помощи во всех делах монастырских, здравия — монахиням. Необычная для меня ситуация. Но мне нравится.
Место духовной силы
Монастырь — место духовной силы. Он приближает к Богу. Думается, что даже молитвы отсюда слышнее «на небесех». И едут сюда не только такие, как я. Идём с матушкой из подсобного помещения, видим у ворот людей. Направляюсь к ним. С мужчиной две женщины — дочь и жена. Он очень болен и не так давно вспомнил, что крещён в старообрядчестве. Захотел найти храм соответствующий. А в Угличе и в округе — только монастырь.
Он потихонечку проходит в молельную, где на какое-то время остаётся наедине с Господом. А мы выясняем, что родом он из Частинского района. Пермский край! Земляки. Надо же, где сошлись наши дороги!
Полегчало на душе, говорит. «Завтра будет священник», — сообщает матушка Олимпиада. — Приедете ли на исповедь?» «Приедем!» — заявляют в голос. На следующий день к назначенному сроку они прибывают в монастырь. Мне не удаётся уделить им много времени — таскаю поленья от монастырской стены. Выгружаю очередную партию и разворачиваю тележку в обратную сторону. Навстречу идёт жена Григория-Владимира с инвалидной коляской. Он после исповеди уже в машине и готов отправиться домой. «Ну, как?» — задаю вопрос. «Очень хорошо! Благодарим вас. Какие вы прекрасные люди — и вы, и игумения, и батюшка. Володя очень доволен, прямо просветлел. — И вдруг добавляет: Можно я вас обниму?» От неожиданности вытягиваю руки по швам: «Ну обнимите»…
В тот же день игумения собирается ворота закрыть. «Матушка, давайте я схожу». «А справишься? Засов-то тяжёлый». «Вы-то справляетесь?» Она кивает. «Ну так и мне по силам». Выхожу, а во дворе парочка туристов гуляет. «По делу ли, по праздности ли заглянули сюда?» — спрашиваю. «Ехали мимо, увидели монастырь, решили посмотреть. Ворота открыты». «Вам просто повезло, — отвечаю. — Как раз иду закрывать…» Провожу экскурсию небольшую. Покупают они и несколько книжиц. Выходим к воротам. Прощаемся. Лишь по дороге домой в Верещагино понимаю, что поступила неверно. В монастыре же любое дело только с благословения игумении происходит. Звоню матушке, каюсь.
Великий труд
…Виктор всё пилит и пилит. Сказка есть, где Иван то ли суженую искал, то ли за счастьем ходил. Там фраза примерно такая: «Шёл он, шёл. Не одну пару железных башмаков стёр». Так же Виктор: неоднократно цепи точил, некоторые вовсе износил. Потом и пила пришла в негодность. Техника слабее человека. Вовремя приехали казаки с Рогожского. Со своей пилой. Вот и новый инструмент. Виктор продолжает пилить, они колют чурки.
Получается у нас между делом помочь и в теплице. Убираем растения, колышки. Навоз на тележке возим. Пока нагружаю, слышу звонок — опять кто-то матушку беспокоит. Разговор не длинный. На другом конце провода — вопрос: «Хочу уйти в монастырь. Как?» Похоже, достали непонимание родных, груз житейских проблем, захотелось сбежать от всего этого.
Легко сказать: «Уйду в монастырь!» Непросто сделать. Ещё сложнее — остаться насовсем. Размышляю о монашеской жизни. На самом деле, это великий труд: и духовный, и физический. Ежедневный молитвенный круг по древним монастырским канонам. На дневную службу встают в 15.30, примерно на три часа. На ночную — в 1.30 и до шести утра. Короткий ночной и утренний сон не всегда случается. У каждой инокини — своё послушание: в помещении, на огороде, во дворе. Каждая, например, выращивает какие-то овощи в теплице или на грядке. Ещё недельное дежурство по кухне. Об этом позднее тоже расскажу.
Кроме того, есть обязательное келейное правило. Молиться требуется по десять лестовок. В каждой — сто молитв. Арифметика проста — тысяча(!) молитв в день. Что уж тут говорить о сне. Никак не покидает мысль: «А как же матушка Олимпиада справляется с такой нагрузкой?» Но ведь справляется! С Божьей помощью!
«Уйду в монастырь». За этими словами совсем другой мир. К переходу в него, по моему мнению, нужно готовиться очень серьёзно. Уйти в монастырь — это не просто уединиться, скрыться от мира. Уйти в монастырь — значит посвятить Господу Богу всю себя: и душу, и тело, и образ мыслей и жизни. Может, стоит сделать первый шаг? Хотя бы начать регулярно посещать службы в своём приходе: и вечерние, и утренние. И не на час заглянуть в храм, а отстоять от начала до конца. Уже только это, поверьте, немалый труд.
В короткий перерыв захожу в келью, которую отвели для меня, и задумываюсь о смысле монастырского бытия, о путях, которые приводят сюда людей, особенно тех, что остаются здесь навсегда. В раздумьях невольно смотрю в пол. Под ногами — ковёр. Долго вглядываюсь в рисунок, пытаясь понять его закономерность. Наконец все кружки, линии, фигурки выстраиваются в повторяющиеся ряды. Но каков смысл каждой этой завитушки? Необъяснимо. Об этом точно известно создателю орнамента. И наверное, зря стремлюсь постичь непостижимое. Лишь Творцу подвластно толкование всего сущего на Земле. А мы, грешные земные твари, видим только то, что на поверхности. Заглянуть вглубь далеко не всем по силам. Хотя бы узреть свет Божественный.
Луч света
Матушка Олимпиада не оставляет меня в «тёмном царстве». Твёрдо решает повернуть лицом к Господу. Я немного упираюсь. Как хорошо, однако, жить, плывя по течению. Но, оказывается, не в этот раз. Сейчас я словно заново рождаюсь. Страх, боль и радость сплетаются в один разноцветный клубок. В первую же ночь игумения подходит ко мне на службе: «Выполняй обещанное, иди читай «Помилуй мя Боже». (Ещё после первого своего приезда дала слово — выучить.) И учила, готовилась. Всё равно страх сковывает всё моё существо. Ноги словно ватные. Не чувствуя их, иду к аналою. Крещусь, воздуха из окружающего пространства хлебаю и начинаю читать. Даже не помню, как получилось. Только слышу от матушки: «Спаси Христос!» Иду назад, а Виктор большой палец показывает. Волнение немного отпускает.
На другой день матушка заходит в келью: «Ну-ка, почитай что-нибудь». Приносит книгу из моленной. Там откроет, тут. Читаю кое-как. Самой стыдно, что с ударениями никак справиться не могу. «Хорошо, — останавливает она. — Это сегодня и будешь читать». Как?! Читать?! Сегодня?! До последнего надеюсь, что к службе подзабудется и я спокойно, после прочтения «Помилуй мя, Боже», буду молиться сзади, около полюбившейся лавочки. Но не тут-то было: «Марина, иди читай!»
Шагаю, ноги не гнутся. Читаю и понимаю, что ничего не понимаю. Забываю даже то, что хорошо знаю. Буквы словно сливаются в одно целое. Слова… Десятки слов… И у большинства «какие-то не такие» ударения. Вдруг приходит ощущение, что я перестаю узнавать буквы. Хочу замолчать, всё бросить, скрыться. Не представляю, как удаётся взять себя в руки и завершить чтение.
До такой степени нервничаю, что забываю повесить на крючок у аналоя подручник, выданный мне матушкой Олимпиадой для земных поклонов. Его уношу с собой. И очень удивляюсь, когда ко мне направляется матушка Занифа и просит подручник, чтобы вернуть на место. Виктор и в этот раз поддерживает меня. А я не могу поднять глаз, чтобы посмотреть на инокинь.
Но ни ночью, ни на утро никто даже вида не подаёт… Вечером в трапезной собрались за делом несколько монахинь. Говорю им: «Простите Христа ради, что читала так плохо». А они: «Нет же, хорошо читала. Немного внимательнее только надо». Хорошо читала?! Как добры эти люди! Что в прошлый раз, что нынче — ни за что не осуждают.
Спустя какое-то время матушка Олимпиада вновь подзывает меня. Читают каноны двум святым. Раскрывает передо мной книгу и предлагает следить. Необходимо успевать за читающими. Конечно же, я не справляюсь. Как только матушка Олимпиада отходит от меня, путаюсь. Листаю туда-сюда, ничего не вижу. «Матушка, — шепчу матушке Иларии, — я потеряла». Та молча находит нужное место и указывает мне.
Как трудно разобраться во всех нюансах чтения! Поистине глубина морская. После нескольких дней наблюдения открылся какой-то просвет. Но о-о-очень узкой полоской. А тут матушка вновь подзывает меня: «Пой!» «Что? Как можно? Я читать-то не умею, а тут петь?!» «Учись! Может, где и поможешь». Так вот меня бросили в море молитвенных правил. К счастью, не утонула. Вовремя вытащили. Плавать не научилась. Пока. Хочется надеяться, что освоюсь хотя бы на «троечку».
Участие греет
«Помилуй мя Боже» читаю уверенней. Пытаюсь освоить «псалмы на литургии, и прочее часов»: «Благослови душе моя Господа». Чтение это, понимаю теперь, не так просто мне матушка поручила… Опять подсказывают, поправляют. Замечаю — с каждым разом всё реже. Вот и последняя ночь, когда есть шанс прочитать без ошибок. Слава Богу, получилось.
Казаки с нами на службе стоят. Матушка предлагает Александру читать третий час. …И матушка снова вызывает меня. Начинаю читать и не могу: не хватает дыханья, в горле пересохло. Кое-как проскрипела… «И уны во мне дух мой, во мне смутися сердце мое»…
Служба завершается. Ухожу в келью. Можно бы поспать часа три. Но… на душе дискомфорт полный. Уезжать практически через день. Что оставляю после себя? Перед матушкой неловко. Учит, учит меня, а я выдаю какое-то кудахтанье. Совсем не спится. Сонм тревожных мыслей атакует со всех сторон. Семь утра. Пойду спрошу, может, на кухне пригожусь. Там хоть теплее, чем в келье. Но нет, не нуждаются в моих руках. Да и не получила я благословения игумении, с коим всё делается в монастыре. Мне предлагают набрать бутылку горячей воды и согреть постель. Отказываюсь.
В коридорчике нагоняет меня матушка Зиновия. «Вижу, что расстроены. Всё хорошо, — тонким голосом еле слышно успокаивает она. — Не из-за чего огорчаться. Уже намного лучше читаете». Нервы как струна. Задели — расплакалась. Сущий младенец! Можно посмеяться над собой: нашла проблему на ровном месте. Благодарю за сочувствие, возвращаюсь в келью. Через несколько минут — стук, тихий, короткий. Открываю дверь — матушка Зиновия с бутылкой горячей воды. Спаси Христос! Не тело, душа оттаивает от такого участия. И намного светлее вокруг становится.
Выхожу через некоторое время из кельи. Как раз матушка Олимпиада с матушкой Валерией направляются в храм Пресвятой Троицы, поклониться иконам и святым мощам. «Пойдёшь с нами?» Чего же не пойти-то? Спешу повторить всё за игуменией. Обходим храм. Молимся, делаем земные поклоны, прикладываемся к святым образам. На обратном пути матушка спрашивает: «Что сейчас будешь делать?» «Ничего не буду», — словно ребёнок, дуюсь я на саму себя. «Пойдёшь со мной молиться?» Надо же! Неожиданно «получаю конфетку». И опять, как дитя, радуюсь: «Пойду!» Печальная ночь переходит в счастливый день.
Добрые встречи
Сегодня все в ожидании отца Анатолия. Грядёт праздник Рожества Пресвятой Богородицы. Мне тоже не терпится увидеть человека, окормляющего монастырь. Признаюсь, первое впечатление — некое замешательство. Грузный мужчина со светлыми стриженными волосами, без бороды. На кухне делюсь: «Как-то не очень ваш батюшка на старообрядческого священника походит». И тут все присутствующие рьяно встают на его защиту, объясняя мне, почему он так выглядит.
Вечером на службе он уже не кажется мне необычным. Зато внимание привлекает его супруга матушка Ольга. Она знает, когда, как и чем помочь отцу Анатолию. Вот стоит рядом со мной на клиросе. А вот уже подталкивает отца Михея к алтарю, чтобы тот зажёг свечу и встречал батюшку у врат. «Кто читает ,,Помилуй мя Боже?”» «У нас есть кому», — поглядывая на меня, отвечает ей матушка Олимпиада. А после того как завершаю чтение, шепчет мне: «С оценкой ,,отлично” поедешь домой».
Матушке Ольге сразу говорю, что я только учусь, чтоб не судила строго. Она кивает. А я пытаюсь подпевать хотя бы гласными. Это легко, потому что у неё, при невысоком росте и миниатюрной фигурке, очень сильный голос. И меня не особо слышно.
И всё-таки… Она начинает: «Аллилу…» И неожиданно обрывает пение. Тут-то «выступаю» я, тоненько пропищав: «…ия». Хорошо, что на клиросе мы вдвоём с матушкой Валерией. Оглядываюсь на неё, и она повторяет: «И я». Хоть смейся, хоть плачь…
Служба проходит быстро. Со священнослужителем по времени она увеличивается и в восемь вечера завершается. С матушкой Зиновией подходим к игумении за благословлением на дежурство по кухне. Ещё утром матушка Зиновия спросила: «Марина, не поможешь мне с праздничным обедом, если матушка Олимпиада благословит?»
В паре с матушкой Неонилой они приступают к дежурству. Но, так как приехал отец Анатолий, необходимо печь просвиры, что возложено на матушку Неонилу. А без помощника на кухне не обойтись. Конечно же, я не отказываюсь. Напротив, с удовольствием соглашаюсь. Хочется свои силы и тут испытать. Поэтому сама спрашиваю разрешения.
Со мной кашу сваришь?
С восьми вечера чистим, моем картошку, рыбу, режем овощи. Делаем заготовки, чтобы с утра варить, жарить, парить. Времени — час десять ночи. Матушка Зиновия останавливает работу: «Марина, надо немного отдохнуть». Я облегчённо вздыхаю и соглашаюсь: «Надо отдохнуть!» «А в три часа продолжим». В три?! Ну ладно… в три так в три.
В келье завожу будильник и кладу его подальше от кровати. Иначе, чувствую, через полтора часа не встать… Звонит! Рукой пытаюсь прихлопнуть. Но приходится вскакивать и бежать к столу. Одеваюсь, умываюсь. К труду готова! Спускаюсь в трапезную. Начатый с вечера процесс продолжается. Матушка постоянно меня спрашивает: «Как думаешь, может ещё подсолить? Достаточно ли лука? Воды добавить или нет?» А ещё в дежурство матушки Зиновии обязательно бывает выпечка. И традиции изменять нельзя. Готовим коврижку с яблоками. Точнее она командует, чего сколько положить. А я чищу и режу яблоки, замешиваю тесто и выкладываю на противень.
Потом берусь за рыбу, обжариваю, умещаю в форму. К этому времени матушка уже потушила лук с морковью. Укрываем рыбу «шубой». Остаётся запечь. Что-то ещё готовим. А пробовать нельзя — только по завершении службы. После — чуть подсаливаем, и к нам уже спешат другие инокини. Стол накрывается быстро. Словно скатерть-самобранка: появляются фрукты, салаты, хлеб, картошка, зелень… Вздыхаю с облегчением — успеваем.
Входят в трапезную хозяева и гости. Игумения Олимпиада разливает суп. Молимся и садимся за стол. Тоже было сажусь и вдруг вспоминаю: я же дежурная. Бегу, спрашиваю, чем ещё помочь. Зря думаю, что только в моё дежурство такой переполох. «Обычное дело, — охлаждает моё важничанье матушка Тавифа. — В таком режиме обеды-ужины всегда и готовим».
За столом многолюдно. Батюшка Анатолий с матушкой Ольгой. Мы с Виктором. Вячеслав и Александр — казаки с Рогожского. Замечательные ребята, надо сказать. Весёлые, работящие, с Богом в сердце. Они тоже уезжают сегодня. Но вскоре обязательно приедут на помощь другие. Не зря говорится, что свято место пусто не бывает…
Будьте как дети
Дни в монастыре пролетают птицей! Не поймать, не удержать… Утешает, что за неделю я лучше знакомлюсь как с укладом монастырским, так и с инокинями. Все они разные. Каждая в отдельности — замечательная. Хочется между делом и им чем-то подсобить.
Например, постоянно встречаю матушку Варсонофию с вёдрами. Обычно она с трудом передвигается, держа тросточки в обеих руках. «Вам помочь?» — спрашиваю. «Сама справлюсь», — чуть ворчливо отказывается она. В другой раз снова: «Давайте донесу». «Не надо!» И так отрадно, когда однажды, уже перед самым нашим отъездом, сама просит помощи. Не знаю, кто как, а я считаю это знаком доверия.
В прошлом году расспрашивала матушку Варсонофию о её жизни, о пути в иночество. Но она сунула мне в руки книжицу о монастыре со словами: «Тут всё написано». А про неё там всего-то пара предложений. Теперь узнаю больше. Без разговоров, лишь несколько листков бумаги ненадолго попадают мне в руки.
Пора уезжать… Матушка Мелания прибегает с ведёрком брусники: «Только привыкнешь к людям, как они уже уезжают. Почему так?» Милая и непосредственная. В первый наш приезд в отдалении держалась. А нынче удалось её узнать поближе. Перед глазами картина. Обед в трапезной, все за столом. Игумения Олимпиада намазывает повидлом кусочек хлеба и протягивает матушке Мелании. Та распахивает глаза от удивления: «Это мне?» И когда получает утвердительный ответ, по-детски счастливо улыбается.
Все тут доверчивые, добродушные по отношению к гостям. Всех вспоминаю с большой благодарностью. Не я им, они мне помогли. Низкий за это поклон. Приходит на ум строка из Евангелия: «Если… не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное».
Настало время сказать до свидания игумении Олимпиаде. Как буду с ней расставаться? Не представляю и не хочу. Тяжело… «Простите Христа ради, матушка, если что-то сделали не так». «Всё так», — отвечает и кончиками пальцев поправляет платок на моих плечах. Думаю, ей тоже непросто нас отпускать. Так хотелось ещё раз обнять этого невероятно близкого мне человека. Но сдерживаю себя: на улице всё-таки. Вдруг кому-то со стороны моё намерение покажется фамильярностью, да и всё-таки это нарушение монастырских правил.
Благодарю Господа за все милости Его, за то, что вновь даровал нам чудесные дни в жизни. Боже, чем мы заслужили такую щедрость? Достойны ли внимания Твоего? «Не по беззакониям нашим сотворил есть нам, не по грехам нашим воздал есть нам».
Насыщенный на эмоции, события и знакомства отпуск! С внутренними переживаниями! Такими, что вызывали слёзы, такими, что заставляли улыбаться, и такими, что наполняли счастьем.
Да, в монастыре было холодно телу, но душа моя грелась, а разум наполнялся светом.
Вместо послесловия
В эти напряжённые, наполненные молитвенным и физическим трудом будни удаётся побеседовать с игуменией Олимпиадой на тему, которая так меня занимает.
— Какие всё-таки пути, матушка, приводят людей в монастырь?
— Пути Господни неисповедимы. Судьбы у всех людей разные, — отвечает она. — Также и путь к Богу не одинаков. Поэтому не скажу, что надо делать, как к этому стремиться. Тут уж, действительно, Бог приводит.
Лично я не собиралась сюда, не думала и не мечтала. Не знала даже о существовании монастыря. У нас в Омске даже церкви не было. Ездили в Новосибирск за 700 километров один раз в год. Но Господь открыл мне глаза и привёл в это святое место.
Конечно, случаются разные жизненные ситуации. Женщина, допустим, детей вырастила, замуж выдала, женила. Вылетели они из гнёздышка, семьи создали, живут своими интересами. Мама — на заднем плане. И тут она начинает задумываться о своей дальнейшей судьбе. Господь помогает найти выход, подталкивает к мысли о монастыре. А найти нужную информацию сейчас проще простого — у каждого интернет в руках.
— Матушка, многие считают: ушёл в монахи, отгородился от мира и точка. Так ли это?
— Всё намного сложнее и зависит от человека: зачем он идёт в монастырь. Далеко не все хотят оставить весь мир — ВЕСЬ МИР: и детей, и родителей, и родственников, и знакомых, и друзей — и уйти к Богу. Другая часть приходит от скуки, от одиночества. Кто-то остаётся без квартиры. А кто-то просто состарился.
Очень много звонков от престарелых людей — за 80 лет. Ну где же вы были раньше? — участливо задаёт вопрос этим женщинам игумения. — Надо ведь всё-таки было потрудиться для Бога, а не искать теперь пристанище, где непременно накормят, кровать предоставят и будут ухаживать за вами. В монастыре на первом месте — молитва. Молитва с усердием, с пониманием, с благоговением. Совершаем полный молитвенный круг. Вечерняя служба, потом основная — с полвторого ночи.
И каково пожилым людям вставать каждую ночь? Конечно, нужны силы. Представьте, сколько мы стоим на общей молитве. Ещё келейное правило у каждой инокини: десять лестовок с земными и поясными поклонами. Четыре канона — правильных иноческих — мы вычитываем соборно. Начинаем с них вечернюю службу. Есть и послушание — хоть посуду помыть.
Со всем справиться непросто даже молодому здоровому человеку. Говорят, самое тяжёлое в жизни — молиться, родителей до последнего их дня содержать и долги отдавать. Это три тяжёлых ноши. А силы в преклонном возрасте уходят…
— Когда же лучше вставать на иноческую стезю?
— Чем раньше, тем лучше. Лет до 65 хотя бы… Человек может ещё и потрудиться, и помолиться, и поучаствовать в общей молитве. Это и душеполезно, и самим намного легче службу отстоять. А когда просто наблюдаешь за всем со стороны, думаешь только об одном: скорей бы закончить да идти спать.
— Люди живут-живут, а потом вдруг говорят: «Уйдём в монастырь. Всё надоело, от всего устали…»
— Говорят, но не идут.
— Что же нужно, чтобы на самом деле уйти?
— Только желание. Между тем люди у нас все воцерковлённые. Все до единой — старообрядки. И которые были, и которые сейчас есть. Тем не менее есть ищущие. Они ходили по разным церквам, в том числе по никонианским. Но пришли к истинной вере и сейчас несут свой крест наравне со всеми.
— Хороший ли выбор — монастырь? Может, искать утешение в чём-то другом?
— Считаю, монастырь — это самое главное, чуть ли не единственное место, где люди спасутся. Потому что мир недолговечен. Это в последнее время видно особенно ясно. Люди — под властью тёмных сил. Они в сетях… Сетях интернета, например. Дети только родятся, им уже дают такую игрушку, чтобы он нечаянно на кнопку нажал и услышал писк, визг. Ему интересно, а мама тем временем в телефоне сидит…
— Значит, ждёте желающих?
— Надо нам эстафету передавать. Нас — двенадцать. Две схимницы в том числе. Возраст у всех солидный. Нужны люди помоложе, как уже говорила, лет до 65, боголюбивые, трудолюбивые, чтобы поняли и приняли монастырскую жизнь. Пришли бы не просто пожить, а спасти душу. Переняли бы от нас какие-то навыки, подвиги. Поможем, расскажем, покажем. Монастырю 29 лет, как женскому — 26. И жизнь здесь, конечно, должна продолжаться и процветать во славу Божию.
13–21 сентября 2020
