В данной статье проводится краткий обзор сочинений основных религиозных полемистов синодального богословия относительно совершения формы крестного знамения. Начнём с бывшего патриарха Никона. Патриарх Никон — одна из самых противоречивых фигур в истории Русской Церкви. Полярность мнений, фактов и оценок в отношении шестого московского патриарха говорят о различных, порою весьма своеобразных сторонах жизни этого человека. Однако общий знаменатель исследований и суждений о патриархе Никоне характеризует его как человека, страдающего вспыльчивостью, капризами, самолюбием и властолюбием, неумением терпеливо и спокойно выжидать результатов своих дел. В управлении Церковью патриарх был строг и тираничен, любил пышные богослужения. Являлся сторонником католической теократической идеологии о превосходстве священства над царством, что дало повод многим церковным историкам и критикам обвинить Никона в стремлении к папизму.
Защитникам новогреческого образца крестного знамения необходимо было обосновать оное посредством силы религиозного авторитета и доказать его историко-богословскую состоятельность. Прежде всего, задачей первостепенной важности являлось опровержение достоверности источников, свидетельствующих в защиту двоеперстия, что и сделал Никон. Определение соборов 1655 и 1658 гг. налагает анафему на двоеперстие и объявляет еретическим сочинение, обосновывающее двоеперстное крестное знамение, приписываемое блаженному Феодориту Кирскому. (Данное сочинение было помещено в полемическом сборнике «Кирилова книга», изданном в 1644 году, и печаталось в предисловии к Псалтыри.) Двоеперстие собор 1658 года назвал Несториевой ересью, утверждая, что в протянутых перстах «два Сына, два состава». (Известно, что богословие архиепископа Константинопольского Нестория превратилось в целую проблему, на III Вселенском Соборе решался вопрос о соединении двух природ во Христе.) Со ссылкой на осужденную Собором ересь Нестория, Никон пишет: «И по сему предреченному истинному свидетельству, аще кто два простертыя великосредния персты имать в крестном изображдении слагати, и теми образовати хощет Божество и человечество Сына Божия, всячески по всему неприлично творит, сопротивное же паче. Два бо Сына образовати будет: единаго от Отца, а другаго от Матере рождена, и два лица исповедати, яко же и Несторий». Кроме того, по рассуждению Никона, исповедание Св. Троицы, выражаемое двоеперстием, таит в себе арианскую ересь, ибо Троица изображается тремя неравными перстами.
Истинность троеперстия патриарх Никон отстаивал в собственных сочинениях. Он написал целый трактат об истинности троеперстия, ссылаясь на факт распространения данного вида крестного знамения в Греческой и всех остальных поместных православных Церквях. Что касается крестного знамения, совершаемого в Русской Церкви двумя перстами, то патриарх-реформатор аргументировал данное явление простыми ошибками, появившимися вследствие многократной переписи богослужебных текстов, в частности Феодоритовой рукописи, которая свидетельствует об истинности двуперстия. Фактически патриарх составлял определение будущего созванного им собора и, необходимо признать, с головой ушел в буквализм. Никон со всей серьезностью полагал, что образ Св. Троицы должен непременно изображаться только первыми тремя перстами, ибо в противном случае происходит принижение одной из Ипостасей: «Ни в триех бо перстех, во двою глаголю, малых и великом исповедуется добре Святыя Троицы таинство… яко в триех убо предреченных перстех по его мудрованию (блаж. Феодорита. — Авт.) велие неравенство обрящется Святыя Троицы». Богословское толкование двоеперстия, составленное патриархом, было внесено в присланную ему из Константинополя книгу «Скрижаль», подписанную также восточными патриархами: «Предание прияхом от начала веры от св. апостол и св. отец и св. седьми Вселенских Соборов творити знамение честнаго креста тремя первыми персты десныя руки. И кто от християн православных не творит крест тако, по преданию восточныя Церкве, еже держа с начала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменом…» Никон при поддержке сих патриархов охарактеризовал двоеперстие как ересь, имевшуюся в употреблении в армянской (дохалкидонской) Церкви. Известно, что древние Восточные Церкви, не принявшие догматическое определение («Томос» свт. Льва Великого) IV Вселенского Собора в Халкидоне, несмотря на богословскую проблему содержания ереси монофизитства, а также споров о православии «дохалкидонских Церквей», сохранили многое из древних, архаических форм Богопочитания, к числу которых вполне логично отнести двоеперстие. Естественно, что оно не имело ничего общего с формой выражения религиозных убеждений национальной Церкви армян.
В 1658 году Никон уходит с арены церковной борьбы, но попытки утвердить и богословски обосновать троеперстие на этом не завершились и, отметим, продолжили развитие в русле традиционной полемики, начатой ушедшим патриархом. Следующий удар по двоеперстию был нанесен московским собором 1666–1667 гг., прошедшим уже без участия Никона и осудившим на лишение сана его самого. Этим собором в отношение двоеперстия было вынесено следующее определение: «И знамение честнаго животворящаго креста творите на себе треми первыми персты десныя руки: палец глаголемый и иже близ его глаголемый указательный и средний, слагати вкупе, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Два же глаголемый мизинец и иже близ его близосредний, имети наклонены, и праздны по древнему преданию святых апостол и святых отцев». По утверждению собора, православные христиане должны знаменоваться троеперстием в честь Святой Троицы. Два прижатых к ладони пальца, судя по деяниям, не получили никакого богословского толкования. Собор повторил, что двоеперстие относится к практике еретичествующей армянской Церкви и употреблять его при молитве православному христианину недопустимо. «Еще же и писание, еже есть сложено от некотораго раскольника и скрытаго еретика арменския ереси и напечатается невежеством и безрассудно в книзе «Псалтире» со восследованием и в иных сиречь, о сложении перстов, яко знаменатися повелевает по обычаю, еже еретики армены знаменуются крестом, да не приемлете сие и да никто же от ныне сему писанию верует; ниже да держит, но искоренить повелеваем от таковых печатных и письменных книг». Архиерейское и священническое благословение, по определению собора, должно отныне преподаваться «именословным» перстосложением, видимо изображающим заглавные буквы (титлы) имени Христа — IC ХС.
Собор анафематствовал старый обряд и всех христиан, ему последующих. Отныне политика господствующей церкви направлена на искоренение бытовавшей ранее традиции. Авторитетный для старообрядцев Стоглавый Собор 1551 г., в котором 31-я глава его деяний была посвящена двоеперстию, объявлялся неканоническим. В «Житии» протопоп Аввакум пишет о том, что со стороны пореформенной церкви все участники Стоглава, как и утвержденные этим Собором постановления, объявлялись невежественными: «А наши, что волчонки, вскоча, завыли и блавать стали на отцев своих, говоря: «Глупы-де были и не смыслили наши русские святыя, не ученые-де люди были, — чему им верить? Оне-де грамоте не умели!» Точку зрения участников собора 1666 года поддерживает митрополит Макарий Булгаков, но выражает ее в более мягкой форме: «Частные соборы, как и частные церкви, не изъяты от возможности погрешать; там более не изъяты от нее частные лица и иерархи». Митр. Макарий настаивает на неподлинности соборного значения деяний Стоглава и приписывает его положения авторству неизвестного частного лица, что по церковным канонам не может восприниматься в качестве непогрешимого голоса Церкви: «Стоглав» в своем настоящем виде — книга частного лица… Эти постановления, как изложенные не Собором, а частным неизвестным лицом, не могут иметь никакой обязательности». Но при написании более поздней «Истории Русской Церкви» митр. Макарий, под давлением И.В. Беляева, доказавшего соборный характер постановлений Поместного Собора 1551 г., отказывается от своей точки зрения относительно неканоничности Стоглава, но все же считает двоеперстие формой крестного знамения, имеющей более позднее происхождение. Макарий Булгаков пишет, что троеперстие было в употреблении русскими христианами задолго до реформы, а за полвека до ее начала святоотеческие тексты были неправильно истолкованы, и двоеперстие стало распространенным: «Присматриваясь с любопытством к нашей церковности, они (греческие иерархи. — Авт.) не могли не замечать и действительно замечали в нашей Церкви некоторые разности от чинов и обрядов Греческой Церкви и некоторые новины, или «новшества», каким особенно казалось им употребление двуперстия для крестного знамения, так как это новшество, несмотря на решение Стоглавого Собора, доселе слабо проникавшее в народ, который издревле от предков привык креститься тремя перстами, теперь именно, при патриархе Иосифе, будучи внесено в некоторые учительные и богослужебные наши книги, наиболее стало распространяться и утверждаться и наиболее бросаться в глаза приходившим к нам с Востока единоверцам». Таким образом, официальная церковная история синодального периода РПЦ придерживается взгляда ошибочности распространения и применения в Русской Церкви двоеперстия, узаконенного Стоглавом 1551 г., и называет троеперстие более древним апостольским преданием.
Собором 1666 г. была издана книга «Жезл Правления», автором которой был киевский монах Симеон Полоцкий, отличавшийся нескрываемыми симпатиями к латинству. Был тайным униатом и членом Базилианского ордена. Зарекомендовал себя в качестве активного полемиста со старообрядцами и грекофилами. Сочинения С. Полоцкого построены в духе западной схоластики и преисполнены перипатетическими богословскими концепциями. Богословский путь ученого монаха, испытавшего влияние западно-католического церковного мировоззрения, не созерцательный, а формально-логический, рассудительный. Он не углубляется в идею, но стремится дать этой идее упорядоченность, логическую выверенность и систематизацию. Примечательно, что противоположный по духу, «платоновский», тип мыслителя — протопоп Аввакум называет главный труд Симеона Полоцкого «богомерзким Жезлом», а в самом монахе Симеоне видит классического, в глазах русского православного человека, «еретика-латынника».
«Жезл Правления» — полемическая книга, составленная в качестве ответа на писания ранних старообрядцев — протопопов Никиты Добрынина и Лазаря. Эта книга стала частью деяний собора и получила общецерковный канонический статус, обязательный к исполнению в приходской практике каждым священником. Под книгой «Жезл Правления» стояли подписи всех русских и греческих архиереев. Труд Симеона Полоцкого построен в форме ответов на вопросы оппозиционных протопопов Никиты Добрынина и Лазаря. «Возоблачение Никитино» за номером 21 было посвящено форме крестного знамения. Автор книги пытается убедить не принявших троеперстие в том, что именно этот образ крестного знамения является древним обычаем, берущим свое начало от самих апостолов: «Убо троеперстное сложение есть апостольское и святых отец предание. Яко из начала Церкви хранится, явственно есть, ибо святая Восточная Церковь новостей не терпит, паче же отревает, яко и ныне двоеперстному сложению творит». Симеон Полоцкий при защите троеперстия ссылается на определенную часть первоисточников, являющихся авторитетными для самих старообрядцев, в частности — сочинения митрополита Мелетия Антиохийского, Петра Дамаскина, Кирила Иерусалимского и Максима Грека, посвященные форме крестного знамения. Действительно, существование таковых история не отвергает, и богодухновенность вышеупомянутых трудов была признаваема и использована в качестве вероучительного назидания христиан дораскольной Русской Церковью. Однако Полоцкий утверждает, что некоторые из этих святоотеческих сочинений написаны именно в пользу троеперстия (блаж. Феодорит Кирский), а не двоеперстия, как утверждалось ранее, и ссылается на деяния Второго Вселенского Собора, где митр. Мелетий, по его утверждению, показал силу троеперстного креста. Ссылку старообрядцев на сочинение прп. Максима Грека о крестном знамении Полоцкий опровергает следующим образом. Он утверждает, что данное сочинение или не относится к перу прп. Максима, или же написано им под давлением неких заинтересованных сторон: «Максима Грека, великоученого человека приемлем, в них же Церкве согласует, а в двоеперстном креста образовании непщуем его снисходивша людем ненаказанным и наветов боявшися, или прелог чуждый быти, но и несть доволен един во свидетельство против всея Церкве древнейшему обычаю и преданию». Необходимость совершения образа креста тремя перстами у автора обоснована следующим образом: «Яко первыми треми персты лепо есть изображати, сице доводствуется: первое первым изображати. Но Троица божественная есть Троица первая от всех сущих. Убо первыми тремя персты изображати Ю подобает… Совершенни же суть персты первые три, тако в себе, яко сравнением друг ко другу, яко же всем есть Яве (курсив мой. — Р. А.), неже первый с последним и четвертым. Убо первыми треми персты подобает Троицу совершенно изображати». Следовательно, для изображения Троицы необходимы только первые три пальца, ибо они являют собою преимущество совершенства перед всеми остальными — таков соборный ответ последователям двоеперстия, написанный Симеоном Полоцким, «ибо в сих перстах велие есть неравенство». Киевский монах, при толковании образа совершения крестного знамения, использует в свою пользу мельчайшие анатомические подробности кисти правой руки с единственной целью — защиты реформаторской точки зрения: «Между первым перстом, четвертым и пятым есть дву персту посредство. Между Отцем паки, и Сыном и Духом Святым никое же обретается посредство. Убо несть сими лепо образовати персты, но теми, между ими же есть беспосредствие, сицевые суть первые три персты. Убо первыми три персты образовати господствует». В богословских рассуждениях Симеона чувствуется его приверженность к мельчайшим подробностям «буквы», стремление сухой рациональностью и выхолощенными формулами доказать правоту своих взглядов. Образ мышления Симеона Полоцкого, как выходца из учебного заведения, где преподавание велось в духе латинства, был сформирован под влиянием западной католической схоластики, для которой являлись характерными доскональный разбор, анализ и систематизация аргументов, нежели подведение вещей к обобщениям и целостности. Продолжая линию бывшего патриарха Никона, Полоцкий усматривает в двоеперстии армянскую ересь: «да покажут неравенство лиц Божественных через неравенство перстов». В отличие от общих деяний собора 1666–1667 гг., где при толковании троеперстия два приниженных к ладони перста обозначались «праздными», Симеон Полоцкий видит в них богочеловеческую природу Христа: «Таже двема последнима преклоненныма перстома, последняя тайна еже есть преклонение небес и смиренное Бога Слова вочеловечение».
Таким образом, Книга Симеона Полоцкого «Жезл Правления» является одним из первых соборных ответов новообрядческой церкви, в котором происходит богословско-историческое обоснование троеперстия как образа крестного знамения, имеющего апостольское происхождение. «Жезл Правления» заложил основу всего богословия и последующей аргументации, на которую постоянно ссылались защитники троеперстия из числа представителей господствующей церкви вплоть до первой трети XX века. На протяжении XVIII–XIX вв. с благословения Священного синода, в лоне господствующей Русской Церкви начинают появляться систематические сочинения историков и богословов РПЦ, направленные на обличение религиозной доктрины старообрядчества.
Самый известный труд по старообрядческой полемике, отстаивающий воззрения на старый обряд, присущие официальной церкви — «Розыск о раскольничьей брынской вере, яко вера их неправа, учение их душевредно и дела их небогоугодна», автором которого является активный антистарообрядческий полемист митрополит Димитрий Ростовский (Туптало). Известный и выдающийся архиерей Русской Синодальной Церкви. Прошел выучку в Киево-Могилянской академии. Крупный церковный писатель, автор двенадцатитомного, скорее фантастически-художественного, чем агиографического сочинения Четьи-Минеи — жизнеописания христианских святых, для создания которого использовал западнохристианские источники.
Кроме Четьих-Миней и «Розыска о брынской вере» митрополит Димитрий написал множество слов и поучений, таких как «Краткий катехизис», «Келейная летопись», «Летопись царей и патриархов», «Каталог российских митрополитов» и другие труды.1
На страницах «Розыска» старый обряд объявляется еретическим и недушеспасительным, а само старообрядчество рассматривается как продукт негативного духовного явления сектантского типа, насыщенного диким фанатизмом, языческими суевериями, гордыней и религиозным невежеством. Рассуждения митрополита Димитрия преисполнены откровенной бранью и клеветой в отношении староверия и всего того, что с ним связано, в том числе и двоеперстия.2 Книга выдержала несколько изданий и в течение долгого времени активно использовалась синодальными миссионерами и студентами семинарий в качестве основного учебного пособия по борьбе с «расколом».
В 1752 году выходит книга архиепископа нижегородского Питирима под названием «Пращица духовная». Данный труд является наиболее полным и систематическим отражением взглядов новообрядческой церкви относительно приверженцев старого обряда. Двух последних патриархов, живших до церковного раскола, архиеп. Питирим называет учениками диавола, еретичествующим объявляется также идеолог народного ополчения патриарх Ермоген3. К противостарообрядческой полемической литературе, получившей широкое распространение в Русской Православной Церкви во время выше обозначенного нами хронологического промежутка, можно отнести вышедший в 1692 году «Увет духовный», «Ответы» митрополита Сибирского Игнатия, сочинение А.И. Журавлева «Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах» (СПб,: Изд. при Академии наук, 1795 г.). Во всех вышеуказанных сочинениях, особенно в «Розыске», «Скрижали», «Увете духовном» и «Ответах», двоеперстие толковалось в соответствии с постановлениями собора 1666–1667 гг. и богословской традицией Симеона Полоцкого. Двоеперстие именовалось по примеру патр. Никона, восточных патриархов и автора «Жезла» армянской ересью («арменским смрадом»), арианством, несторианством, македонианством, также кукишем, латинством, раскольничьим суеверием, адовыми вратами, злочестием, душепагубной мудростью, хиромантией, скверностью и т.п.
В данной статье мы ограничились лишь обзором противостарообрядческой полемической литературы, затрагивающей тему историко-богословского обоснования троеперстия с позиции вероучительной доктрины господствующей церкви, вышедшей в конце XVII — начале XIX вв. Аналитический разбор данных сочинений, с нашей точки зрения, не представляется необходимым, прежде всего потому, что богословская аргументация троеперстия начиная с С. Полоцкого практически одинакова и не отличается разнообразием. В течение долгого времени деяния собора 1666–1667 гг. для любого исследователя или полемиста из числа верующих, принадлежащих синодальной церкви, имели огромное значение и воспринимались в качестве основного и высшего вероучительного источника, направленного на опровержение воззрений старообрядчества. Например, Дмитрий Ростовский (Туптало) не считает необходимым подробный разбор вопроса о крестном знамени и полагает достаточным следовать сочинению Симеона Полоцкого: «Но о сложении перстов беседы аз не простираю; понеже уже о том довольно написано в книге «Жезл» и в книге, «Увет» глаголемой, и в псалтырях исправленных; тамо да чтет изволяяй».4 Также заслуживает внимания некорректный и даже грубый отзыв митр. Димитрия о двоеперстии, которым оскорбляется религиозное чувство православных христиан, держащихся двоеперстия: «Прилично им, расколником, — пишет Димитрий, — на их армянском сложении написать имя демоньское: на одном персте «де», а на другом «мон», и тако на двух перстах будет седети демон».5
Не приходится сомневаться в том, что данное выражение, исходящее из уст умного и просвещенного человека своего времени, не выдерживает самой элементарной критики. Подобные формулировки относительно двоеперстия встречаются в писаниях поздних синодальных богословов. В частности, архиепископ Феофилакт Лопатинский называет двуперстие знамением, несущим «смертоносный яд»6, митрополит Игнатий (Тобольский) — «злосмрадным учением»7, Никифор Астраханский — «Арианством, македонианством, несторианством, злобожным разделением, арменством, арменской ересью, арменским кукишем, Ариевою пропастью, адовыми вратами, волшебным знамением, демоноседением и чертовым преданием»8. Кроме того, синодальные апологеты фактически занимаются повторением мыслей и рассуждений, написанных в деяниях собора 1666–1667 г. и на страницах «Жезла». Богословская и историческая аргументация в защиту троеперстия, освещенная в этих соборных документах, проанализирована нами довольно подробно.
В общем и целом синодальная публицистика XVIII — начала XX века считается литературой, малопригодной для изучения истории и культуры старообрядчества, т.к. в данных сочинениях древлеправославное духовное движение критиковалось неприемлемыми и некорректными, с точки зрения науки, способами.
Одним из первых ученых, кто открыто сказал о крайнем конфессиональном субъективизме первой религиоведческой аналитики старообрядчества, является Н.И. Попов, который в 1866 г. писал: «В нашей литературе много было написано о старообрядцах, и казалось, незачем было бы повторять написанного, между тем — все написанное о расколе не представляет ясных и точных данных, опираясь на которые читатель смог бы составить определенное понятие о верованиях, учении и обрядности каждого из течений раскола»9. На рубеже XIX—XX вв. старообрядческий архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский), перешедший в староверие из лона Русской Православной Церкви, отмечал, что «вся наша казенная полемика со старообрядцами всегда была сплошною клеветою на старообрядчество».10 Об отсутствии богословской и исторической объективности в сочинениях первых противостарообрядческих полемистов утверждает современный исследователь старообрядчества и русского сектантства А.В. Апанасёнок. В вышедшей в 2008 г. объемной монографии «Старая Вера в Центральном Черноземье: XVII — начало XX века» автор говорит о непригодности трудов синодальных богословов в деле комплексной оценки раскола: «Для научного понимания старообрядчества многочисленные работы историков-богословов XVII — первой половины XIX вв., конечно, малопригодны. Некоторые из них… содержат интересные исторические факты, однако большинство может рассматриваться, скорее, как памятники религиозной полемики».11
Попытка достижения торжества троеперстия в Русской Церкви была предпринята с помощью таких документов, как «Деяния на еретика Мартина Армянина» и «Феогностов требник». Наличие данных документов и связанных с ними событий в истории русского православия должно было свидетельствовать об истинности троеперстия. Однако обозначенные нами источники и проблему их происхождения было бы целесообразным осветить в контексте старообрядческой аргументации в пользу двоеперстия, о чем пойдет речь в следующей главе.
Последующая критика двоеперстия и утверждение историко-богословской состоятельности троеперстия со стороны синодальных миссионеров и исследователей не отличались особой изысканностью. Заседания Синода только подтверждали проведённые в середине XVII века церковные реформы. Ярким этому примером может послужить указ от 15 мая 1722 года, где о двоеперстии говорилось следующим образом: «Которые хотя святей церкви повинуются и вся церковныя таинства приемлют, а крест на себе изображают двумя персты, не триперстным сложением: тех, кои сопротивным мудрствованием, и которые хотя и по невежеству и от упорства то творят, обеих писать в раскол, не взирая ни на что».12
Новообрядческое учение о крестном знамени по состоянию на XIX–XX вв. состояло в том, что христианство в разное время использовало различные формы перстосложения: одноперстие, двоеперстие и троеперстие. В трудах по церковной истории митр. Макария Булгакова13 и архиепископа Филарета Гумилевского14 была изложена теория постепенного изменения формы крестного знамения в течение истории: т.е. в одно время христиане крестились одним перстом, потом двумя и затем тремя. В частности, имели место попытки доказать наличие в практике древней христианской церкви обычая одноперстия как бывшего в употреблении свт. Иоанном Златоустом и Кирилом Иерусалимским. Но митр. Макарий Булгаков, архиеп. Филарет Рижский и архиеп. Кишиневский Павел придерживаются мнения о том, что свт. Кирил учит троеперстию.15
Весьма интересным является так называемый «агиографический» метод борьбы представителей официального православия, направленный на искоренение старообрядчества и, в частности, двоеперстного крестного знамения. По мнению чиноначалия новообрядческой церкви XVII–XIX вв., двоеперстие не могло быть спасительным. Данный постулат необходимо было донести до религиозного сознания каждого человека. Для религиозной психологии менее убедительными являются аргументы, построенные на основе научно-исторических или научно-богословских основаниях. Высшему руководству постреформенной Русской Церкви для обоснования божественного происхождения троеперстия как обычая святого и богоугодного необходимо было использовать методы сугубо духовно-религиозного характера. Подходящим средством оказалось создание агиографической традиции, предусматривающей троеперстие в качестве символа и признака православной святости, т.к. на Руси подвиг прославленного богоугодника почитался в качестве примера для подражания в деле достижения спасения.
Первым шагом к принятию подобных мер стало то, что истинность двоеперстия, устанавливаемая посредством применения его в молитве подвижника как видимом процессе духовного совершенства, была поставлена под сомнение. Свидетельства о двоеперстии, содержащиеся в житиях святых, прославленных Русской Церковью, послужили поводом для деканонизации целого ряда некогда почитаемых на Руси угодников: прп. Евфимия Архангелогородского, прп. Георгия Шенкурского, блаж. Симона Юрьевского, прп. Ефросина Псковского, св. блгв. кн. Анны Кашинской. Были прекращены службы свт. Нифонту, архиепископу Новгородскому, виленским мученикам Антонию, Иоанну и Евстафию. Имел место случай деканонизации Максима Грека, что впоследствии не закрепилось в церковной практике.16 Из русского месяцеслова исчезло несколько русских святых. Многих из «Ока Церковного» просто вычеркнули (напр., полиелеос свв. страстотерпцам Борису и Глебу 2 мая, понижены или опущены ряд служб в честь Богородичных икон, связанных с историей христианства на Руси). Их место заняли имена греческих и латинских святых. Оставшиеся русские святые отошли на второе место. Чины церковных служб русским святым были на порядок занижены с всенощного бдения на полиелеос, а полиелеос понижен до славословия или шестеричной службы. Подобные изменения в уставе коснулись таких святых, как прп. Сергий, игумен Радонежский, прп. Саватий Соловецкий, свтт. Гурий и Варсонофий, свтт. Петр, Алексий, Иона, прп. Варлаам Хутынский, прп. Сава Сторожевский, прп. Димитрий Прилуцкий, прп. Феодосий Киево-Печерский, св. блгв. царевич Димитрий Угличский, св. блгв. князь Михаил Тверской и др. Тема деканонизации русских святых подробно развернута церковным историком уставщиком Спасо-Андроникова монастыря г. Москвы Б. Кутузовым.17 Стоить отметить, что на протяжении последних 100 лет в Русской Православной Церкви отмечена тенденция возврата к прежнему дореформенному богослужебному чину, совершаемому в честь русских святых. Однако, по замечанию Б. Кутузова, «этого не сделано до сих пор».18 Но в настоящее время начиная с 2000 г. в календаре Московской Патриархии русские святые печатаются на первом месте, греческие и латинские на втором.
На Московском соборе 1649 г. Русской Церковью в лике святых была прославлена св. благоверная княгиня Анна Кашинская (+1368 г. Память 10 февраля по ст.ст.). В мае 1649 г. состоялось обретение ее нетленных мощей. После раскола старообрядцы начали указывать на правую десницу святой, сложенную в двоеперстие, что давало весомый аргумент в пользу последнего. В 1677 г. под руководством патриарха Иоакима в Кашин направляется деканонизационная комиссия, благодаря деятельности которой московские соборы 1677–1678 гг. постановляют исключить княгиню Анну из лика святых. Житие Анны объявили ложным, ее иконографические изображения и церковные службы подлежали конфискации, а мощи были скрыты в неизвестном месте. Церковь во имя св. благоверной княгини Анны, несмотря на народное недовольство, была переосвящена в церковь Всех Святых. Святость княгини Анны была вновь признана синодальной Церковью только в 1909 г.19
Вместе с деканонизацией или понижением в богослужебном чине русских подвижников, прославленных до XVII века, начинается канонизация новых святых. Самые известные из них в той или иной степени затрагивали проблему крестного знамения. В 1752 г. св. синодом был канонизирован митр. Димитрий Ростовский. Этот архиерей был известен как основатель новой агиографической традиции (составил многотомник «Житий» православных святых, используя преимущественно католические источники, и систематизировал их в новоизданных Четьях-Минеях), и известный противостарообрядческий полемист, труд которого «Розыск» стал официальным фундаментальным источником новообрядчества по изучению и обличению раскола. В своей полемической книге митрополит называл двоеперстие «армянской ересью» и обычаем еретического содержания, принесенным на Русь армянским монахом Мартином. После канонизации митр. Димитрия ему был составлен акафист, где в четвертом кондаке говорится: «Буря ересей от преисподних через Ария во Греции возродившаяся, а в последния лета происками Мартина Армянина чрез брынских скитоначальников возродившаяся в нашем отечестве, готова была опровергнуть тишину единыя, святыя, соборныя и апостольския церкви: ты же, пастырь добрый, положивый душу свою за овцы, прогнав оных душепагубных волков, бурю суемудрия укротил еси, верныя же научил еси триипостасному Богу взывати: аллилуйя».20 Таким образом, борьба с «расколом» и искоренение двоеперстия Димитрию Ростовскому вменялась в качестве одной из высших добродетелей, совершение которой было достойно церковного прославления и считалось одним из признаков святости митрополита. За два столетия, от времени правления Петра I до Александра III (1689–1894), синодом было канонизировано всего пять человек: четыре епископа и один монах21, что было названо русским философом Г. Федотовым «омертвением русской жизни»22. «Живая святость её покинула»23.
В 1903 г. Русской Православной Церковью в лике святых канонизируется подвижник и духовник Саровского мужского и Дивеевского женского монастырей (ныне г. Арзамас-16 Нижегородской обл.) иеромонах Серафим (Прохор Машнин). По вопросу защиты троеперстия и борьбы со староверием в житии Серафима Саровского есть несколько эпизодов. В монастырь к Серафиму привезли женщину, страдавшую параличом. Житие повествует: «Больная… раскрыла перед старцем, как на духу… что она родилась в православной церкви, но замуж вышла за раскольника, весьма закостенелого в своем лжеучении; вследствие долговременного влияния мужа и его семьи, она оттолкнулась от православия, за что Бог внезапно покарал ее… Благодатный старец спросил больную, верует ли она ныне в матерь нашу святую православную Церковь, и, на утвердительный ответ, приказал больной перекреститься троеперстным сложением…»24 В другом месте жизнеописания о. Серафим заявляет одному старообрядцу о невозможности спасения в его церкви.25 В Житии Серафима Саровского, вышедшем под редакцией архимандрита (будущего митрополита) Серафима Чичагова, Ф.Е. Мельниковым был найден следующий момент. Между Серафимом Саровским и одной из его почитательниц состоялся следующий разговор: «А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двоеперстным крестом»? — спросил её наставник. Женщина ответила: «К прискорбию, у нас все так молились». «Хоть и добродетельные были они люди, — сказал о. Серафим, — а будут связаны: св. православная церковь не принимает этого креста».26 Исходя из анализа материалов жития Серафима Саровского, можно сделать вывод о том, что этот святой, канонизированный господствующей церковью, видел в приверженности к двоеперстию свидетельство духовной слепоты, отсутствия веры и живого православного религиозного чувства.
Завершением обзора агиографического метода, используемого св. синодом и направленного на искоренение обычая двоеперстного крестного знамения, может стать высказывание еще двух русских богословов конца XIX — начала XX вв., прославленных Русской Православной Церковью в лике святых: протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, более известного под именем Иоанна Кронштадтского (канонизирован в 1990 г.), и епископа Феофана Затворника. Нельзя утверждать, что борьба со старообрядчеством являлась одним из оснований для канонизации прот. Иоанна и еп. Феофана. Оба представителя господствующей церкви прославлены в конце XX века, когда официальная вероучительная доктрина РПЦ приобрела благожелательный примирительный тон. Однако, при межконфессиональных спорах, со стороны последователей новообрядчества имели место ссылки на высказывания И. Кронштадского и Феофана Затворника по этой проблеме как на проявление доверия к духовному опыту почитаемых членами Русской Православной Церкви МП святых. О. Иоанн разъяснял: «Нельзя не пожалеть о тех коренных русских православных людях, которые по своему крайнему невежеству крестятся двуперстно. О них Господь сказал: «Раб, который знал волю отца своего и не делал по воле его, бит будет много».27 Епископ Феофан проблеме раскола посвятил несколько своих проповедей, в одной из которых в соответствии с основными доктринами защиты нового обряда утверждает, что двоеперстие было принесено на Русь незадолго после крещения еретиком Мартином Армянином, похожим, по словам еп. Феофана «на нынешних раскольников».28
Историками и богословами, придерживающимися троеперстия, также утверждалось, что этим же видом крестного знамения якобы пользовались известный святой Александр Свирский, живший в XV веке, а также прп. Александр Ошевенский.29
Таким образом, агиографическая традиция, порожденная духом и вероучением синодального периода РПЦ в XVII — конце XIX вв., направлена на обоснование троеперстия как обычая истинного и богоугодного, сила которого была явлена в откровении святым. Обоснование троеперстия таким религиозно-экзистенциальным способом было направлено на внушение верующим оставления вне церковной ограды, апостольской веры и Священного Предания всех христиан, имеющих обыкновение совершать крестное знамение двоеперстно.
Антистарообрядческая полемика о порицании двоеперстного крестного знамения, исходящая со стороны богословов и миссионеров господствующей Русской Православной Церкви имеет целую историю и характеризуется своей многоаспектностью. Введение троеперстия в молитвенную практику Русской Церкви начинает патриарх Никон. Он проводит целый ряд соборов, в том числе и с участием двух восточных патриархов. На соборах постановляется продолжать начатые патриархом и царем нововведения. Кроме того, во оправдание троеперстия Никон ведет активную писательскую работу. Его сочинения доступны для современного читателя.
Собор 1666–1667 гг. окончательно закрепляет вводимые в Церкви формы богопочитания, имеющие обыкновение применяться в обиходе православных греков, и под страхом церковного отлучения запрещает русским христианам возврат к прежним уставным особенностям. Собором 1666–1667 гг. была выпущена книга киевского монаха Симеона Полоцкого «Жезл правления», являющаяся частью соборных деяний. В этой книге автор делает попытку исторического опровержения двоеперстия и богословского обоснования нововведенной формы крестного знамения. Последующие синодальные богословы, такие как митр. Димитрий (Туптало), архиеп. Питирим Нижегородский, митр. Игнатий Сибирский, прот. А. Журавлев и др., в своих трудах фактически повторяют мысли деяний собора 1666–1667 гг., делая частые ссылки на сочинение Полоцкого. Сочинения вышеуказанных авторов отличаются некорректными способами ведения полемики, в контексте которой нередко можно встретить грубые и оскорбительные фразы в отношении старого обряда и его приверженцев. Митрополит Макарий Булгаков высказывается о двоеперстии и его почитателях в более мягкой форме, считая данный обычай предметом более позднего происхождения, в отличие от троеперстия. Агиографическая аргументация официальной церкви в пользу троеперстия была направлена на убеждение старообрядцев в том, что данный вид крестного знамения подкреплен святостью и прославлением тех подвижников, которые его употребляли. Кроме того, на стороне официальной церкви стояла вся мощь государства, т.к. неповиновение церкви приравнивалось к политическому диссидентству, инакомыслию, что самым наглядным образом давало о себе знать двоеперстное крестное знамение. Таковы в общей сложности средства аргументации и методы борьбы господствующей Русской Православной Церкви, направленные на искоренение обычая знаменоваться при совершении крестного знамения двоеперстно.
Всё это «церковное безобразие» закончилось, когда своё слово наконец-то замолвила дореволюционная историческая наука, доказавшая историческую правоту двоеперстия. Однако это уже совсем другая история.
