Старообрядцы после Петра I 

От преследований — к самосожжениям

После смерти Петра I его антистарообрядческая политика в целом была продолжена его преемниками. Так, в 30-е гг. XVIII века сведения о «немолении за государя», содержащиеся в «Поморских ответах» братьев Денисовых [14, 160], привели к следственным мероприятиям комиссии О.Т. Самарина-Квашнина, а как итог — либерализации богослужения в Выговской обители. П.Н. Милюков писал: «Старшая братия с братом Андрея Денисова Симеоном <…> вписали молитву за царя в беспоповские служебники, доказывая, что древняя церковь молилась и за языческих царей» [7, 83]. Возможно, это было попыткой выговцев найти компромисс с властями, возможно — опасением стать на анархистскую позицию, как бегуны. Репрессии против староверов, хотя и не столь целенаправленные, как при Петре, продолжались до времени правления Екатерины II. И.А. Кремлёва отмечает: «До второй половины XVIII века репрессии оставались типичной правительственной акцией против старообрядчества. Как только политика правительства смягчается (время Екатерины II), слабеют оппозиция и фанатизм раскола. Таким образом, история старообрядчества теснейшим образом связана с историей русской церкви и Российского государства в целом» [5, 701].  

Гонения на старообрядцев в XVIII веке были не только адресного характера, они имели также и идеологическую направленность: устраивалось множество «миссионерских» поездок, крещение целых деревень, писалось огромное количество полемических книг, из которых своей идеологической непримиримостью выделяется «Камень веры» (1728) еп. Стефана Яворского, епископа Рязани, писавшего:  
«Еретиков достойно и праведно есть убивати. Самем еретиком полезно есть умрети, и благодеяние тем бывает, егда убивается» [Цит. по: 15, 266]; «Искус научает, что иного на еретиков врачевания несть, паче смерти. <…> Обаче лютыми смертми убиваются, того ради, яко да прочая уразумеют тяготу греху и не дерзают творити неподобная. Сия же вся прилична суть еретиком: убо тех убивати достойно есть и праведно» [Цит. по: 6, 92]. 

Достаточно чётко обозначил ведущие мотивы «миссионерства» историк П.Г. Рындзюнский: «Все течения, противодействующие религии и догматам официальной церкви, понимались как результат недостаточного просвещения народа. ,,Русские раскольники не от грубости ли и невежества толь жестоко возбленовалися?” — спрашивалось в Духовном регламенте. Такое понимание старообрядчества диктовало и соответствующие формы борьбы с ним. Как главную меру воздействия на массу старообрядцев закон выдвигал на первый план убеждение, словесное состязание, в результате которого раскольники, удостоверившись в своей неправоте, должны были отказаться от борьбы с официальной церковью» [15, 251].  

Староверы жили в угнетающей атмосфере враждебного окружения и постоянного страха. Как следствие, они «уходили в книгу», были всегда грамотны, самообразованны и начитанны. Ими писались полемические книги, из которых в первой половине XVIII века самыми знаменитыми были «Поморские ответы» братьев Денисовых (1723) и «Дьяконовы ответы» [14, 160]. Старообрядцами было написано немало трактатов, посланий, разоблачено множество клеветы и предрассудков на их счёт — эти произведения были своего рода «бестселлерами» в грамотной части низов российского общества (в том числе и не принадлежащих к древлеправославию). Н.Н. Покровский писал: «Несмотря на все розыски, конфискации, гонения со стороны официальной церкви, в конце XIX века еще существовало весьма значительное количество произведений этой литературы. Создателям их была привычна и понятна жизнь крестьян-старообрядцев, полная ожесточенной борьбы с феодальной церковью и государством, многие из крестьянских писателей принимали в этой борьбе самое активное участие» [10, 53].  

Другое дело, что возможность результативного проведения диспутов была утрачена ещё при царевне Софье; в XVIII веке место любых дебатов с успехом занимали силовые методы, ставшие обычным орудием укрепления государственной власти. Многие староверы продолжали искать спасение в побегах на Урал и в Сибирь. Но во второй половине XVIII века на митрополичий пост Тобольска вступил Сильвестр Гловатский, и Сибирь стала местом показательной антистароверческой борьбы. Сильвестр сумел поставить старообрядцев Сибири в столь безвыходное положение, что некоторые особо радикальные или отчаявшиеся старообрядцы стали прибегать к крайнему способу доказательства истинности своего упования — самосожжению [11].  

Старовер XVIII века ощущал себя чужаком в неприемлемом для него культурном и духовном мире. Его положение усугублялось запретом на выезд из страны, невозможностью свободной коммерческой и производственной деятельности, чудовищными практиками новообрядческого «воцерковления» (например, силовое Причащение неофитов проводилось с помощью специального приспособления — воронки, через которую Тело и Кровь Христовы буквально вливались в глотку крещаемого, меж стиснутых зубов). В такой обстановке любой верующий, любое верующее сообщество может перешагнуть грань между надеждой и отчаянием. Словами старообрядческого богослова и историка Ф.Е. Мельникова, «кто мог выдержать эти драконовские пытки? Чтобы спастись от них и чтобы сохранить свою веру, русские люди вынуждены были сами себя сжигать. ,,Нет нигде места, — говорили они, — только уходу, что в огонь да в воду”» [6? 114]. С другой стороны, «самосожжение нередко бывало фиктивным: пользуясь пожаром, старообрядцы незаметно для воинской команды скрывались в лесах» [15, 273], т.е. кто-то жертвовал своими домами или жизнями, чтобы спасти остальных. 

Старообрядческая эмиграция

Другой формой старообрядческого противодействия синодальной церкви и госаппарату была эмиграция, преимущественно в Восточную Европу (Австрия [4, 83], Польша [13, 80]), также в Турцию. Старообрядцы бежали небольшими разобщёнными группами. За границей они создавали небольшие компактные поселения, в которых старались максимально восстановить законсервированную в памяти русскую культуру быта [6, 129]. В 60-е–70-е гг. XVIII века начинается скопление групп староверов в Молдавии, Валахии, Бессарабии, но это осложнялось русско-турецкими военными действиями на Балканах. Основным регионом расселения стала Австрия. Украинский историк М.Н. Сайко утверждает, что первые древлеправославные поселения в Австрии были основаны в 1780 г. (селение Климовцы) и в 1784–1785 гг. (селение Белая Криница, ставшее впоследствии митрополией староверов) [16, 14].  

Старообрядцы облюбовали буковинский район Fontina Alba (в их переводе и произношении — Белая Криница). Сами австрийцы называли ту местность Липовцами, а староверов, живших там — соответственно — липованами. 1783–1786 гг. — период укрепления организации Белой Криницы; в Буковину неоднократно приезжали инспекторы императора Австрии, благоволившего русским эмигрантам-диссидентам. Австрийский историк М. Крамер пишет:  «9 октября 1783 г. была выпущена Высочайшая Привилегия, и на протяжении последующих десятилетий старообрядцы неоднократно использовали её как оправдание или как юридическую основу для дальнейших делаемых им уступок» [4, 85]. 
 
Примечательно, что при Петре эмиграция староверов была ещё незначительной, но при его преемниках (особенно в «эпоху дворцовых переворотов») бегство староверов из России усилилось до характера массового переселения. Причин тому можно выделить несколько. Во-первых, Пётр был ещё первым государем «нового типа», в массе староверов ещё сохранялись те, кто надеялся на реанимацию дораскольных устоев. Но со временем надежда улетучилась, причин оставаться в государстве почти не стало. Выросло новое поколение старообрядцев, для которых Россия ассоциировалась только с постоянным церковно-бюрократическим давлением. В то же время с середины XVIII века по России распространяется информация о том, что есть государства, живущие по принципам религиозной свободы, где верующие, даже малочисленные, могут отправлять культ без препонов со стороны властей. Следующая причина эмиграции — окрепшее и организовавшееся «противораскольное» миссионерство, которое при Петре было ещё стихийным, а в середине XVIII века стало на крепкие идеологические и методологические позиции, поддерживаемые и финансируемые государством. Таким образом, именно при преемниках Петра начала рваться некая социально-психическая нить, соединявшая староверов с Россией, несмотря на гонения первого послераскольного времени. «Старообрядческий протекционизм» Екатерины II. Двойственность обретённой свободы В России гонения, явные и скрытые, продолжались до 1762 года (до воцарения Екатерины II). Но, несмотря на репрессии, вес староверов в социальной и экономической жизни страны увеличивается. Участились переходы священников и мирян из официальной церкви в старообрядчество, хотя среди староверов отношение к «беглым попам» всегда было недоверчивым.  

Переломом в отношении российского правительства к староверам стал Указ императрицы Екатерины II о прекращении репрессий против староверов и о возможности их возвращения из-за границы.  
«В 1762 году манифестом Сената бежавшим за границу старообрядцам позволено [было] возвращаться в Россию и селиться особыми слободами, где они «имеют быть содержаны на основе узаконений в двойном окладе и притом иметь будут свободу записаться в крестьянство и в купечество и при поселении от всяких податей и работ получат льготы на шесть лет» (И.А. Кремлёва) [5, 705].  
«В 1762 году именным указом Сената раскольникам, бежавшим за границу, разрешалось возвратиться в Россию и селиться в Сибири и других малозаселённых землях Империи. В указе говорилось о неуместности карательных мер к раскольникам как к подданным российского государства, в котором известной свободой пользуются другие религии в отправлении своей веры» (Мушкет И.И., Коцелапова И.Я.) [8, 42].  Указ 1762 года исполнил, скорее всего, функцию популяризации политики веротерпимости и либерализма. Фёдор Мельников писал:  «Старообрядцы откликнулись на этот призыв весьма радостно и огромными массами хлынули в родную страну, по которой так истосковались за рубежом. Правительство отвело им место в пределах Иргиза. Иргизские монастыри быстро приобрели чрезвычайное значение в церковной жизни старообрядцев» [6, 136].  

В 1762 году были отменены указы Петра о штрафах за бороду и традиционную одежду [9, 242]. Екатерина требовала запретить именование «раскольники» — именно тогда появился термин «старообрядцы». Более того, Екатерина, желая вернуть в Россию её беглых граждан, пошла на открытый конфликт с Синодом, потребовав отказаться от репрессивной политики в отношении староверов и признать их православными христианами. В 1763 году была упразднена Раскольническая контора для сбора двойных налогов и пошлины с бород. В 1767 году в комиссию по составлению нового Уложения впервые был допущен древлеправославный депутат Малороссийской слободы на условиях общей присяги. В 1785 году староверы получили право быть избранными на городские выборные должности, на них распространялся возрастной и имущественный ценз [8, 43]. Это было ударом по господствующей Церкви, внезапно потерявшей рычаги воздействия на старообрядцев. В последние годы царствования политика Екатерины в отношении староверов изменилась. Возможно, по причине ухудшения отношений с конкурирующей в балканском вопросе Австрией; возможно, по причине активного участия староверов в торговых линиях «теневой экономики»: их экономические связи с единоверным им зарубежьем зачастую были более прибыльными для них, нежели деятельность в рамках крепостнической экономики Российской империи. За староверами в России был учреждён надзор, ограничивались возможности для «распространения раскола», участились аресты наиболее активных проповедников [8, 44]. Важную роль в этом охлаждении сыграла Пугачёвщина, в которой старообрядцы приняли достаточно активное участие. Известно, что Емельян Пугачёв демонстративно налагал на себя двуперстное крестное знамение, а его речи о возрождении дораскольного «московского мира» были неотъемлемой частью его популистской риторики. Есть мнение, что «уральский крюк» пугачёвского народного движения был обусловлен намерением самозванца вобрать в ряды своего войска недовольных старообрядцев, обосновавшихся в тех местах. Вследствие разделов Речи Посполитой Россия получила власть над некоторыми регионами расселения староверов-эмигрантов. Эти районы — например, Ветка — были нарочно разорены правительственными войсками, староверы оттуда были депортированы в Россию [7, 67]. Отношение к староверам императора Павла I укладывалось в рамки его веротерпимой и экуменической политики. Павел продолжил линию «освобождения» староверов, было разрешено староверам проводить открыто богослужения, вернули им некоторые конфискованные ранее книги [12, 323], стал рассматриваться вопрос о распечатывании алтарей отобранных храмов. В 1799 году он вообще упразднил должности миссионеров и закрыл миссионерские учебные заведения [12, 323]. Сегодня Павел I воспринимается историками уже не как случайный самодур на престоле, но как монарх, имевший собственную программу развития России. Павел первым стал осуществлять шаги по преодолению крепостного права, по сближению государя с низовыми народными массами, и его уступки староверам — элементы его программы. 
Экономика «нового типа» у староверов Вторая половина XVIII века — время роста значения древлеправославного хозяйствования и предпринимательства. Религиоведы Л. Воронцова и С. Филатов отмечают, что с конца XVIII века сначала в ряде федосеевских, а затем и иных общин возрастает плеяда удачливых предпринимателей и коммерсантов — прагматиков, не только обеспечивавших экономическое благосостояние своих общин, но и добившихся личного богатства [1, 6]. 

«В старообрядчестве всё более заметную роль начинали играть крупные города, пригородные места и торгово-промышленные сёла, а всё более активное руководящее участие в движении стали принимать представители крупной городской буржуазии, которые, благодаря своим крупным материальным средствам и влиянию смогли придать движению большой размах и организационную слаженность. <…> В писаниях старообрядцев вопрос о приспособлении к порождённым промышленным развитием новым условиям быта, особенно в городах, занимал большое место» (П.Г. Рындзюнский) [15, 302].  
«Неизбежно тесная спайка, взаимовыручка всех членов преследуемых религиозных общин во враждебном окружении способствовала накоплению капитала и буржуазному развитию» (Н.Н. Покровский) [11]. 
Современные историки и политологи М. Дзюбенко и А. Солдатов привели остроумное объяснение резкого подъёма старообрядческой хозяйственной активности: «Как только стала уменьшаться зависимость экономики от государства, начался быстрый рост старообрядческих купеческих родов» [2, 13]. Исследователь старообрядческой экономики В.В. Керов считает, что основой старообрядческого богатства была общинность хозяйствования и его душеспасительное измерение. Старообрядческое предпринимательство возникло как своеобразный духовный протест политико-экономической российской системе, стремившейся к экономическому утилитаризму. Община стала не только основой бизнеса, но и его вдохновителем, и связью между «богатством праведным» отдельных купцов и прочими одноверцами:  
«Хозяйственная деятельность, труд, в том числе организационно-экономический, не являлись для выговцев наказанием за первородный грех, он стал не только добродетелью и средством удручения плоти, но был сакрализован. Он приобретал душеспасительный характер, оценивался как ,,работа о Господе” только в том случае, когда староверы, работавшие как в общине, так и вне её, ,,пребывали в братских трудах”, трудясь для ,,спасения веры”. Киновиархи постоянно напоминали о главной задаче староверов — спасении бессмертной души и сохранении ,,истинной церкви” как сообщества верующих. Такое спасение было невозможно без воссоздания анклавов ,,старой веры” — мирских монастырей, прообразов Града Грядущего. Для этого в условиях враждебного государства необходима была экономическая база» [3, 4]. 
Таким образом, видно, что даже становлением предпосылок своего будущего капиталистического могущества староверы воплощали свой протест против никонианской действительности. 

Таким образом, преемники Петра сохранили в целом прагматичное отношение к староверам, но в нём уже не было субъективного неприятия древлеправославной культуры и образа жизни. Когда они были нужны империи как колонизаторы внутренних просторов, честные и неустанные труженики и накопители сказочных богатств, их зазывали в Россию и даже ограждали от репрессий. Когда они своей идеологией «народной Руси» бросали вызов крепостнической социальной практике и государственнической идеологии, их вновь начинали притеснять. Во многом политика в отношении староверов также зависела и от личности императора, его взглядов и окружения. Так, Екатерина II отчасти зависела от своего вольтерьянства и от мнения своего всесильного фаворита Григория Потёмкина — представителя древнего рода, всегда благоприятствовавшего древлеправославию. Император Павел замыслил проекты превращения себя в народного монарха, в то же время мечтая слить православие и католичество в единую подсобную конфессию. Что касается прочих властителей «эпохи дворцовых переворотов» — для них основной причиной покровительственного отношения к староверам всегда были староверческие капиталы, щедро употребляемые «раскольниками» на многочисленные налоги и обильные взятки. 

Сами староверы за это столетие разработали собственный уклад, транслировавший «Святую Русь» даже в Польше или Турции. Опирался древлеправославный образ жизни на разработанные богословские доктрины основных древлеправославных согласий (поморцев, федосеевцев, беглопоповцев) и на самобытную философию хозяйства, которая стала отправной точкой последующего социально-экономического могущества староверов — вплоть до ХХ века. 

Библиография 

1. Воронова Л., Филатов С. Церковь достоинства: Старообрядческая альтернатива: взгляд со стороны// Старообрядецъ/ Ред. Рудаков С.В. Нижний Новгород, 2001. № 22. С. 1, 6. 
2. Дзюбенко М., Солдатов А. Старые русские// Московские вести. № 41. С. 13. 
3. Керов В.В. Община и хозяин: Роль общины в хозяйственной системе старообрядчества// Старообрядецъ/ Ред. Рудаков С.В. Нижний Новгород, 2001. № 23. С. 1, 4. 
4. Крамер М. Основание старообрядческой митрополии в Белой Кринице на Буковине и пребывание св. митрополита Амвросия в Австрии// Духовные ответы. Вып. 9. М.: Тверская Никольская старообрядческая община храма во имя святителя Николы чудотворца, 1998. С. 80–131. 
5. Кремлёва И.А. Старообрядчество// Русские: Энциклопедия / Ред.: Александров В.А., Полищук Н.С. М.: Наука, 1997. С. 630–728. 
6. Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул: Лествица, 1999. 
7. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 тт. Т. 2, ч. 1. М.: Прогресс-Культура, 1994. 
8. Мушкет И.И., Коцелапова И.Я. Полицейская деятельность государства и старообрядчество в России XVIII века // Православие и правоохранительная деятельность в России: Материалы Международной научно-практической конференции. М., 1999. С. 41–44.  
9. Никольский Н.М. История русской церкви. М.: Политиздат, 1985. 
10. Покровский Н.Н. Новые находки произведений крестьянской литературы Урала и Сибири XVIII века // Вопросы истории книжной культуры. М.: Наука, 1975. С. 51–57. 
11. Покровский Н.Н. Русская Православная Церковь в освоении Сибири / Сибирская Заимка: История Сибири в научных публикациях. — Режим доступа: http://www.zaimka.ru/religion/pokrovsky1.shtml (25.05.2018). 
12. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Царствование Павла I. СПб., 1915. 
13. Поташенко Г.В. Эмиграция старообрядцев в Великое княжество Литовское: 1700–1760// Старообрядчество: История, культура, современность. Материалы V научно-практической конференции/ Ред. Осипо
14. В.И., Соколова Е.И. М.: Музей истории и культуры старообрядчества; Боровск: Боровский историко-краеведческий музей, 2000. С. 76–86. 
15. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. 
16. Рындзюнский П.Г. Церковь в дворянской империи / Русское православие: вехи истории/ Ред. Клибанов А.И. М.: Политиздат, 1989. С. 263–320 
17. Сайко М.Н. Из истории Белой Криницы// Белая Криница. 1999, июнь. С. 14–19.