Издревле земную Церковь символически изображают в виде корабля, плывущего через бурлящее море «века сего». Крест — его мачта; лёгкий ветер, надувающий парус, благодать Святого Духа; борта — спасительные заповеди и церковные каноны; гребцы — священнослужители; мореплаватели — все христиане, а Кормчий — Сам Господь. Волны же, обрушивающиеся на малый Христов кораблик — это всякие бедствия, которым Церковь подвергается по временам в бренном сем мире. И этим волнам противостоят и прочные борта корабля, и гребцы, и вся команда мореплавателей, руководимая Всесильным Кормчим. Нередко это символическое изображение дополняют фигурами еретиков, которые баграми и крючьями пытаются Корабль опрокинуть, но тщетно.
«Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют её», — сказал Христос Своим ученикам (Мф. 16, 18). Под вратами ада святые отцы понимают три вида земных бедствий для верующих во Христа: гонителей, принуждающих христиан отречься от Господа или чистоты Его веры; ереси, отделяющие людей от единства веры и лишающие их спасительной благодати Святого Духа; грехи, то есть отвержение человеком Божией любви, лишающее его Небесного Царства. Господне обещание непреложно: земная Его Церковь пребудет неодолимой до самого Второго Его пришествия. Однако ей необходимо перенести нелёгкие испытания в своей земной истории.
После Никоновой реформы церковные и светские властители оболгали древлеправославных христиан, называя их еретиками и раскольниками, предали проклятию, поставили вне закона, объявив врагами церкви и государства, открыв на них настоящую охоту, словно на диких зверей… На долю гонимых выпали тяжкие испытания, связанные не только с верой, но и с разрушением всего привычного устройства их жизни. Третий Рим духовно пал: последнее великое православное царство вдруг стало гнать православных. С уходом в ересь царя и патриарха за ними последовали чиновники, знать, со временем — все епископы… Перед верными встал тяжёлый выбор: либо также последовать за мирским и духовным начальством, либо послушать в духовных делах свою совесть и Бога, но в таком случае остаться без руководства земных епископов. Это был очень нелёгкий выбор. Часть народа выбрала лёгкий и широкий путь: обменяла свободу во Христе на рабство начальникам, в надежде получать крошки от хозяйского пирога. Староверы же в этом выборе между верностью Богу и слепым послушанием начальству встали на сторону Господа, по слову апостола Петра, сказанному им когда-то законопреступным архиереям: «Судите сами: разве справедливо пред Богом послушаться вас больше, чем Бога?» (Деян. 4, 19).
Государство и новообрядческий епископат требовали слепого и безмолвного послушания себе в вопросах веры. На ослушников обрушилась вся мощь церковных и светских репрессий. Староверы были не только прокляты и отлучены от реформированной церкви, но и подвергались арестам, ссылкам и казням. Бесчисленное множество мучеников прославило Бога своей кончиной в тот период, а оставшиеся в живых сохраняли православие в условиях тяжких гонений.
Преследования староверов временами ослабевали, временами усиливались. В 1905 году они официально были прекращены, но возобновились с новой силой в годы советского безбожия. Только в год тысячелетия крещения Руси преследование христиан в России прекратилось, наступило время религиозной свободы.
Во время земных гонений христиане были вынуждены выработать определённые формы церковного бытия в экстремальных условиях, о которых и пойдёт дальнейший наш рассказ.
Церковное управление в период гонений
Около двух столетий Древлеправославная Христова Церковь в России вынужденно оставалась без епископского возглавления. Староверы видели в этом событии совершение слов святого пророка Аввакума: «Зане смокви плода не сотворят, и не будет плода в виноградех; солжет дело маслинно, и поля не сотворят яди. Оскудеша овца от пищи, и не будет волов при яслех» (Авв. 3, 17). Это пророчество истолковал за столетие до Раскола преподобный и богомудрый отец Максим Грек: «Солжет дело маслинно, и поля не сотворят яди, глаголет богоглаголивыи Аввакум, божественным Духом озарився. Маслиною убо иносказательне зна́менуя, доброплодия ради сада, святую Соборную и Апостольскую Церковь Господа и Бога и Спаса нашего Исуса Христа, за еже исполнь быти ю всегда милости и Божиих щедрот. Дело же тоя наричет милостыню вкупе и поставляемыя на ню по временам святители, на совершение и устроение непорочныя веры христианския и на предстательство и попечение всех ея нищих и убогих, сирых же и вдовиц, яко же божественныя правила крепце завещевают сущим везде преподобным епископом. Еда убо отпаде пророчество сие? — никако же. Аще убо и изрядне речеся се о бывших архиереох во иудейскии язык, по Ветхому Завету, яко всяко хотяху возбеситися на общаго всем человеком Содетеля и Спаса, и попрати закон Вышняго и святыя заповеди, но убо и о сущих в наша времена предстателех (епископах) святых Божиих церквах удобь кто разумеет е истиньствующе» (цит. по: Зеленков В.Т. Выписки из святоотеческих и других книг, служащих к изучению различных сторон церковной жизни. Часть 2. М., 1911. Сс. 139, 140).
Действительно, принявшие новшества во времена Раскола епископы забыли обращённые к ним слова святого апостола Петра: «Пасите еже в вас стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею, и по Бозе, ниже́ неправедными прибытки, но усердно, ни яко обладающе ряду, но образи бывайте стаду. И явльшуся пастырей Начальнику, приимете неувядаемыи славы венец» (1 Петр. 5, 2–5). Они забыли, что в православии, в отличие от «римо-католицизма», нет учения о безусловном подчинении пастырям, что бы те ни делали и чему бы ни учили: если пастыри превращаются в лжеучителей, то перестают быть духовными вождями верующих. Ослеплённый новшествами и вседозволенностью епископат, презрев заповедь Господню о любви, стал гнать и преследовать верных христиан за сохранение ими древлецерковного Предания.
Итак, епископы пали (единственный не покорившийся новшествам архиерей — священномученик Павел Коломенский — был тайно, без суда, убит и захоронен в неизвестном месте). Вся централизованная епископская система управления внезапно и неожиданно для христиан оказалась не только вне церковной ограды, но и превратилась в жестоких искоренителей святоцерковного благочестивого предания.
Святые отцы заповедали верным обличать лжеучителей и удаляться от епископов, впавших в ересь. Святой священномученик Игнатий Богоносец писал в Послании к филадельянам: «Бегайте разделения в единстве и лукавого учения еретического… Удаляйтеся убо от вредительнаго былия, его же не Исус Христос насаждает, но человекоубийца зверь: не бо сад Отчий есть, но семя лукаваго. Не сего же ради, яко бы обретох у вас раскол, сия пишу: но яко чада Божия предохраняю вас. …Братие, не прельщайтеся. Аще кто отщепившемуся от истины последует, сей Царствия Божия не наследит; и аще кто не отступит от лжесловеснаго проповедателя, в геенну осужден будет; не подобает бо ни от благочестивых отступити, ниже́ со злочестивыми сообщатися». Тот же святой в Послании к ефесянам наставляет: «Такожде и всяк человек, силу разсуждения от Бога приявыи, мучен будет, аще неискусному пастырю последует и ложное учение яко истинное приемлет» (цит. по: Зеленков В.Т. Там же, с. 88).
Святые отцы Перво-Второго (Двукратного) собора в 15-м своём правиле постановили: «Отделяющиеся от общения с предстоятелем, ради некия ереси, осужденныя святыми соборами или отцами, когда, то есть, он проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым епископом, прежде соборного рассмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство церкви, но потщились охранити церковь от расколов и разделений». Из толкования Иоанна Зонары на это правило: «Если, например, патриарх, или митрополит, или епископ будет еретик, и такой, который всенародно проповедует ересь, открыто учит еретическим догматам, — то отделяющиеся от него, кто бы они ни были, не только не будут достойны наказания за то, но и должны быть удостоены чести, — как православные, удаляющиеся общения с еретиками; ибо таков смысл выражения: ,,аще оградят себя” (ибо ограда служит к отделению тех, кои находятся внутри ее, от находящихся вне): таковые отделились не от епископа, но от лжеепископа и лжеучителя, и не раскол произвели в Церкви, а скорее освободили Церковь от раскола, насколько это от них зависело». Из толкования на то же правило Антиохийского патриарха Феодора Вальсамона: «Заметь это, как могущее пригодиться против тех, которые говорят, что мы неправильно отделились от престола древнего Рима, прежде чем принадлежащие к нему были осуждены как зломыслящие. Итак, настоящее правило не наказывает отделяющихся по догматической вине, а 31-е апостольское правило оставляет без наказания и тех, которые обличают своих епископов за явную неправду и отделяются от них».
Напечатанная перед самым Расколом вероучительная «Кирилова книга» в «Слове о опресноцех» (л. 328 об.) наставляет: «Прикладающих же что или отъемлющих, или инако претворяющих, аще и сам будет крайнейший учитель кто, никакоже слушати, но удалятися таковаго, якоже божественнии апостоли научают нас сице глаголюще: Аще и мы, или ангел с небесе благовестит вам, паче еже благовестихом вам, анафема да будет».
Преподобный Викентий Лиринский, живший в V столетии, в «Памятных записках» так пишет о том же изречении святого апостола Павла: «Павел так выказал авторитет апостольской власти, что с величайшей строгостью определил: ,,но аще мы или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом, анафема да будет” (Гал. 1, 8). Что значат слова его: ,,но аще мы”? Что значит, что не говорит он лучше: ,,но аще аз”? Вот что: хотя бы Петр, хотя бы Андрей, хотя бы Иоанн, хотя бы, наконец, весь сонм апостолов благовестил вам что-нибудь такое, чего мы не благовестили, анафема да будет. Ужасная строгость! Чтобы утвердить непоколебимость прежней веры, Апостол не пощадил ни себя, ни прочих соапостолов! Мало сего! Он говорит: ,,аще Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом, анафема да будет”. Чтобы охранить однажды преподанную веру, недостаточно было упомянуть о естестве человеческого свойства, если бы не обнял он и ангельского превосходства! «Аще мы, — говорит, — или Ангел с небесе». Не то значит это, будто святые и небесные Ангелы могут погрешать; но вот что говорит он сим: если бы случилось даже невозможное, — кто бы ни был тот, кто покусится изменить однажды преданную веру, анафема да будет! Быть может, слова эти высказаны им мимоходом или вырвались у него невольно как-нибудь, а не предписаны по изволению Божию? Отнюдь нет. В последующей речи он с великой силой внушает то же самое, повторяя сказанное: ,,якоже предрекохом, и ныне паки глаголю: аще кто благовестит вам паче, еже приясте, анафема да будет” (Гал. 1, 9). Не сказал он: ,,аще кто благовестит вам паче, еже приясте”, да будет благословен, похвален, принят, но — ,,анафема да будет”, да будет то есть отделен, отлучен, извержен, чтобы лютая зараза одной овцы не запятнала ядовитой смесью невинного стада Христова.
Это предписано, может быть, только галатам? Если так, то, значит, и далее упоминаемое в том же послании, именно: ,,аще живем Духом, Духом и да ходим; не бывайте тщеславни, друг друга раздражающе, друг другу завидяще” (Гал. 5, 25–26) и прочее, повелено только галатам же. Но это нелепо; нравственные заповеди эти равно предписаны всем. Значит, и означенное предостережение касательно веры равно относится ко всем же».
Подобно сему и святитель Афанасий Великий поучает, толкуя Святое Евангелие (Мф. 5: 29): «”Аще же око твое десное соблазняет тя, изми é, и верзи от себе”, и прочее. Идя путем непогрешительным и живоносным, исторгнем мы у себя соблазняющее око, но не чувственное (ибо и слепые прелюбодействуют), а мысленное. Так, например, если епископ или пресвитер, как очи Церкви, живут худо и соблазняют народ, то надлежит их извергнуть. Ибо лучше без них собираться в молитвенный дом, нежели с ними, как с Анною и Каиафою, ввергаться в геенну огненную».
Святитель Иоанн Златоуст в 34-й беседе на Послание ко евреом пишет, что христианин должен удаляться от духовных начальников, проповедующих ереси: «Но, скажет кто-нибудь, есть ещё третье зло — когда начальник нехорош. Знаю, это немалое зло, и даже гораздо большее, нежели безначалие, — потому что лучше не управляться никем, нежели быть под управлением дурного начальника. В первом случае народ иногда подвергается опасности, а иногда и спасается; в последнем же всегда находится в опасности и увлекается в про́пасть.
Почему же Павел говорит: ,,Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны”? Он выше сказал: ,,и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их” (Евр. 13, 7); а потом и говорит: ,,Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны”. А что, скажешь, когда (начальник) нехорош, — тогда ненужно повиноваться ему? Нехорош, — в каком смысле говоришь ты? Если по отношению к вере, то беги от него и не сообщайся с ним, хотя бы он был не только человек, но даже ангел, сшедший с неба; если же по отношению к жизни, то не беcпокойся об этом».
От еретического гонения христиане убегали, по слову Спасителя: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф. 10, 23–24). Так и святые отцы благословляют поступать: «Когда Антиох, прозванный Епифаном, напал (на иудеев), разрушил всё и многих из них принудил отступить от отеческих обычаев, эти Маккавеи остались непреклонными среди таких искушений; и когда началась жестокая война, они, не будучи в состоянии ничего сделать, скрылись. Так поступали и апостолы. Они не всегда открыто шли на опасности, но иногда и уклонялись, убегали и скрывались. Когда же они несколько ободрились, то, как мужественные львы, вставши из пещер и вышедши из убежищ, решились спасти не только себя самих, но и других, сколько могли; обходя отечественный город и всю страну, они собирали всех, кого находили еще в здравом состоянии, но многих и из пострадавших и развращенных обращали, убеждая возвратиться к отеческому закону. Бог человеколюбив, говорили они, и никогда не лишает спасения за покаяние» (Свт. Иоанн Златоуст. Беседа 12 на псалом 43). Так же пишет и святитель Афанасий Великий, убегавший от гонений еретиков: «И не смерти убоясь опять, обратился я в бегство (никто из них да не упрекает меня в боязни!), но сделал это потому, что есть Спасителева заповедь: когда гонят нас, бегать; когда ищут, скрываться; и не вдаваться в очевидную опасность, чтобы появлением своим не возжечь еще более ярость гонящих. Ибо всё равно — самому себя умертвить и также отдать себя врагам на убиение. А бегать, как заповедал Спаситель, значит знать время и иметь истинное попечение о гонителях, чтобы они, простерши злобу свою до крови, не сделались преступниками заповеди: ,,не убий” (Исх. 20, 13)» (Творения, том 2. Слово 11).
Гонения вынуждали христиан прятаться от преследователей, переходя на нелегальное положение, переселяться в труднодоступные районы России и даже за границу.
Священники, оставшиеся верными древлеправославию, вместе со своими духовными чадами переселялись подальше от гонителей, продолжая служение Богу и ближнему. Уходили на Дон, на Урал, в Сибирь, в Поволжье, в польские пределы. Образовывались иноческие скиты в лесах и пустынных местах.
Где начало цитаты? Вертикаль церковной власти была разрушена. Христиане разбросаны «по белу свету». Общины староверов группировались вокруг священников, наиболее уважаемых иноков и наиболее начитанных в святых книгах христиан. Общинные дела решались обычно всем христианским «обществом»: соборным обсуждением и решением. Как и святитель Иоанн Златоуст писал: «Один человек, исполняющий волю Божию, стоит более десяти тысяч её нарушающих… Если епископ не находится среди своего стада, чтобы руководствовать им, пусть овцы сами возьмут на себя обязанности пастыря» (цит. по: Зеленков В.Т. Указ. соч., с. 98).
Но возникали и общецерковные вопросы, решение которых выходило за рамки компетенции отдельных общин. Жизнь заставляла восполнять утраченную властную структуру управления развитием горизонтальных связей между общинами, принятием соборных решений общецерковного характера — как заочными рассуждениями (по переписке, это было в разгар гонений на «старую веру»), так и на совместных Соборах (они стали возможны при некотором ослаблении репрессий против староверов).
Например, когда среди части христиан началась активная проповедь самосожжений, произошли массовые «гари», потребовалось соборное рассуждение об этом вопросе. Гонительное время препятствовало созыву Собора, поэтому рассуждение состоялось заочно, по переписке. По благословению преподобного игумена Досифея Чирского его ученик преподобный Евфросин Курженский провёл огромную переписку со священниками и руководителями христианских и иноческих общин, находившихся на Дону и на реке Куме, в Поволжье, Помории, на Ветке и в Стародубье. В результате этой переписки было принято соборное решение об отлучении от Церкви всех проповедников самосжигательного самоубийства и о непоминовении за упокой самосожженцев.
Время от времени проводились местные Соборы в разных старообрядческих областях, принимавшие решения по важным вопросам церковной жизни. Эти решения могли быть поддержаны и христианами других областей. Так, в 1680-х или 1690-х годах на Керженце был Собор старцев во главе с преподобным Феодосием (будущим ветковским настоятелем), отцами Дионисием и Трифилием. Собор постановил принимать переходящих в древлеправославие из господствующей церкви «вторым чином», то есть через таинство миропомазания, с сохранением сана у священников, рукоположенных в никонианской ереси. Это постановление Собора не было каким-то новшеством, но опиралось не только на устное благословение священномученика Павла, епископа Коломенского, но в первую очередь на древлецерковные каноны и исторические прецеденты. Так, 8-е правило Первого вселенского Собора определило о еретиках второго чина: «О именовавших некогда самих себя чистыми, но присоединяющихся к Кафолической и Апостольской Церкви, благоугодно святому и великому Собору да, по возложении на них рук, пребывают они в клире. Прежде же всего надлежит им письменно исповедать, как присоединяться и последовать будут определениям Кафолической и Апостольской Церкви, то есть будут в общении церковном и с двоеженцами, и с падшими во время гонения, для которых и время покаяния установлено, и срок прощения назначен. Надобно, чтобы они во всем последовали определениям Кафолической Церкви. И так где, или в селах, или во градах, все, обретающиеся в клире, окажутся рукоположенными из них одних: да будут в том же чине…»
Толкование Аристина на это правило: «Так называемые Чистые, присоединяющиеся (к церкви), прежде должны исповедать, что они будут повиноваться установлениям церкви, и будут иметь общение с двубрачными, и будут иметь снисхождение к падшим. И таким образом оказавшиеся рукоположенными должны оставаться в своем чине, то есть истинный (то есть православный) епископ должен быть епископом, а епископ у Чистых должен быть или хорепископом, или пусть пользуется честию или пресвитера или епископа, ибо в одной церкви не должны быть два епископа. Из приходящих к святой Божией соборной и Апостольской церкви одни крещаются, другие помазуются миром, а иные только предают анафеме свою и всякую другую ересь. Обольщенные Наватом и названные им Чистыми, как не принимающие покаяния согрешивших и запрещающие второй брак, если придут к церкви и исповедают, что будут принимать и двубрачных и оказывать снисхождение согрешившим, но покаявшимся, и вообще следовать всем церковным догматам и предадут анафеме свою ересь и другие, — должны быть приемлемы и помазуемы одним святым миром. И если некоторые из них суть или епископы, или хорепископы, опять остаются в том же достоинстве…»
То же подтверждается рядом других святоцерковных правил.
Это решение было поддержано христианами Ветки, Стародубья и других местностей. Оно дало возможность существования в Церкви священства в течение почти двух веков её вдовства (пребывания без епископского управления). Священники, переходящие из новообрядчества, принимались «вторым чином» с сохранением сана, и так из поколения в поколение пополнялись ряды древлеправославного священства. «Без кормчего (епископа) пловцы (священники) спасли корабль (церковь). Без вождя воины одержали победу. Без учителя ученики сделали успехи. Без отца сыновья укрепились!» — эти слова святителя Иоанна Златоуста с полным правом можно отнести к древлеправославным пастырям времён вдовства земной Церкви, которые действовали по слову святого священномученика Киприана Карфагенского, писавшего к священникам перед своей кончиной: «Поминайте моя узы. Презвитеры, пасите в вас стадо, донележе покажет Бог хотящаго начальствовать вами. Аз бо уже жрен бываю, да Христа приобрящу» (где начало цитаты? цит. по: Зеленков В.Т. Указ. соч., сс. 147–149).
Ещё один пример общецерковного собора — Рогожский собор 1779–1780 годов. Он был созван в связи с возникновением нового учения о том, будто миропомазание «смывает хиротонию» с переходящих из ереси священников, поэтому священников надо принимать «третьим чином», то есть через покаяние в ереси, без миропомазания. На десяти его заседаниях присутствовали от 100 до 300 представителей разных старообрядческих местностей: Москвы, Иргиза, Керженца, Стародубья и других. Собор подтвердил прежнюю всеобдержную практику чиноприёма от никониан через миропомазание («вторым чином»). Меньшинство, несогласное с этим решением, отделилось, сформировав особое согласие «третьечинников», или «диаконовцев».
Некоторые Соборы носили местный характер, и решения их не были обязательны для других общин. Например, решения Иргизские Соборы 1784 и 1805 годов имели местное значение. Известно, что в XIX веке правильность некоторых пунктов решений последнего Собора даже оспаривалось видными старообрядческими авторами.
Важное общецерковное значение имел тайный Рогожский Собор, состоявшийся в январе или феврале 1832 года. В нём приняли участие представители христианских общин Ветки, Стародубья, Керженца, Иргиза, Саратова, Перми, Екатеринбурга, Казани, Ржева, Торжка, Твери, Тулы, Боровска, казаки с Дона, Урала и линейные (всего до 40 казаков), московские священники, попечители и именитые прихожане. Собор отверг всякую возможность принятия единоверия (унии с государственной церковью) и подтвердил правильность чиноприёма от никонианской церкви через миропомазание. Заслушав доклад секретаря иргизского Верхне-Преображенского монастыря Авфония Козмича Кочуева (будущего мученика Суздальской монастырской тюрьмы), Собор принял историческое решение: отправить посланцев по странам Востока для поиска епископов, сохранивших древлеправославную веру, а если таких не окажется, то принять из новообрядчества епископа «вторым чином», кафедру же ему устроить за пределами Российской империи, вне досягаемости российских репрессивных органов. Это решение было исполнено в 1846 году, когда в древлеправославие был принят «вторым чином» греческий митрополит Амвросий, восстановивший епископское управление в Церкви Христовой на земле.
После восстановления епископского чина возобновились Соборы древлеправославных епископов сначала за границей, а потом и в России. После 1905 года гонения на веру были в России отменены и появилась возможность проводить не только малочисленные Соборы епископов, как ранее, но и Освященные Соборы с представительством от общин всех регионов России.
Наступившие в советское время гонения сильно усложнили проведение Освященных Соборов, они стали проводиться очень редко, каждый раз по специальному разрешению властей.
Антирелигиозные репрессии 1930-х годов и Великая Отечественная война не только лишили Церковь большинства епископов и священников и на долгое время прекратили церковные Соборы, но и разрушили связи между Московской Архиепископией и большинством христианских общин. Опять, как и в старину, общины стали выживать поодиночке. Больших и тяжких трудов стоило престарелым и больным святителям архиепископу Иринарху (Парфенову) и епископу Геронтию (Лакомкину) по окончании войны собрать воедино множество разрозненных великими потрясениями старообрядческих общин.
С конца 1980-х годов, после объявления религиозной свободы, Освященные Соборы стали созываться беспрепятственно и теперь проходят практически ежегодно.
Существование древлеправославных общин в эпоху гонений
В первые десятилетия никонианских гонений древлеправославные христиане находились в постоянной опасности ареста и даже смертной казни. Это вынуждало их вначале переходить на нелегальное положение в тех городах и весях, где они проживали, а потом, при усилении гонений, убегать от преследователей в другие местности.
Иноки уходили на Дон, на Север, в Поволжье, на Урал, в Сибирь, где создавали скиты и монастыри, зачастую в необжитых местах, в лесах и пустынях. Они рубили посреди леса кельи, создавали часовни и храмы, где вдали от развращённого мира молились о спасении душ и о своём многострадальном Отечестве. Скиты нередко приходилось оставлять, перебираясь за десятки вёрст от прежних мест. Власти время от времени узнавали о тайных скитах и отряжали на их разгром карательные воинские экспедиции, которые захватывали иноков, а их обители уничтожали. Пленных староверов под страхом смерти заставляли отречься от веры, а непокорившихся казнили — сжигали заживо, вешали, иногда даже четвертовали. Те, кому удавалось бежать из-под ареста, уходили дальше в леса, создавая новые иноческие обители.
«Белые» священники-староверы уходили из Москвы, из Центральной России на периферию, в такие города и веси, которые были удалены от столицы и малодоступны для представителей «церковной» и светской власти. Уходили и за пределы Русского царства, дабы обезопасить себя и своих близких, в том числе детей, от царско-патриаршей расправы.
Десятки тысяч казаков-некрасовцев были вынуждены уйти даже в Турцию, чтобы сохранить свободу и веру. Там, на чужбине, они жили по казачьим обычаям, занимались рыбной ловлей, треть доходов от которой отдавали на «общество» и содержание церкви и школы. Руководители в каждом казачьем поселении избирались на определённый срок из числа местных казаков и назывались атаманами. Весь строй казачьей жизни был общинным, и церковные дела решались на казачьем круге. Некрасовцы имели независимое от турецких властей самоуправление, а их религиозная жизнь не имела существенных ограничений. Даже колокольный звон староверам-некрасовцам не возбранялся (в отличие от новообрядцев — греков, болгар, сербов, которым это было запрещено).
Но совсем по-другому обстояло дело на Родине. Хотя гонения на староверов ко второй половине XVIII века в России постепенно ослабевали, но свободы для них всё-таки не было. Староверы не могли быть дворянами, их не принимали ни на военную, ни на гражданскую государственную службу. Им оставалось заниматься либо крестьянским трудом, либо кустарными промыслами. Появились в разных местах предприимчивые старообрядцы, занимавшиеся хлебной и другой торговлей, судоходством, мукомольным делом, промышленным производством тканей, фарфоровой посуды, а со временем — и другими отраслями промышленности.
Древлеправославные общины стали группироваться вокруг моленных домов, часовен и храмов, создававшихся старообрядцами-предпринимателями в разных местах России, при ослаблении государственных ограничительных мер против староверов.
Некоторые из именитых старообрядцев стали избираться на общественные должности, руководить иногда целыми городами, помогая своим одноверцам.
В качестве примера можно привести историю одной из старообрядческих семей Хвалынского уезда Саратовской губернии. В разгар антистарообрядческих гонений, во второй половине XVII века (по другим предположениям, в начале XVIII столетия), бежавшие из Центральной России древлеправославные христиане основали на речке Маза, в окрестностях Соснового острова (нынешнего Хвалынска), новое село. Оно получило наименование по имени реки — Маза (позже, когда появились на реке другие одноимённые поселения, это село стало называться сначала Старой Мазой, а позже Сосновой Мазой — по-видимому, по названию рядом находившейся Сосновки, или Соснового острова). На Сосновом острове жило к тому времени немало последователей древлего благочестия, а на речке Черемшан, впадавшей в Волгу напротив острова, имелся тайный старообрядческий скит со священником и несколькими монашествующими «старцами». Откуда-то из Центральной России в Сосновую Мазу переселилась вдова по имени Екатерина Дементьевна Мыльникова — выдающаяся по тем временам женщина, которая в короткое время сумела сделаться настоящей управительницей всей округи. Она вела обширную хлебную торговлю, обменивала зерно и другие продукты сельского хозяйства на скот и шерсть у степных кочевников. Занималась также мельничным промыслом. Суда с её мукой и зерном спускались по Волге до Царицына и Астрахани.
Пользуясь объявленными в 1762 году императрицей Екатериной Второй свободами для поволжских старообрядцев, Екатерина Дементьевна выстроила в своём селе большую древлеправославную часовню для общественного моления, в которой завела постоянную службу. Молва об этом благословенном месте стала разноситься по России, и в Мазу стали переселяться новые староверцы. Среди этих переселенцев был пришедший из подмосковных Гуслиц старец Карп с молодым племянником по имени Козьма Михайлович. Мыльникова сделала грамотного юношу уставщиком в часовне, а позже — приказчиком и своим доверенным лицом в торговле. Позже Козьма обвенчался с её дочерью и стал членом семьи. От него произошёл род Кузьминых-Михайловых, или Кузьмичей, которые много сделали для Древлеправославной Церкви в Поволжье. Козьма Михайлович был избран первым городским головой новообразованного города Хвалынска (бывшего села Сосновки — то есть поселения, перешедшего с Соснового острова на правый берег Волги).
Екатерина Дементьевна с семьёй переселилась в Хвалынск, где их стараниями была в 1814 году выстроена деревянная старообрядческая церковь с навесом-папертью на столбах с трёх сторон (кроме восточной), увенчанная куполом с осьмиконечным крестом. Церковь была обнесена оградой. Во дворе находились крестильня, четыре избушки-келии, сторожка. На территории храма проживали до двадцати «дьяков» (псаломщиков и певчих) с жёнами и детьми. При храме была также звонница с набором колоколов. Все расходы по содержанию храма и его служителей взяли на себя семья Мыльниковой и другие именитые старообрядцы. Священники служили «иргизской справы», то есть принятые «вторым чином» от новообрядчества в находившихся на другой стороне Волги иргизских монастырях. Позже, в царствование Николая Первого, после разгрома старообрядческого Иргиза, была отнята у староверов и эта церковь. Староверам поставили в вину то, что они устроили её на месте, которое по «высочайше конфирмованному» плану городской застройки предназначалось для храма господствующей новообрядческой церкви. Николаевское правительство запретило старообрядцам занимать выборные должности, и Михайловы были отстранены от официального городского управления.
Тогда староверам пришлось молиться тайно в купеческих домах Михайловых-Кузьминых. Литургия совершалась в походном алтаре (палатке, освящённой по чину освящения церкви, с переносным престолом). Палатку ставили в одном из верхних помещений, в мансарде. При богатых купеческих домах жили также уставщики, певчие и старицы-инокини, которые и «правили службы». Там же, у Михайловых, некоторое время жил и работал управляющим знаменитый старообрядческий подвижник Авфоний Кочуев — то самый, который подал позже идею о восстановлении архиерейской кафедры за границами Российской империи.
От бдительности полиции и недоброжелательства местных властей старообрядцам как в Хвалынске, так и по всей России, приходилось регулярно откупаться щедрыми подношениями.
В конце 1870-х годов, когда николаевские гонения остались позади, хвалынские купцы построили рядом с домом Михайловых тайный молитвенный дом, который в начале 1880-х годов был официально разрешён (в связи с изменением законодательства при императоре Александре Третьем). Позже, после Манифеста Николая Второго «о началах веротерпимости», была на пожертвования купцов построена и каменная Покровская церковь. Здание сохранилось до сих пор (до Великой Отечественной войны храм был отнят у старообрядцев органами советской власти, а в 1946 году передан в ведение Московского патриархата).
В истории хвалынской старообрядческой общины, как море в капле воды, отразились общероссийские процессы. Везде и повсюду постройка и содержание часовен и храмов осуществлялись в основном за счёт богатых старообрядцев, от гонителей откупались «подарками», а когда это не помогало — терпели преследования, отнятие храмов, но потом старались восстановить общественные моления в условиях притеснений…
В советский период большинство старообрядческих храмов и общин было уничтожено, многие священнослужители и даже простые верующие подверглись в 1920–1950-е годы арестам, ссылкам, заключению и смертной казни. Не осталось и былых благотворителей, к началу Великой Отечественной войны многие храмы не могли содержаться верующими, что также приводило к закрытию. В результате этих тяжких испытаний у древлеправославных христиан к 1950-м годам оставалось считанное количество официально разрешённых храмов и общин, а бо́льшая часть староверов либо время от времени приезжала туда на моление, либо молилась тайно, нелегально.
В местах проживания старообрядцев (там, где не осталось разрешенной властями церкви) организовывались тайные моления по домам, с соблюдением всех мер конспирации. Большие богослужебные книги нередко разделялись на малые части, чтобы их можно было незаметно приносить на моление. Молились по ночам, завешивая окна одеялами, запирая двери изнутри. Детей из дома на время моления старались куда-то перевести на ночлег, чтобы они не проговорились в школе о том, что видели. Но всё равно периодически властям становилось известно о «незаконных религиозных собраниях», и это приводило к наказаниям «виновных». Так, в нашем селе Сосновая Маза в 1960-е годы тайные моления совершались в большом доме семьи Никифоровых — потомков игумена Верхне-Преображенского иргизского монастыря Силуяна (после разгрома монастыря он служил уставщиком в тайной моленной купцов Михайловых). Этот большой жилой дом находился на центральной улице Сосновой Мазы, напротив сельского клуба. Органам власти донесли о «незаконных молениях» и «религиозной пропаганде среди молодёжи» (клуб напротив, школа недалеко!). Хозяев дома «начальники» оштрафовали и вынудили дом продать, а потом устроили в нём колхозную столовую).
В некоторых национальных республиках (например, в Грузии) к старообрядцам местные власти относились терпимо — примерно как в царской России во времена религиозных послаблений — но и тогда без традиционных «подарков» лояльность «начальства» обеспечить было невозможно…
Итак, в гонительные времена общины старообрядцев «в миру» (как, впрочем, и крупные монастыри) существовали благодаря материальной поддержке и политическому покровительству именитых людей — древлеправославных купцов и промышленников, в том числе с вынужденным использованием денег и «подарков» для обеспечения лояльности местного «начальства» (в том числе даже и «духовного начальства» — новообрядцев: подношения никонианским батюшкам и архиереям «к праздничку» считались негласной обязанностью старообрядчески общин, а при их отсутствии могло последовать очередное гонение; старообрядческие купцы были вынуждены даже строить за свой счёт храмы для новообрядцев, «чтобы владыка не прогневался»).
Староверы с помощью самоорганизации, солидарности и приспособления к местным условиям сумели до 1917 года сохранить и развить множество общин в Российской империи, а в годы советских гонений — сберечь веру и духовный потенциал для будущего возрождения церковной жизни.
Деятельность старообрядческого священства в периоды гонений
Реформа патриарха Никона началась весной 1653 года и встретила сопротивление ревнителей церковного благочестия из числа священнослужителей: епископа Павла Коломенского и целого ряда известных протопопов, иереев, игуменов, диаконов. До нашего времени дошло около полустотни имён служителей Божиего алтаря, оставшихся верными древлеправославию в то тяжёлое время.
Убийством святителя Павла и впадением в ересь других русских архиереев, с закреплением новшеств Большим московским собором 1666–1667 годов, при поддержке его решений всем епископатом греческого Востока, завершился многовековой вселенский процесс отпадения епископов от неповреждённой веры. «Соль обуяла»: «очи церковные» стали не просвещать, а соблазнять.
Честные священники остались в подчинении Христу — Великому Архиерею, против Которого стали «шататься и помышлять тщетное» архиереи земные. Священное Писание, Предание Церкви, церковные каноны, соборные постановления прежних времён — руководствуясь всем этим, добрые пастыри не отступили от Истины, но приложили всё возможное усердие для сохранения себя и своих духовных чад в единстве веры с Небесной Церковью.
Гонения на древлеправославных христиан, и особенно на их духовных руководителей, вынуждали старообрядческое священство уходить от преследователей в труднодоступные и отдалённые места, даже за границу, часто менять место жительства.
Всё меньше оставалось храмов, где совершалась божественная служба по неповрежденному святоцерковному уставу. Этот процесс привёл к тому, что на рубеже XVII и XVIII столетий осталась лишь одна освящённая древлеправославная церковь — на Ветке (Польша, ныне Белоруссия).
Священники, жившие и скитавшиеся в других местах, не могли совершать литургию, за неимением алтарей, поэтому совершали богослужение, заменяя обедню чином часов с обедницей, дополняя службы молебнами. Они совершали все необходимые таинства для своих духовных чад: крещение, миропомазание, исповедь, причащение, елеосвящение (соборование), браковенчание. Для миропомазания использовалось миро, освященное при благочестивых патриархах московских Филарете и Иоасафе. Святое миро даётся каждому священнику при поставлении, его расходуют очень медленно, так что небольшой склянки его хватает на десятки лет служения. Если же мира остаётся мало, святые книги допускают разбавление его елеем, и святость мира не оскудевает от этого. Так и поступали священники, разбавляя время от времени остаток мира и передавая его следующим поколениям иереев, принимавшихся от ереси в «сущем сане».
Причащение там, где не было литургии, совершалось запасными дарами, растворёнными вином. Если это происходило на общественном богослужении (в часовне, после исповеди в Великий пост), то после завершения часов с обедницей священники выходили на амвон с потиром, в котором выносили растворённые дары, и причащали духовных чад в том же порядке, как это делается на литургии. По воспоминаниям современников, на причастие в храмах Рогожского кладбища собирались до десяти тысяч христиан. Они выстраивались в несколько очередей к священникам и с благоговением, терпеливо ждали, когда настанет их череда причащаться.
Запасные дары заготовлялись в огромных количествах там, где была возможность служить литургию, для того чтобы снабдить ими священство всей России. Просфоры на великий четверг, когда совершалось освящение запасных даров, пеклись в виде огромных караваев, и по освящении «годовых агньцев» запасное они дробились на мельчайшие части, напитывались кровью Христовой и высушивались, а потом с надёжными людьми рассылались священникам в разные места России.
Важной обязанностью священников был также чиноприём переходящих от ереси — как мирян, так и клириков. Если никониане были крещены правильно, то есть в три полных погружения, их принимали под миропомазание («вторым чином»), с отрицанием церковных новшеств. При этом венчание и иноческий постриг, совершённые в господствующей церкви, считались действительными и не повторялись, а священники признавались в сане, полученном от новообрядческих архиереев. Те же, кто был крещён обливанием или окроплением, принимались «первым чином», то есть их крестили полностью, и священства и прочих таинств, совершавшихся в новообрядчестве, не признавали. То есть священники и иноки считались простыми христианами, а браковенчание совершалось над супругами заново.
В 1723 году на Ветке даже был принят от никониан в сущем сане епископ Епифаний, который поставил несколько священнослужителей, но вскоре был арестован весной 1735 года русским полковником Сытиным, который с войском из пяти полков ворвался на польскую территорию и разгромил поселения старообрядцев. Епископ умер в заключении, не успев оставить после себя преемника-архиерея.
Во второй половине XVII века и первой половине XVIII столетия священников в древлеправославии было очень мало, а паства была огромной. Священники тайком, с огромными предосторожностями, объезжали своих духовных чад, разбросанных по огромным русским просторам. Нередко в том или другом месте ждали приезда батюшки долгие годы. Люди могли умирать без последнего напутствия, то есть без исповеди и причастия. Чтобы такого не происходило, священники благословляли наиболее грамотных и чистых от грехов мирян принимать исповедь умирающих (для передачи их потом священнику) и подавать умирающим частицы Тела и Крови Христовых. Эти миряне были обычно уставщиками («дьяками») местных общин. Священники снабжали их небольшим запасом Святых Таин.
Кроме напутствия умирающих, уставщики имели благословение совершать мирянское крещение над болящими и слабыми младенцами, во избежание их смерти без крещения. Если такой ребёнок потом умирал, не дождавшись священника, его погребали как христианина и молились за упокой. Если же погружённый уставщиком младенец оставался жив, то священник по приезде довершал крещение иерейскими молитвами, поставлением ребёнка в великую святую воду (агиазму), помазанием елеем и святым миром.
Каждый приезд священника в удалённую общину был важным событием. Он довершал младенцев, погружённых старцами, венчал браки, совершал заочные погребения христиан, умерших во время его отсутствия (при этом молитвы совершались вместо тела умершего над кутьёю, освящённой в его память).
Кроме этих важных дел, священники участвовали в церковных Соборах, которые во времена царских гонений бывали редко, с длительными перерывами.
Некоторые из священнослужителей писали поучения для христиан и целые книги в защиту Древлеправославной Христовой Церкви от нападок новообрядцев, беспоповцев, протестантов. Известны своими сочинениями преподобный архимандрит Спиридон (Потёмкин), священномученик протопоп Аввакум, диакон Феодор (XVII век), диакон Александр Керженский, священноиерей Матфей Андреев (XVIII век), Казанский епископ Пафнутий (Шикин), Уральский епископ Арсений (Швецов), Нижегородский епископ Инокентий (Усов) и другие (XIX — начало ХХ в.).
Многие из священнослужителей претерпели муки и смерть от рук новообрядческих гонителей, преселившись в Небесные кровы. Другие же чистотою жизни и подвигами благочестия стяжали святость, прославившись после кончины нетлением мощей и чудотворениями…
Со второй половины XVIII века до 1820-х годов государство ослабило репрессии против староверов. Священники чувствовали себя в большей безопасности. Иереи господствующей церкви стали без опаски переходить в старообрядчество: кто по чистой совести, а кто — ради наживы (последние через некоторое время возвращались в никонианскую церковь, где их принимали с сугубым почётом и давали лучшие приходы). Число священников резко умножилось. Многие из них официально приписывались как к иргизским монастырям (Саратовская губерния), так что одно время за монастырями числилось до двухсот священников (реально они, конечно, служили в разных местах и окормляли многочисленную паству по всей России).
Николаевские гонения на староверов начались в конце 1820-х годов и имели тенденцию к ужесточению. Священники господствующей церкви в случае перехода в старую веру подвергались арестам и даже пожизненному заключению в монастырских тюрьмах Синодального ведомства. Старые иереи умирали, многие «страха ради человеческого» возвращались под власть Синода, официально проклиная своё прежнее «уклонение в раскол».
В конце концов на территории Российской империи осталось всего несколько старообрядческих священников, да ещё кое-кто в заграничных общинах. Правительство Николая Первого могло предвкушать близкую «победу» над священством старообрядцев.
Рогожский Собор 1832 года, тайно собравшийся в Москве, решил восстановить древлеправославную архиерейскую кафедру за пределами империи, разыскать на Востоке старообрядствующего православного епископа, а если таких не найдётся — принять архиерея в сущем сане от ереси, подобно тому как принимаются в сущем сане священники. 14 лет потребовалось для осуществления этого решения, и в 1846 году греческий митрополит Амбросий был принят в сущем сане на вновь созданную архиерейскую кафедру в Белой Кринице (Австро-Венгрия, ныне Черновицкая область Украины). Было начат процесс восстановления правильного соборно-архиерейского управления в Древлеправославной Христовой Церкви, который продлился несколько десятилетий.
Архиерейские кафедры были восстановлены со временем на территории России, стали проводиться Архиерейские Соборы, а затем и Освященные Соборы с участием священников и представителей общин.
В советский период в результате репрессий на духовенство строй церковной жизни вновь нарушился. Численность архиереев и священников сократилась в несколько раз, разорвались связи между архиепископией и многими священниками на местах. Повторялась во многом ситуация первых десятилетий после Раскола. Восстановление связей местных общин с центральным церковным руководством стало возможным только по окончании Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.
Священнослужители, подвергаясь гонениям, даже в условиях лагерей продолжали молиться Богу и окормлять древлеправославных узников. Некоторым из них удавалось даже тайно иметь при себе небольшое количество запасных Святых Даров, которыми они напутствовали умирающих. Так, например, подвизался в условиях заключения святитель Геронтий (Лакомкин). Мужество и стойкость этих Божиих служителей — пример всем будущим поколениям древлеправославных христиан.
В годы советских гонений число древлеправославных священников в СССР было очень невелико, каждому из них приходилось объезжать по нескольку общин, иногда с большим риском для себя. Вновь приходилось уставщикам и «благословенным старцам», а иногда и «старицам» по благословению своих духовных отцов напутствовать умирающих и погружать больных младенцев.
Только с конца 1980-х годов появилась возможность строить новые храмы, свободно рукополагать священнослужителей, восстанавливать утраченные прежде общины, созывать регулярно Освященные Соборы. Процесс восстановления церковной жизни длился более десяти лет…
Иноки и христиане-простецы при долгом отсутствии священников
В годы тяжких испытаний «странствующей по земле» Христовой Церкви, когда священники только время от времени могли посещать христианские общины, а также и иноческие обители, часть обязанностей священников пришлось исполнять простым христианам и инокам, не имеющим священного сана. Обычно это были «благословенные старцы», то есть уставщики или избранные иноками настоятели скитов и монастырей, а в женских обителях — игумении.
В их обязанности входили возглавление службы в отсутствие священника, совершение при смертной нужде крещения младенцев и даже взрослых, напутствие умирающих, руководство делами общин и обителей, участие в соборных рассмотрениях церковных дел и многое другое.
Богослужение без священника
Среди христиан распространился обычай, прежде бытовавший в северных и других отдалённых скитах, где служба и до Великого Раскола нередко велась без священников (таков был, например знаменитый Анзерский скит, относившийся к Соловецкой обители, где долгое время не было священноинока для служения). При богослужении опускались те молитвы, которые может совершать только священник или диакон — например, ектении. Они заменялись краткими молитвами следующим образом.
Малая ектения на малой вечерне и в начале утрени заменялась на 12 «Господи помилуй», с завершением «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веком, аминь».
Великая ектения «Миром Господу помолимся» в начале вечерни, утрени, молебна, панихиды заменялась точно так же. Ектения «Исполним вечерния (или «заутренния») молитвы наша Господеви» также заменялась на 12 «Господи помилуй», с той же концовкой.
Малая ектения на вечерне и утрене заменялась на три «Господи помилуй», с завершением «Слава… И ныне…».
Сугубая ектения «Рцем вси» или «Помилуй нас Боже по велицей милости Твоей» на вечерне, утрене, молебне, заменялась на 40 «Господи помилуй» с тремя поклонами вначале и с той же концовкой (на панихиде — специальным заупокойным напевом с одним поклоном вначале, с добавлением заупокойной молитвы «Помяни, Господи Боже, иже о вере и о надежди живота вечнаго, усопших раб Твоих…» — она написана в конце «Канона за единоумершаго»).
За молитвы литии на всенощной службе пели без священника: «Господи помилуй» 40 раз (с тремя поклонами вначале), «Господи помилуй» 30 раз (с тремя поклонами вначале), «Господи помилуй» 50 раз (с тремя поклонами вначале), потом «Слава… И ныне….».
Священнические возгласы не говорились, но заменялись краткими молитвами, которые произносил руководитель службы. Вместо «Благословен Бог наш…» говорилась молитва: «За молитв святых отец наших, Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас». Вместо возгласа после молитвы «Отче наш» старший произносил молитву Исусову: «Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас». Возглас же «За молитв святых отец наших, Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас», который бывает на многих частях службы, так и произносился уставщиком, ибо инок или мирянин могут читать такую молитву. Отпуст службы говорил вместо священника старец, лицом не к молящимся, а к иконам. Он заменял некоторые слова, чтобы отпуст звучал не по-священнически. В начале отпуста вместо «Христос Истинныи Бог наш, молитвами Пречистыя Его Матере» говорилось: «Господи Исусе Христе Сыне Божии, молитв ради Пречистыя Твоея Матере…». Заканчивался отпуст вместо «помилует и спасет нас…» словами: «помилуй и спаси нас, яко Благ и Человеколюбец».
Впереди, перед царскими вратами или иконами, ставилось на аналое Святое Евангелие, символически заменявшее собою священника.
Литургия без священника совершаться не может, поэтому после часов служили чин обедницы (наряду в Часослове), обычно добавляя после него какой-либо молебен или (в заупокойные дни) панихиду.
Игумен или старец мог кадить иконы специальной кадильницей на ручке, которая и до Раскола использовалась повсеместно в келейном молении и носила название «кацея». В ней клался разожжённый уголь, поверх него ладан (часто — сосновая, еловая или кедровая смола-живица), с молитвою Исусовой, и старец обходил Евангелие и иконы, окуривая их фимиамом. Обычаи каждения в разных местах были разные. Где-то старец перед иконой делал кацеёю крест в воздухе с молитвой этой коне, а потом перекладывал ручку кацеи в левую руку и совершал крестное знамение с поклоном иконе. В других местах было принято делать просто кругообразное движение у иконы, а потом кланяться. В некоторых общинах кадильницу просто обносили по помещению моленной, наполняя его фимиамом. Ещё один обычай, бытовавший в малочисленных общинах, — разжигали кацею, стоящую в передней части моленной по центру, у Евангелия, либо кадило на цепях, подвешенное около Евангелия, и клали туда фимиам, а дым самостоятельно распространялся по помещению. Фимиам подкладывали в кадильницу либо в те же моменты службы, когда должен кадить священник или диакон, либо просто несколько раз в течение всего моления.
В те праздники, когда освящается малая святая вода, уставщик обновлял имеющиеся её запасы, вливая святую воду крестообразно в сосуд с чистой водой, с произнесением Исусовой молитвы.
Кутию на панихидах и заупокойных службах, пасхальные куличи и яйца на праздник Христова Воскресения, мёд на службе 1 августа, а также яблоки и виноград в день Преображения Господня освящали не молитвой и не окроплением святою водой, но просто поставлением их перед Крестом или святыми иконами во время моления, а также каждением фимиама.
Осквернённые сосуды (чистую посуду, в которой погибла мышь, или из которой по ошибке напоили скот или нечаянно осквернили стиркой белья) омывали в проточной воде, затем кадили с четырёх сторон, вливали в них малую святую воду, а затем творили 17 поклонов с Исусовой молитвой. Так заповедал поступать в отсутствие священника святой священномученик протопоп Аввакум.
Крещение по смертной нужде без священника
Ещё в древности православные христиане в периоды гонений нередко были вынуждены сами, без священников, крестить больных младенцев и умирающих взрослых. Так, в период иконоборчества в греческой церкви гонимые православные нередко прибегали к мирянскому крещению. Преподобный Феодор Студит одобрял такую практику как допустимую в отсутствие православного священника. Чуть позже святитель Никифор Исповедник, православный патриарх Константинопольский, издал на основании писем преподобного Феодора ряд правил. Вот два из этих правил: «Правило 6. В случае необходимости и простой монах, не имеющий священнического сана, может крестить ребёнка, равно как и диакон. Правило 7. Некрещёных младенцев, если не окажется священника, должен крестить кто угодно. Даже если крестит их собственный отец или кто-либо другой, лишь бы он был христианином, — не погрешит». Естественно, это допускается в случае срочной необходимости, при опасности смерти, а не по произволу. Эти же правила в сокращённом виде помещены в славянском Номоканоне при Большом Потребнике, откуда и были известны христианам и до Раскола, и после него.
Подобным образом приходилось крестить больных младенцев православным христианам Малой Руси в начале XVII века, когда почти все малороссийские епископы и священники уклонились в унию с Римом.
Чин мирянского крещения (погружения) необходимо знать и каждому православному христианину в наше время, поскольку он может столкнуться с такими случаями, когда в отсутствие рядом священника будет находиться под угрозой близкой смерти некрещёный младенец либо взрослый человек, желающий принять Христову веру.
Поэтому приведём кратко этот чин по имеющейся у нас старообрядческой рукописи XIX столетия.
«По обычнем начале (приходных поклонах. — Авт.) сице глаголем. За молитв святых отец наших, Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас. Аминь. Царю Небесныи. Трисвятое, и по Отче наш. (Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас. Аминь.) Господи помилуй, 12. Слава, и ныне. Приидите поклонимся…, трижды. Посем Псалом 50-й: Помилуй мя Боже… Таже глаголем трижды: Верую… Таже. Крещает приходящаго глаголя: Крещается раб Божии, имярек (то есть называет имя. — Авт.) во имя Отца. И погружает его к востоку лицем единою (1 раз. — Авт.), и возводит глаголя, аминь. Таже, паки второе погружает его, и глаголет: И сына. Аминь. И паки третие погружает его, глаголя: И Святаго Духа (ныне и присно, и во веки веком) Аминь. И на коеждо речение низводя того в купели погружением в воду и возводя, держа к себе лицем (то есть крещающий стоит к западу от крещаемого, погружая его лицом к востоку, а потом вынимает его из воды и поворачивает его лицом к себе «посолонь», то есть по направлению часовой стрелки, и так три раза. Это указание взято из дониконовских Потребников. — Авт.). И аще убо младенец крещаемыи, и погружает в купели, поддерживая уста ему рукою искусне, от залития воды, занеже младенцу слабу сущу. Посем, псалом 31-й, глаголи трижды: Блажени имже отпустишася беззакония, и имже прикрышася греси. Блажен муж, емуже не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть. Яко умолчах, обетшаша кости моя, зовущу ми весь день. Яко день и нощь отяготе на мне рука Твоя, возвратихся на страсть, егда унзе ми терн. Беззаконие мое познах, и греха моего не покрых. Рех, исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты отпустил еси нечестие сердьца моего. За то помолится к Тебе всяк преподобныи, во время благопотребно. Обаче в потопе вод мног, к Нему не приближатся. Ты еси прибежище мое, от скорби одержащия мя. Радосте моя, избави мя от обышедших мя. Вразумлю тя, и наставлю тя на путь сей, воньже пойдеши. Утвержу на тя очи Мои. Не будете яко конь и мъск, имже несть разума. Броздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающимся к Тебе. Многи раны грешному, уповающаго же на Господа милость обыдет. Веселитеся о Господе, и радуйтеся правении, и хвалитеся вси правии сердьцем.
Потом, пад на землю, прощение глаголи: Ослаби остави… И востав, крест целует младенец. Посем глаголи: Владыко Господи Человеколюбче, да не во осуждение ми будет причастие святых Ти таин, но во очищение, и освящение души же и телу. И во обретение будущия жизни и царьствия, яко благословен еси во веки, аминь.
И причастится. (Тело Христово приимите, и источника безсмертнаго вкусите.) Таже глаголи: Ныне отпущаеши раба Своего Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои Спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людей, Свет во откровение языком, и славу людии Твоих Израиля.
Посем, Трисвятое, и по Отче наш. (Исусова молитва. Аминь). Тропарь дню и празднику. Аще неделя, то воскресен. Или вместо дневнаго и праздничнаго тропаря глаголи тропарь, глас 4-и: Днесь спасению нашему начаток, и вечней тайне явление. Сын Божии Сын Девичь бывает, и Гавриил радость благовествует. Тем и мы с ним Богородице возопием, радуися Обрадованная, Господь с Тобою.
Вместо воскреснаго кондака — слава, и ныне, кондак: Вечери Твоей тайней, днесь Сыне Божии причастника мя приими, не повем бо врагом Твоим тайны Твоея, ни лобзания Ти дам, яко Июда, но яко разбойник исповедаяся вопию ти, помяни мя Господи, егда приидеши во Царьствии Си.
Господи помилуй, 12.
Таже. Достойно есть… Слава, и ныне. Господи помилуй, дважды. Господи благослови.
Глаголи сице (отпуст: Крестивыися от Иоанна во Иордане), Господи Исусе Христе Сыне Божии, молитвами Пречистыя Ти Матере, и иже во святых отец наших Василия Великаго, и Иоанна Златоустаго, и Кирила, архиепископа Александрскаго, и Софрония, патриарха Иеросалимскаго, и Германа, патриарха Царя-града, и преподобных и богоносных отец наших Иоанна Дамаскина и Симеона Новаго Богослова, и преподобныя матере нашея Марии Египтяныни, и преподобных отец наших Онуфрия Великаго и всех святых, помилуй и спаси нас, яко благ и человеколюбец. Аминь. Господи помилуй, 3. (И исходные поклоны.)»
Отметим, что данный чин предусматривает причащение погружённого младенца или взрослого запасными святыми дарами. Как это делалось на практике, расскажем чуть позже.
Таким чином в отсутствие священника по смертной нужде погружали младенцев и умирающих взрослых иноки или простые христиане в гонительные времена. Номоканон при Большом потребнике пишет: «Елико аще крещают несвященнии, мужие же и жены или иноцы, что достоит творити? Ответ. Аще умрет крестивыися, прежде нежели постигнути священнику, божественная благодать совершает и́ (его). Аще ли же жив будет, да паки поставит и́ (его) священник в купель, и молитвы и миро по обычаю творит. То же и Никифор патриарх Цареградскии глаголет». То есть священник совершает весь чин крещения над довершаемым, и воду освящает, и елеем помазует, и поставляет его в купель, накладывая руку на главу с возгласом «Благословен Бог просвещаяи и освещаяи всякаго человека…», но не погружает в воду, а выводит из воды и далее совершает миропомазание и всё прочее по «Чину крещения человеком», после чего сподобляет новопросвещённого христианина причаститься Святых Таин (обычно причащает запасными дарами, а если довершение было перед литургией, то причащает на божественной службе, по её чину).
Исповедь умирающих по нужде без священника
Покаяние — таинство, необходимое для спасения христианина. Святые отцы учат, что никто не должен лишаться последнего покаяния перед смертью.
Таинство это могут совершать только епископы и иереи, имеющие власть «вязать и решить грехи». Но в условиях гонений священник редко мог успеть приехать к умирающему за сотни вёрст от него человеку. Поэтому, во избежание смерти людей без покаяния, древлеправославные иереи поручали уставщикам или иным благочестивым и грамотным христианам принимать исповедь умирающих для последующей передачи священнику, который довершал эту исповедь своими молитвами по приезде в общину, когда тяжело больной исповедник мог уже скончаться.
Обычно происходило это следующим образом. По совершении приходных поклонов уставщик начинал читать вслух больному чин так называемого «Скитского покаяния» (этот чин можно найти как в отдельном издании, так и в книге «Панихидник», изданной Митрополией РПСЦ в 1994 году). Этот чин представляет собою разновидность так называемого «Большого начала» («Вечерних молитв»), с добавлением длинной исповедальной молитвы, составленной по образу «поновления исповеданию», и покаянных тропарей. После Символа православныя веры уставщик наедине с больным расспрашивал его о грехах, в которых тот хотел каяться, после чего продолжал читать чин «Скитского покаяния» до конца.
Кто не имел текста этого чина, в экстренных случаях мог просто расспросить умирающего о грехах.
Когда приезжал священник, уже после смерти больного, уставщик пересказывал ему исповедь умершего, после чего иерей совершал разрешительные молитвы.
Скитские иноки-старообрядцы использовали тот же чин для самостоятельной исповеди перед Богом, особенно в смертной опасности, когда не было рядом иерея.
Исповедь умирающего завершалась причащением, о чём поведём речь ниже.
Причащение по смертной нужде без священника. Запасные Дары, великая агиазма
Господь наш Исус Христос говорит: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 53–54).
Для каждого христианина очень важна «христианская кончина живота», то есть исповедь и причащение Святых Таин перед смертью. Лишиться этого напутствия — трагедия для истинно верующего во Христа человека.
Священники по первому зову должны спешить к умирающим христианам, чтобы совершить таинства исповеди и причащения. Если по вине священника кто-то умрет без причастия Тела и Крови Христовых, «не всё ли своё спасение он погубил?» (выражение святителя Иоанна Златоуста).
В периоды гонений исполнить это священникам было очень сложно. Поэтому они оставляли благословленным на это мирянам запасные Святые Дары и обучали, каким образом преподать причастие в смертной нужде болящим христианам.
Нужно отметить, что причащение без священника не было каким-то новшеством, возникшим после Раскола. Ещё в древности в период языческих гонений на христиан это было всеобщей практикой древней Церкви. Даже себя самих причащали верные запасными Дарами, как свидетельствуют о том святые отцы. Святитель Василий Великий писал: «Нимало не опасно, если кто во время гонений, за отсутствием священника или служащего, бывает в необходимости принимать причастие собственной своей рукой; излишним было бы это и доказывать, потому что долговременный обычай удостоверяет в этом самим делом».
Преподобный Феодор Студит отвечал на вопрос о самопричащении: «О причащении святых тайн монахам или монахиням самих себя. — Ответ: Не имеющим священства не позволительно касаться даже божественных приношений: разве только по совершенной необходимости, когда не находится пресвитера или диакона, можно самим причащаться даров.
Каким же образом? — Ответ: Положив священную книгу и разостлав чистое полотно или священный покров, и со страхом сложив туда из рук дары, после песнопения нужно принимать их устами; потом принявшему таким образом должно омыть (уста) вином».
Святитель Симеон Солунский допускал, что в отсутствие священника не только иноки могут причащаться запасными Святыми Дарами, и миряне «ради великой нужды» могут преподавать причащение умирающим.
Святой священномученик протопоп Аввакум тоже считал причащение без священника возможным и даже необходимым: «А младенцев тех причащайте, братие, истинным запасом… Жаль мне младенцев тех, хотя бы тела тово Христова сподобилися. Искусненько и мирянин причащай робенка: Бог благословит» (Священномученик Аввакум протопоп. Книга всем нашим горемыкам миленьким).
Для самопричащения в смертной опасности или для преподания причастия больному использовался особый чин, нередко сопровождавший в рукописях «Скитское покаяние». Приведём его по имеющейся у нас рукописи старообрядческого уставщика XIX столетия.
«Чин како подобает самому себе причастити, пречистых и животворящих Таин Христовых, нужды ради великия, не сущу священнику.
Достоит убо таковым образом причащения сицеваго опасне ведети. Прежде подобает, брату искуснейшему возвестити вся согрешения своя. Аще же не случится человека такова, ему же бы исповедати своя согрешения, тогда воздохни пред Владыкою, и пролей слезы. И с умилением, и сокрушением сердьца, исповеждь грехи своя пред образом Божиим, глаголя исповедание вышеписанное («Скитское покаяние». — Авт.), и Бог видев покаяние твое простит тя. И тогда с правильцем причащайся Святых Таин. Держи при себе запасныи агнец. Аще в пути, или всяко прилучится кроме церкве. И егда хощеши причаститися, аще в суботу или в неделю, сохрани ту седмицу от понедельника сухоядением, ни масла, ни пити (вина. — Авт.), дондеже причастишися, вкушая. Не лепо бо Телу и Крови Христовым причаститися с нерадением, но со страхом и трепетом, во всяком воздержании, в посте и бдении, и в молитвах и слезах, и в милостынях еже к нищим, приобщатися своему Владыце Христу. Якоже пророк глаголет: ,,Виждь смирение мое и труд мой, и отпусти вся грехи моя”.
В навечерии же того дня, в немже хощеши причаститися пречистых Таин, от вечера достоит хранити себе от всякого помысла лукаваго, и иных таковых. Нощь же со всяцем препроводити вниманием, и в довольных коленопреклонениих. Дневи же наставшу, и третиему, или шестому, или девятому часу пришедшу, изменити себе в чистыя ризы. Потом украсити дщицу чисту, и поставити ю пред святыми иконами. И сверху ея прострети, плат даровныи. И тако поставити святая с сосудом, в чем блюдут тело Христово, и со лжицею, с артофором, и с пафидою укроп. Понеже святыи агнец соединен с животворною кровию, на святой трапезе от священника. Сего ради святая глаголется.
Посем, вжегщи свещи, и благоговейно покадити фимиямом. Таже начати обычныи стих: За молитв Пречистыя Ти Матере, и святых отец наших, Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас. Аминь. Царю Небесныи… Трисвятое, и по Отче наш. (Исусова молитва. Аминь.) Господи помилуй, 12. Слава, и ныне. Приидите поклонимся, трижды. Псалом 50-й, Помилуй мя Боже… Таже: Верую во Единаго Бога Отца…
Посем тропари: Вечери Твоей тайней, днесь Сыне Божии причастника мя приими, не повем бо врагом Твоим тайны Твоея, ни лобзания Ти дам, яко Июда, но яко разбойник исповедаяся вопию Ти, помяни мя Господи, егда приидеши во Царьствии Си.
Верую Господи и исповедую, яко Ты еси Христос, Сын Бога Живаго, пришедыи в мир грешники спасти, от нихже первыи есмь аз. Верую, яко воститину се есть самое пречистое Тело Твое, и се есть самая честная Кровь Твоя. Егоже ради молю Ти ся, помилуй мя и прости ми, и ослаби ми прегрешения моя, вольная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением, и неведением, яже разумом и мыслию. И сподоби мя неосужденно причаститися пречистых Ти Таинств, во оставление грехов, и в жизнь вечную, яко благословен еси во веки, аминь.
Боготворящую Кровь, ужаснися человече зря, угль бо есть, недостойных опаляя. Божия же плоть обожает мя и питает. Обожает дух, ум же питает странне и чюдне. О человече! ужаснися: еда яси недостойне? Огнь бо есть грехи попаляя, но очисти мя Господи от всякия скверны.
Потом, пад на землю, прощение глаголи: Ослаби остави…. И востав, целуй святыя иконы и крест, иже на себе носиши.
Посем глаголи: Владыко Господи Человеколюбче, да не во осуждение ми будет причастие святых Ти Таин, но во очищение и освящение души же и телу, и во обретение будущия жизни и царьствия, яко благословен еси во веки, аминь.
Прочая же молитвы святаго причащения, аще случится, прочитаются прежде сих.
Таже преклонься, приими своею рукою, со страхом причастися Божественных Таин, трижды. И глаголи трижды: Аминь.
И взем чашицу с вином или водою, пий трижды. И да есть чашица та на се устроена в сохранении, такожде и дщица предреченная.
А после причастия на землю не плевати, дондеже уснет.
Больному приготовити сосуд чист. Да аще плюнет больныи, то вылити в реку, и дар Божии несть изблеван.
Таже глаголи: Ныне отпущаеши раба Своего Владыко, по глаголу Твоему, с миром. Яко видеста очи мои Спасение Твое, Еже еси уготовал пред лицем всех людей. Свет во откровение языком, и славу людии Твоих Израиля.
Посем, Трисвятое, и по Отче наш. (Исусова молитва. Аминь.)
Тропарь дню, или празднику. Аще неделя, то воскресен. Или вместо дневного и праздничнаго тропаря, глаголи тропарь. Днесь спасению нашему начаток… (см. выше, в Крещении младенцев. — Авт.) Вместо воскреснаго кондака — кондак: Вечери Твоей тайней (писаны выше). Господи помилуй, 12.
Достойно есть. Слава. И ныне. Господи помилуй, дважды. Господи благослови.
И отпуст глаголи сице: Господи Исусе Христе Сыне Божии, молитвами Пречистыя Ти Матере, и иже во святых отец наших Василия Великаго, и Иоанна Златоустаго, и Кирила, архиепископа Александрскаго, и Софрония, патриарха Иеросалимскаго, и Германа, патриарха Царя-града, и преподобных и богоносных отец наших Иоанна Дамаскина и Симеона Новаго Богослова, и преподобныя матере нашея Марии Египтяныни, и преподобных отец наших Онуфрия Великаго и всех святых, помилуй и спаси нас, яко благ и человеколюбец. Аминь. Господи помилуй, трижды. (И исходные поклоны.)».
Отметим, что преподобный Феодор Студит рекомендует причащаться не размоченным в жидкости Телом Христовым, взяв его устами с чистого плата, а русский чин повелевает размочить частицу Святых Даров в теплой воде в специально отведенном для этого сосуде, используя ложечку. Это особенно необходимо при причащении маленького ребенка, который не сможет проглотить сухую частицу, а также тяжело больных.
При причащении больного или младенца использовался, как на литургии, специальный плат (литон) или отрез чистой ткани, который растягивали под подбородком причастника во избежание пролития Святых Таин на пол. Причастие подавалось трижды: первая ложечка с Телом Христовым, потом две ложечки с растворенной Кровию. После этого уста вытирались литоном. Затем давалась запивка из вина, смешанного с тёплою водою, чтобы остатки причастия во рту не оставались, во избежание их сплёвывания.
После принятия Святых Таин причастнику полагалось поспать: если сплюнет после сна, считалось, что причастие уже усвоилось и это не опасно.
В некоторые общины в разгар тяжёлых гонений священники долго не приезжали, поэтому запасы Святых Даров там со временем заканчивались. Тогда по нужде их заменяли причащением Великой святой водою (агиазмой, освященной иереем в сочельник Богоявления Господня). Её хранили в плотно закупоренных сосудах, рядом с иконами. В случае пролития агиазмы или Святых Даров на пол, во избежание попрания святыни, это место выжигали огнем, потом выскребали, а собранные опилки топили в реке.
По мере расходования агиазмы её запас возобновляли, доливая в сосуд с нею чистую воду.
Чин причащения святой водой исполняли по Потребнику, с молитвами святого Иоанна Златоуста, которые читал либо сам причащающийся, либо от его лица благословенный старец.
Провожание умерших без священника
В ситуации длительных периодов отсутствия священников в общинах большинство умерших приходилось предавать земле без иереев. Жизнь вынудила выработать обычаи провожания умерших «не сущу презвитеру».
Когда христианин умирал, его тело омывали в обычном порядке, с молитвами, и облачали в погребальные одежды. Затем под руководством уставщика совершался «Чин положения во гроб», с заменой ектении на 40 молитв «Господи помилуй» с добавлением заупокойной молитвы из Канона за единоумершего «Помяни Господи…». Гроб кадили фимиамом и помещали в него тело умершего во время пения «Со святыми покой…».
Затем гроб с телом ставился в моленной или в дому умершего, лицом к иконам. На грудь умершего помещали небольшую икону или крест-распятие, ликом к лицу покойного. Над гробом начинали молиться заупокойный Псалтырь, стараясь не прерывать чтение до самого провожания умершего на кладбище.
Вместо священнического Чина погребения совершали так называемое «провожание» и на молитвах пели не «погребение творим», а «провожание творим». Это обычное «провожание» выглядело следующим образом. Варили кутью из пшеницы, остужали, добавляли в неё мед и ставили рядом с иконами в помещении, где находился гроб с телом покойного. Разжигали кацею, вкладывали в нее фимиам и ставили рядом с гробом, поддерживая дымление в течение всей службы. Далее совершали «приходный начал», а затем под руководством уставщика начинали обычный чин панихиды «за единоумершего», заменяя ектении на молитвы «Господи помилуй», как было указано выше (см. раздел 4.1). В руках все держали зажжённые свечи. По окончании канона за единоумершего «Достойно есть» не молились, но начинали петь стихеры на целование умершего «Приидите, последнее целование…». В это время уставщик, а за ним поочерёдно все присутствующие совершали обычное прощание с покойным (тем же образом, как при погребении со священником). После этого пелись стихеры 6-го гласа «Зряще мя безгласна…». В это время гроб поднимали и несли на кладбище.
У могилы гроб ставили на какое-либо возвышение (скамью и т.п.) Уставщик закрывал лицо умершего наголовьем савана и верхней частью погребального белого покрывала. Затем, согласно рукописным указаниям XIX века, в некоторых общинах поливали тело умершего крестообразно елеем (оливковым маслом), перелитым в некий сосуд из заупокойной лампады. Сосуд клали в ноги умершему.
После этого пели стих «Духи и душа праведных хвалят Тя Господи» и ирмос 9-й песни Канона за единоумершего, с земным поклоном. (На великие праздники и в попразднества этот ирмос заменяли задостойником празднику, а от Недели Фоминой до Отдания Пасхи пели «Светися светися…».)
Затем молились Трисвятое, и по Отче наш, пели тропари «Со духи праведными» и завершали до конца чин панихиды за единоумершего. После отпуста пели «вечную память» и совершали 15 обычных заупокойных поклонов за душу преставленного раба Божия. Затем либо на кладбище, либо по возвращении домой (в моленную) заканчивали службу исходными поклонами.
На праздник же Святой Пасхи и во всю Светлую седмицу над гробом читали не Псалтырь, а Деяния святых апостол, а вместо панихиды совершали Канон Пасхе с добавлением заупокойных «Господи помилуй» и молитвы взамен ектений, а вместо «вечной памяти» пели «Христос воскресе из мертвых, смертию на смерть наступи, и гробным живот дарова».
***
Итак, даже в тяжелейших условиях царских и советских гонений Древлеправославная Христова Церковь на земле не разрушилась, не была побеждена «вратами адовыми», но благодаря мудрости и стойкости священников, иноков и миллионов простых христиан сохранила неповреждённой истинную веру, по Господней заповеди: «Что имеете, держите, доколе Я приду» (Апок. 2, 25). Она вместе с возлюбленным Христу апостолом взывает: «Да! гряди, Господи Исусе!» (Апок. 22, 20).
