Дорогие братие и сестры!
Старообрядчество нередко упрекают в «обрядоверии», то есть в упрямом поклонении обрядам, считая их уважение к обряду чуть ли не идолопоклонством, поскольку не понимают, что обряд весьма важен в деле духовного спасения.
Сегодня причины, которые повлекли за собой раскол на Руси в XVII веке, кому-то кажутся малозначительными, второстепенными и даже глупыми и смешными, а сопротивление этим нововведениям – напрасным и безрассудным, «Разве ради этого стоило идти на мучения и лишать себя жизни?» – говорят они.
Но если, действительно, обряды – это «незначительные мелочи», то какой смысл реформаторам было возводить жестокие гонения на приверженцев старых обрядов? А если обряды, с которых ныне даже бывшими гонителями «сняты проклятия», значительны и спасительны, то к ним надо обязательно возвращаться.
После раскола господствующая церковь путем насилия требовала отказаться от обычаев и обрядов, совершаемых на Руси веками, и взамен признать превосходство греческих обрядов, к тому времени уже искажённых под влиянием католичества. В начале раскола приглашённые в Москву греческие церковные авантюристы и проходимцы с наглостью объявили древний русский обряд (утвержденный Стоглавым Собором 1551 года) – «плодом темноты и невежества». Фактически, вера, с которой неразрывно связан обряд, вера, которой спасался русский народ, – вера, с помощью которой одерживали победы над завоевателями, – вера, которая явила миру сонм русских святых, – эта вера вместе с обрядами объявлялась следствием «ошибок и невежества».
О деяниях Стоглавого Собора сторонники изменений и исправлений писали, что деяния писаны «не рассудительно, простотою и невежеством», и митрополит Макарий, возглавлявший Собор 1551 года был «обличён» ими также в невежестве: «мудроваше невежеством своим безрассудно».
Реформы уничтожали святая святых – благочестивую старину и древнерусские православные обряды и традиции, с которыми взошла Древняя Русь на высоту святости. Об этом писал огнепальный протопоп Аввакум (330-летие со дня мученической кончины отмечается в этом году): «Припади, брате, к старине той, гонимой всеми, сердцем и всей душой! Тут живот наш весь сокровен в Бозе». Священномученик Аввакум и те, кто ценой своей жизни отстоял истинное православие, понимали всем сердцем и душой, что нет мелочей в вере, что только сохранив всю полноту предания можно спасти свою душу. О святой старине писал и святой Викентий Лиринский, живший в Vвеке: «А если новая какая-нибудь зараза покусится запятнать не частичку уже только, но всю одновременно Церковь? – Тогда, значит, надобно пристать к древности, которая, разумеется, не может быть обольщена никаким коварством новизны».
В Церковном предании отражена духовная жизнь многих поколений христиан. Обряд в своё время был порожден великой верой и мыслью святых отцов, их огромным духовным опытом. Святая Церковь создала обряд, в нем было закреплено пережитое духовное настроение боговдохновенных отцов Древней православной Церкви и наших благочестивых предков – подвижников Святой Руси.
И если человек неравнодушен к религии и душа его не спит, то, исполняя обряд, он вновь и вновь переживает духовное состояние во время молитвы; при совершении внешнего обряда душа его наполняется внутренней животворящей благодатию, одухотворяется той силой Духа, которая вела к Богу верующих предков на протяжении многих веков.
Потому так настойчиво говорит апостол о сохранении церковных преданий: Стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим (2 Сол. 2; 15), и ученику своему пишет: Предание сохрани (1 Тим. 6; 20), –а от тех, кто не соблюдает церковное предание, повелевает отлучаться (2 Сол. 3; 6).
Святой священномученик Авва́кум, проповедуя неприятие никоновских новин, связанных с изменением обрядов, восклицал: «Воспрянь и исповедуй Христа Сына Божия громко предо всеми! По́лно таиться! А хотя и бить станут или жечь, ино и слава Господу Богу о сем. Не задумывайся! С радостью Христа ради постражди!».
Во времена раскола гонители вопрошали православных: «Како веруешь?», – и не боясь мучений правдолюбцы смело подымали руку, сложенную в двуперстное крестное знамение, хотя понимали, что эта приверженность старому обряду может стоить им жизни.
Современному маловеру, с пренебрежением относящемуся к церковным обрядам, может показаться странным желание умереть за «единый аз», а для искренно верующего человека невозможен компромисс в делах веры; ему не позволит совесть «для виду» перекреститься троеперстием, а в «душе верить» по-старому и за углом молиться двуперстно. Надо понимать, что во времена раскола на Руси верою был пронизан каждый шаг жизни христианина, а верующая семья была благочестивой домашней церковью.
Возможно ли объяснить удивительное сопротивление русского народа введению «нови́н» только религиозным фанатизмом, невежеством и суеверной привязанностью к обрядам, как порой утверждают современные историки? Конечно, нет.
Что же такое обряд и в чём его смысл? Обряд – это внешнее выражение внутреннего религиозного чувства. В церковных таинствах и служебных чинах духовное и материальное связано неразрывными узами, подобно сочетанию двух природ Божественной и человеческой во Христе, пребывающим в Нём «нераздельно и неслиянно», по определению Собора святых отец. В таинствах Бог благодатию Святого Духа освящает наши души, а наши тела освящаются чувственно водою, елеем, хлебом и вином, претворённым в Тело и Кровь Господа, – и всё это вкупе дарует нам спасение. В религиозном понимании духовная идея неразрывно связана с формой выражения и они как бы срастаются между собой.
Обряд, выделенный как некая часть богослужения и оторванный от всей полноты церковных таинств, – понятие не православное и, по сути своей, глубоко чуждо христианскому вероучению. Само наименование «старообрядцы» было придумано приверженцами новых обрядов, с целью вменить староверам «обрядоверие» и этим их унизить и оболгать. Еретическая мысль о том, что в церковной службе можно разделить «внутреннее» и «внешнее» зародилась в католическом богословии. Западная школа начала учить, что якобы в священнодействии есть первостепенное, существенное таинство, и не существенное и второстепенное – внешние обряды. Это понятие, по слову апостола, безчинно ходящих, а не по преданию, еже прияша от апостол (2 Сол. 3, 6) по своей сути было глубоко чуждо духу христианского учения, утвердившемуся на Руси. Обряд и обычай – не есть нечто оторванное от жизни, условное, произвольное, легко изменяемое волей человека, – а напротив, органически связан с церковной жизнью, опыт, которым он вырабатывался. После принятия христианства Русью постепенно путем колебаний, споров, борьбы и молитв сложился на Святой Руси тот выстраданный столетиями строй обрядов, который сохраняют староверы как безценное сокровище. Епископ Арсений Уральский, отвечая никонианскому иеромонаху на вопрос о том, является ли обряд догматом веры, говорил: «Вы спрашиваете, как мы признаем перстосложение для крестного знамение, за догмат веры или за обряд христианский? На это скажу Вам, что это признаю за предание Святой Церкви, и даже такое предание, без которого не совершается ни едина тайна церковная и ни один христианин не должен быть свободным от повсегдашнего употребления этого предания. А какую раздельность имеет догмат веры с обрядом христианским? Извините, я строго различить не могу, и думаю так, что никакой догмат веры христианской не может быть объявлен и выражен без обряда христианского».
До раскола у русских людей были свои духовные и бытовые традиции, веками выработанные, укоренившиеся обряды, которые вполне соответствовали религиозным чувствам русской души. Пойдя западным путем, реформаторы русского общества стали насильно и бездумно насаждать чуждые обычаи, как например это было в петровские времена с бритьём бороды и введением новой одежды, которая к тому же не соответствовала суровому русскому климату.
Старообрядчество «духом восстало», по слову епископа Михаила Семёнова, против кощунственного покушения на святые обряды.
Епископ Михаил Семенов в статье «Нужны ли обряды?» пишет: «Обряд – видимый покров незримой тайны, незримой истины, живое тело живой души. И вместе с тем он есть те ступени, по которым миллионы верующих века и века восходили к Богу. Равнодушные к самой религии, посещающие храм только урывками, остающиеся в нем всего на несколько минут, естественно глухи к тому, что скрыто за одеждой обряда, и не бывают в состоянии постигнуть его существо и дух. Это люди «душевные», а не духовные и над ними сбываются слова святого апостола: Душевен человек не приемлет яже от Духа Божия: юродство бо ему есть, зане духовне востязуется (1Кор. 2, 14)», –то есть постижение духовного испытывается силой и глубиной веры.
Церковь есть общество людей, объединенных одной верой, одними догматами и обрядами. И если это так, то в ней должна быть общая дисциплина, не допускающая произвольного изменения и разрушения этих догматов и обрядов. Если же потакать тем, для кого малозначительны предания и обряды, то вскоре мы будем иметь столько религий, сколько людей.
В начале церковного раскола святой священномученик Авва́кум говорил: «Если начали менять, то изменениям не будет конца». Пренебрежение к дораскольной церковной традиции и древлему благочестию привело Синодальную церковь к аномальной церковной жизни, о которой писал в своё время епископ Андрей Ухто́мский: «Никонианство – это не просто новые обряды, это заниженный уровень духовной жизни, приземлённость. Окатоличенное, обливательное, с неканоничной иконой, зодчеством – это более душевность, а не духовность. Это законное право на «духовное разгильдяйство» (с уставом – аще изволит настоятель)…». Всё, о чем писал епископ Андрей, он хорошо знал изнутри своей церкви.
Отрадно, что сегодня интерес к древним традициям все более возрастает даже у нестарообрядцев. В интервью митрополита РПЦ МП Илариона можно прочесть отрадные высказывания: «Старый обряд – эталон для церковной жизни», – или: «Русская церковная старина не только сегодня востребована, но и нуждается в реабилитации».
Любой грех, тем более грех раскола и насилия, искупается покаянием. И шагами к этому покаянию со стороны новообрядческой церкви могут быть историческая объективная оценка происшедшего и, главное, действия по возвращению к дораскольному церковному строю, спасительному, здоровому, русскому благочестию. Снятие клятв с обрядов в 1971 году подтвердило, что новообрядцы заблуждались, а старообрядцы отстояли, спасли от чуждого влияния истинную веру, заповеданную дораскольными русскими святыми.
Новообрядческий митрополит Филарет Дроздов писал: «Старообрядчество спасло в XVIII – XIX вв. Россию от католичества»,– хотя это утверждение ему не мешало быть гонителем староверов как якобы «раскольников». В те времена, о которых писал митрополит Филарет, любые изменения в Синодальной церкви рассматривались с учётом того, как эти изменения будут восприняты старообрядцами. Фактически старообрядчество самим своим существованием спасало даже Синодальную церковь от латинской ереси – деления обрядов на важные и неважные, и отношению к обрядам и традициям, как к вещам средним и для спасения неважным, что выродилось в «безобрядовость» протестантов.
В послераскольные времена на Руси сложилось мнение о старообрядцах как о ревностных последователях заветов Святых Отцев и апостолов. Эта репутация строгих исполнителей истинных обрядов, в которых нет неважных мелочей, обязывает нас не грешить против преданий древней Церкви и с усердием, благоговением и вниманием исполнять их.
К сожалению, современное маловерное духовное состояние нашего общества, прошедшего через десятилетия атеистического разрушения, не могло не отразиться и на старообрядчестве. Старые добрые устои и обычаи порой не имеют такой силы и крепости, как в старые времена, многие подражают манерам и моде окружающего бездуховного общества, не желая в среде толпы быть «белой вороной». Это касается как бытовой, так и церковно-обрядовой жизни.
Грустно и досадно смотреть на тех старообрядцев, которые с небрежением исполняют крестное знамение и кивают главами вместо поклонов. Во имя поддержания церковного благочестия пастырям необходимо личным примером или тактичным замечанием поддерживать и сохранять обычаи и обряды наших благочестивых предков.
К сожалению, сегодня старообрядки нарушают благочестивые обычаи покрывать голову, не носить мужской одежды, не стричь волос. Апостол напоминает женам, что покрытая глава жены это [знак] власти [над нею] мужа (1 Кор. 11, 10), и далее он рассуждает лепо ли есть жене откровенней [главою] Богу молитися? (1 Кор. 11, 13). Не самое ли естество учит вы, — пишет апостол, – яко муж убо, аще власы растит, безчестие ему есть. Жена же аще власы растит, слава ей есть, зане растение власом, вместо одеяния дано бысть ей (1 Кор. 11, 15).
Многие из мужчин старообрядцев также ныне не желают повиноваться слову Церкви. Закон, данный людям Богом через Моисея, гласит: «постризало да не взыдет на брады ваша, себо мерзость Господеви» (Кормчая, гл. 47). Апостолы же говорят, что брадобритие и пострижение бороды – признак еретичества, и запрещают верным таких принимать в своё общение, а об умерших – запрещает петь церковное погребение. «Обнажающий бороду свою, чтобы нравиться, как сопротивляющийся закону, мерзок будешь у Бога, создавшего тебя по образу Своему», – говорит постановление апостольское. Святитель Иоанн Златоуст пишет по этому вопросу следующее: «Что же хуже и противнее того, чтобы бороду – образ мужа – остригать, а волосы на голове отращивать».
Мы видим, что апостолы и святители бритьё и пострижение бород называют мерзким и противным Богу, посему те, кто не чужд православия, не должны по легкомыслию нарушать учение Святой Церкви. Послушание Церковным правилам говорит о духовном преуспеянии человека, о его смирении и кротости. И это важно даже для ангелов, как утверждает апостол, потому что ангелы более чем люди способны оценить умение покоряться божественной добродетели.
В заключении хотелось бы пересказать глубокую по смыслу легенду, изложенную в проповеди епископа Михаила Семенова «Нужны ли обряды?»: «Несли сосуд с драгоценной жидкостью, все падают перед ним ниц, все целуют сосуд, заключающий эту драгоценную животворящую влагу, но восстают люди и начинают кричать: «Слепцы, чего вы сосуд целуете, дорога́ лишь животворительная влага, в нем заключающаяся, до́рого содержимое, а вы целуете стекло, простое стекло, и стеклу приписываете святость… Идолопоклонники, бросьте сосуд. Обожайте лишь живую влагу, а не стекло».
И вот разбили сосуд, живящая влага разлилась по земле и исчезла в земле, разумеется. Сосуд разбили и влагу потеряли…
Эта прекрасная легенда направлена против врагов обряда».
Богу нашему слава, ныне и при́сно, и во́ веки веко́м, аминь!
