— О. Евгений, вы посетили всемирный саммит религиозных лидеров. Как вы полагаете, нужны ли подобные мероприятия и какие вопросы на них должны обсуждаться?
— Высокопреосвященнейший Корнилий, старообрядческий митрополит Московский и всея Руси, поручил мне участвовать в прошедшем саммите в качестве наблюдателя от Русской Православной старообрядческой Церкви. Этот международный форум прошел с 3 по 5 июля в Москве, в Президент-Отеле — гостиничном комплексе администрации президента России.
За пару дней до открытия саммита на пресс-конференции мне пришлось отвечать на вопрос, что старообрядцы ожидают от предстоящего саммита. Тогда я сказал: «Наше самое главное ожидание — чтобы удалось найти больше взаимопонимания в вопросах уважения религиозных ценностей, в которых взгляды представителей различных религиозных систем и течений могут расходиться. Если будут выработаны общие методы подхода к защите традиционных ценностей каждой конфессии так, чтобы никто из ее представителей не чувствовал себя ущемленным, — это было бы самым дорогим, самым важным, на что мы надеемся, если говорить о возможных итогах предстоящего саммита».
Действительно, вспоминая драматичную историю старообрядчества, которое было два с половиной века гонимо в родной стране от своих же собратьев-христиан и именно за религиозные убеждения — за верность многовековой русской религиозной традиции, можно понять, насколько прочувствована старообрядцами реальная свобода совести, свобода исповедания веры. Но приверженцы древлего благочестия, будучи несправедливо и столь жестоко преследуемы, всегда оставались законопослушными гражданами своего государства и патриотами своей Родины, которая в те времена была к ним вовсе немилосердна. Следуя призыву Спасителя «благословляйте ненавидящих вас», староверы всегда стремились избежать силового сопротивления и предпочитали либо терпеть лишения, преследования и страдания за свои убеждения, либо бежать на край света — туда, где не достигнет рука гонителей.
Но сегодня старообрядческая тактика «сопротивления злу ненасилием», надо сказать, далеко не типична и мало кому близка. Сегодня на религиозные (как и на политические) притеснения стало принято отвечать террором и экстремизмом… Это страшно, и это может стать глобальным мировым бедствием. Но путь к предотвращению (или ослаблению) этой опасности, по нашему пониманию, в воспитании терпимости и уважения к людям с другими взглядами (даже если кто-то считает эти взгляды неправильными). Иного пути нет.
— Вы рассказали об ожиданиях. Но саммит уже завершился; в какой мере он оправдал ваши надежды?
— Впечатление от состоявшегося форума неоднозначное. С одной стороны, такие встречи необходимы, но по нашему пониманию более уместно их проводить под эгидой государства. Это, по крайней мере, будет более понятно с церковно-канонической точки зрения.
Хотя в задачи саммита не входило обсуждение богословских вопросов, проблемы сближения церквей или идеи создания единой религии — всего того, что связано с понятием «экуменизм» и не было попыток устроения совместных молебствий, однако важно понимать: сами подобные контакты только тогда смогут принести реальный позитивный результат, когда торжественно-декларативный тон их итоговых документов сменится искренним, неподдельным вниманием к взглядам КАЖДОГО участника подобных встреч — без деления оных на «основных» и «прочих».
Отрадно, что в последнее время в политической и деловой жизни нашего государства встречаются примеры не-заорганизованных, конкретно-деловых, направленных на достижение результата процессов, позволяющих находить нестандартные решения существующих проблем. Надо стремиться шире внедрять практику открытости и в решение проблем религиозного плана.
— Какие изменения наблюдаются в российском конфессиональном пространстве в последние годы?
— Продолжают развиваться уже знакомые тенденции. Нас тревожит то, что становится все больше фактов отступления от буквы и духа государственного Закона о свободе вероисповеданий. Наиболее распространенная схема таких отступлений, когда одной из конфессий вручаются, по сути, экспертные или даже посреднические функции в отношениях государства с другими конфессиями. С одной стороны, такой феномен объясним с точки зрения интересов как самой этой конфессии (которая в этом случае приобретает своеобразную исключительность), так и региональных госорганов (которые избавляются от лишней головной боли). С другой — надо понимать, что такой «эксперт» и «посредник» по определению не может быть вполне объективен, и важнейшее достижение современной российской демократии — гарантированное законом равенство всех религиозных организаций перед государством — де-факто оказывается ослабленным, его подменяет принцип двойных стандартов…
Другая очевидная тенденция — стремление наиболее распространенной в каждом отдельном регионе конфессии к усилению своего влияния на органы местного самоуправления. В некоторых регионах это уже привело к установлению столь тесного взаимодействия духовных и светских руководителей, что со стороны может показаться, будто духовные лица уже являются штатными сотрудниками местной администрации. В других субъектах Федерации продолжается скрытая борьба за влияние, но органы государственной власти стремятся сохранить свое собственное лицо.
Подобный феномен чем-то напоминает известную практику государственно-церковных отношений в синодальный период русской истории.
Но, с какой бы стороны мы ни оценивали эту тенденцию, важно понимать, что она неминуемо ведет к перекосу в сфере государственно-конфессиональных отношений, к нарушению равновесия, и это в любом случае плохо. Плохо прежде всего для самой той конфессии, которая претендует на исключительность, потому что получение неоправданных полномочий зачастую развращает духовный климат и может способствовать внутреннему загниванию. Плохо и для остальных конфессий, потому что такое одностороннее посредничество зачастую создает препятствия на пути нормального разрешения вопросов в государственных органах и поэтому воспринимается как религиозная дискриминация, что чревато возникновением напряжений.
Тем не менее значительное число государственных чиновников высокого ранга (причем зачастую сами — верующие люди!) осознают опасность чрезмерного единения государственных органов и церковных структур какой-то одной (пусть даже самой многочисленной) конфессии. Поэтому я не считаю, что сегодня феномен господствующей церкви может возродиться в качестве, близком к синодальному периоду истории. Но надо сделать все для того, чтобы свобода вероисповедания в нашем государстве осталась реальной категорией, а конфессиональное пространство современной России было максимально справедливым и свободным.
